Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.
Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.
Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.
Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.
И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.
И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-
Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...
О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
Семантическое происхождение ямба толкуется по разному - от названия музыкального инструмента до имени служанки богини Деметры. Трехстопный вариант не самый распространенный в русской поэзии. Оно и понятно: до медитативности пятистопного не хватает разбега, до онегинской мнемоники не хватает содержания, для акцентированности двустопника слишком болтлив. Что-то кабацкое проглядывается в этой прозрачности - «подруга думы праздной,
чернильница моя». Давид Самойлов решает эту проблему тем, что использует исключительно женские рифмы, возвращаясь в этом смысле в доломоносовские времена и усиливая элегичность размера - и поэтому к «нельзя беречься» подбираешься уже в нужном настроении☺
Click to view