Новый год в селе Сметанкино
Начало
Дальше
Дальше
8
Ледяница смотрела из кустов на Леночку, не отрываясь, и черные глаза ее блестели странно. В руках у нее были зажаты красные ягоды шиповника, и она, когда девочка загляделась на пушистую гряду облаков, бросила ягоды на белый снег.
Леночка заметила красную россыпь, и удивилась - кто рассыпал ягоды, пока она глазела на небо? Белка? Птица-клест? Она подъехала чуть поближе, неуклюже переставляя ноги на маленьких лыжах.
"Ягоды-ягоды, кто вас рассыпал? я хочу Барби рассказать!"
"А ты подойди поближе, я тебе все и расскажу. А ты уж Барби потом перескажешь", - донесся до нее нежный, похожий на перезвон колокольчиков, голос.
Леночка подняла глаза на женщину в белых одеждах. "Ты кто? Снегурочка?"
"Я - Ледяница". "Это такая Снегурочка?" "Да. Подойди, не бойся. Я дам тебе притронуться к моему месяцу!", - и Ледяница указала на серебряное украшение во лбу.
Леночка подошла поближе, сняла с руки мохнатую варежку и притронулась пальцем к центру серебряной пластинки. И только она коснулась холодного металла, как глаза ее стали как сонные, нездешние, и девочка застыла на месте, как вкопаная.
"Ах-ха-ха!", - раздался серебристый смех Ледяницы. - "Месяца моего захотела? Ах-ха-ха!" И с этим легким смехом исчезла она между деревьев.
Леночкино исчезновение не осталось совершенно незамеченым. Снеговик, стоявший как раз посреди двора, прекрасно видел и ее круги вокруг горки, и то, как она выехала за калитку. Сначала он не придал этому значения, но время шло, а девочка все не возвращалась. Снеговик неуютно поежился. Не далее как позавчера Дом велел всем своим обитателям приглядывать за жильцами, и Снеговик, хоть и появился на свет совсем незадолго до этого, считал себя ответственным за них наравне со всеми.
Прошло еще минут пятнадцать, и ему стало совсем не по себе. Ходьба обычно не входит в привычки снеговиков. То есть, они могут немного передвигаться - придвинулся же он той ночью к окну, чтобы участвовать в общей беседе - но это не ходьба, а, скорее, скольжение по снегу, и заниматься этим снеговики предпочитают ночью, когда никто не может их увидеть. Днем же передвигаться снеговикам не следует, и наш Снеговик знал это очень хорошо, однако же беспокойство и чувство долга понемногу перевесили запрет. Тихо-тихо Снеговик повернулся на своем широком основании в одну сторону, затем в другую. Сделать это оказалось нелегко, потому что снег смерзся, и Снеговику пришлось порвать ледяную корку, отчего по его телу прошли небольшие трещины. После того, как корка была разрушена, дело пошло легче, и минут за десять ему удалось проскользить почти до самой калитки, откуда ему стало видно и заснеженую низину, и кусты, и девочку, застывшую с вытянутой рукой. На снегу алела россыпь упавших ягод.
Снеговик не знал, в чем дело, но почуял: беда. Пока он соображал, что же стоит делать дальше и в каком направлении скользить, на калитку вспорхнула вылетевшая из леса сорока, которая, как всем известно, приносит новости на своем хвосте.
"Девочку не уберегли!",- затрещала горластая птица. "Ледяница ее и застудила! Еще немного - и обратится ребенок в чистый лед, в чистый лед!" И с этими словами сорока взмахнула крыльями и понеслась дальше, разносить ужасную весть.
Снеговик от услышанного чуть не разорвался на двое - с одной стороны, ему хотелось быть рядом с Леночкой, хотя он точно знал, что не сможет ей помочь, с другой - надо было срочно доложить о произошедшем Дому. Дело в том, что Дом, хоть и имеет окна, которые людям кажутся глазами, однако ничего этими глазами увидеть не может. Окна - это не для Дома, это для людей. Дому не нужно никаких глаз, чтобы каждую сeкунду знать, что и где происходит в его глубинах, в каждом маленьком закутке. Иногда, если он достаточно стар, дом может знать и о том, что происходит во дворе. Но то, что происходит за границами двора, для любого дома - совершенная тайна, о которой он и не узнает, если никто ему не сообщит.
От противоречивых порывов трещины в теле Снеговика углубились, и от нижнего, самого большого шара откололось несколько кусочков. Снеговик принял решение и заскользил к Дому. Но, видимо, что-то серьезно нарушилось в его теле, и при скольжении он начал терять все большие куски, а с ними и форму, прямо на глазах. Вот покосился на своем основании средний шар... Отломился кусок от правого бока, вместе с рукой-веткой... Съехало с головы и покатилось к забору красное ведерко...
Снеговик скользил из последних сил. Все внутри него дрожало и сыпалось мелким снегом. Но об этом не думал. Он просто очень спешил.
К тому моменту, когда он, наконец, припал к бревенчатой стене, он уже нисколько не походил на снеговика, а, скорее, напоминал рыхлый сугроб, в котором почему-то чернел, словно глаз, уголек. Слабея, он прошептал в теплую стену то, что услышал от Сороки, и рухнул бесформенной снежной кучей, изнутри которой выпала длинная морковка и выкатилась к центру двора.
Дом нахмурился. Произошло нечто страшное и, может, необратимое, и сам Дом помочь беде не мог никак. "Брунгильда!" - рявкнул он так, что в шкафчике на кухне звякнула посуда.
"А? Чего?" - Брунгильда высунула сонную недружелюбную морду из гнезда. Ей было совершенно некогда, но с Домом спорить было непринято.
И всего через несколько секунд Брунгильда обнаружила, что скачет по глубокому снегу, который неприятно холодит ее теплое розовое брюхо, проникая под шерсть. Она добежала до девочки, которая застыла в нелепой позе, будто хотела дотянуться то ли до высокой ветки, то ли до невидимой звезды. Впрочем, Брунгильду интересовало совсем другое. Она ткнулась девочке в ногу своим мокрым подвижным носом, и нос сказал ей, что девочка замерзает, уже почти замерзла, но все же еще жива, и что если очень, очень поторопиться... Времени терять было нельзя ни секунды.
Сама Брунгильда помочь была бессильна - она была очень мала по сравнению с Леночкой, и всего тепла ее маленького тельца не хватило бы на то, чтобы отогреть хотя бы одну ладошку. Но она знала, кто может помочь. Стремглав бросилась она назад, к Дому, в свою кладовку, и, под недоуменное молчание стен, вытащила из гнезда большую корку от недогрызенной Мариком сладкой булки. С этой-то коркой она и бросилась вновь на улицу, во двор, потом в соседний. В соседнем дворе ее уже поджидал Васюк. С нехорошим выражением морды он отделился совершенно бесшумно от стены и встал на пути. "Зачем пожаловала, соседушка?"
Любые стратегические переговоры пойдут лучше, если дипломатические колеса смазать хорошим маслом. Слова "дипломатия" Брунгильда не знала, что не мешало ей вовсю использовать законы этой непростой для постижения науки. Сладкая корка вполне сошла за масло, а обещание других даров - очень, очень скоро - размягчила сердце настороженного соседа. Путь к сердцу лежит через желудок, и эта древняя истина подтверждает себя вновь и вновь.
Васюк был не глуп, но все же не сразу понял, что именно от него требуется. По правде сказать, таких странных идей он еще не встречал в своей довольно длинной и полной приключениями жизни. Впрочем, хорошая оплата оправдывает самые странные задания, и не только у крыс. "Сколько хлеба ты принесешь? Это нам. а еще Баб Люсиным - им тоже надо. А у тебя есть столько?" Когда Брунгильда твердо пообещала, что хлеб будет, и, может, даже больше, чем обещано (а Брунгильдины обещания - это тебе не то, что лай Жучки-пустобрешки, по ветру не развеются), дело заспорилось. В считаные минуты целая стая крыс пролезла под воротами со двора бабы Веры во двор бабы Люси, и, после коротких переговоров с тамошним вожаком Митяем, стая увеличилась в размерах втрое и густым серым покрывалом поползла в хлев.
В хлеву корова Зорька только закончила вылизывать теплым шершавым языком своего новорожденного теленка, рыженького с белыми подпалинами.
Наверное, не надо никому рассказывать о том, что коровы не любят крыс. Это не новость, потому что, по правде говоря, крыс не любит никто. Увидев несметные полчища серых разбойников, Зорька испуганно замычала.
"А ну, успокойся!" - в одно мгновение Митяй взобрался по дощатой стене хлева прямо к испуганному Зорькиному глазу, в котором уже наливались ужасом красные жилки. - "Мы по-серьезному. Дело есть для тебя. Как сделаешь - мы все исчезнем, убежим, как и не было. Тут же. Ну а не сделаешь... Сама понимаешь - нас так много, что разобрать твоего Рыжего по косточкам - дело минутное, никто из людей и прибежать не успеет".
Он взобрался еще немного повыше и закричал прямо в Зорькино ухо, дергающееся от щекотки, что именно надо сделать. А тем временем поток крыс уже лез по наружной двери хлева, зверьки взбирались на железное плечо засова, и, когда их набралось около сотни, засов заскрипел и медленно пополз вверх. Баба Люся была в этот момент занята на кухне - чей-то длинный серый хвост смахнул со стола ее очки, и она, стоя на коленях, перебирала по полу руками, пытаясь нашарить драгоценный инструмент. Так что увидеть, как Зорька выходит со двора и направляется к лесу, ступая как бы по серому ковру, который чудесным образом передвигался вместе с ней, хозяйка Зорьки не могла никак.
Леночка видела старнный сон.
В этом сне звенели бубенчики, хлопали хлопушки, и крутилась веселая карусель. Над каруселью кружилась огромная белая бабочка, и Леночка, которая сидела на коне, все хлопала ладошками каждый раз, как бабочка пролетала над ней, но никак не могла ее поймать. Бабочка с каждым кругом спускалась все ниже и ниже, и вот мазнула крылом по лицу девочки, потом, через круг, еще раз... Крыло становилось все больше и больше, оно было почему-то мокрым и шершавым, Леночка пыталась увернуться от него, но у нее ничего не выходило - бабочка настойчиво находила ее и хлопала мокрым махровым полотенцем по носу и по щекам. Конь, на котором сидела Леночка, вдруг повернул к ней голову и, вращая огромными грустными глазами, сказал протяжно: "Му-у".
Леночка распахнула глаза. После этого она вскочила и с криком "Мама!" бросилась во двор.
"Все свободны" - громко произнес Васюк, и крысы, как по мановению волшебной палочки, порскнули в разные стороны и исчезли. Зорька повела головой и потрусила в хлев, спеша проверить, не обманули ли ее серые разбойники, и все ли в порядке с доверчивым рыжим теленком.
9
Катя как раз входила во двор, нагруженная сумками, когда Леночка с криком вбежала через боковую калитку и споткнулась о странную кучу снега с морковкой наверху.
"Ты где была?" - строго спросила Катя. "Кто тебе разрешил выйти со двора? Смотри, ты так мчалась, что разнесла на кусочки нашего снеговика!"
Катя вошла в кухню и достала из сумки большую стеклянную банку с молоком, поменьше - с густой жирной сметаной. Развязала узел платка, отчего сам платок упал на плечи, села за стол и задумалась.
Из головы не шел поход к бабе Люсе - сухонькой шустрой старушке. Катя боялась, что старуха пристанет к ней с расспросами - кто, да что, да откуда - ей совершенно не хотелось ничего никому ни рассказывать, ни объяснять, но баба Люся почти ничего не спросила, только "Хорошо ли устроились" и "Ночью не зябко ли?", а, наоборот, пустилась сама рассказывать, и рассказ у нее получился долгий, так что Катя успела выпить полторы чашки чая с брусничным вареньем, а чашки у бабы Люси были не то, что "городские финтифлюшечки", а серьезные, литровые.
Рассказывала же баба Люся про племянницу, тоже Люсю, которая долго и счастливо жила на другом конце Сметанкино с мужем и детьми, а потом Люсина семья решила заняться бизнесом. Дело пошло, появились деньги, на деньги была куплена машина, квартира в городе.
"И вот жить бы радоваться", - вела речь Люся старая - "А ничего даром не проходит, нет. Мужик-то загулял у ей. Деньги есть, за скотиной ходить не надо, до свету вставать не надо, время появилось, да и в разъездах он все время, жене не уследить, если что. Раз поздно приехал, два - на ночь задержался, а когда Люська прочухалась - так все уж, поздно. Ее с ребятишками вон из дома, а сам жену молодую привел, кралю блондинистую. И денег на ребятишек дает в обрез, а то краля губы надует. А жил бы в деревне, так и до сих пор бы в семье мир был, здесь-то не больно загуляешь, на виду все, и бесстыдства такого нет."
Рассказ старухи встревожил Катю. Ей не было дела до глупой Люси, пропустившей появление на горизонте крали, но кто знает, а вдруг нахлынувшее богатство приведет к тому, что и у Семен Семеныча появятся в голове шальные мысли?
Крали, жадные до чужих мужей, а еще вернее, до их денег, водятся повсеместно.
А вдруг баснословный выигрыш принесет в семью не счастье, а горе? Деньги-деньгами, но потерять своего родного Семена Семеныча Катя была решительно не согласна. А и где он ходит? - думалось ей. В последнее время все на нервах было, ругались, а вдруг надоело ему Катино брюзжание? Вдруг сейчас уже высматривает себе молодую умную стерву, которая будет соглашаться с каждым словом, которая уведет тихой сапой дорогого мужа?
Катя уже рисовала в своем воображении сцены развода, потерянные взгляды детей и собственное положение соломенной вдовы, когда дверь хлопнула, и Семен Семеныч собственной персоной вошел в дом, обхлопав припорошенную снегом шапку об косяк.
- Сеня! Наконец-то!
И, к изумлению Семен Семеныча, поотвыкшего от сантиментов, на шее у него повисла с крепким объятиями дорогая и любимая жена.
- Ну, что, архаровцы, как дела? Обедать-то будем? - весело спросил Семен Семеныч, расцеловав жену.
И тут же добавил: “Катя, а Марик где? Он еще не весь колодец перетаскал?”
Марика дома не было.
Дальше
Дальше
8
Ледяница смотрела из кустов на Леночку, не отрываясь, и черные глаза ее блестели странно. В руках у нее были зажаты красные ягоды шиповника, и она, когда девочка загляделась на пушистую гряду облаков, бросила ягоды на белый снег.
Леночка заметила красную россыпь, и удивилась - кто рассыпал ягоды, пока она глазела на небо? Белка? Птица-клест? Она подъехала чуть поближе, неуклюже переставляя ноги на маленьких лыжах.
"Ягоды-ягоды, кто вас рассыпал? я хочу Барби рассказать!"
"А ты подойди поближе, я тебе все и расскажу. А ты уж Барби потом перескажешь", - донесся до нее нежный, похожий на перезвон колокольчиков, голос.
Леночка подняла глаза на женщину в белых одеждах. "Ты кто? Снегурочка?"
"Я - Ледяница". "Это такая Снегурочка?" "Да. Подойди, не бойся. Я дам тебе притронуться к моему месяцу!", - и Ледяница указала на серебряное украшение во лбу.
Леночка подошла поближе, сняла с руки мохнатую варежку и притронулась пальцем к центру серебряной пластинки. И только она коснулась холодного металла, как глаза ее стали как сонные, нездешние, и девочка застыла на месте, как вкопаная.
"Ах-ха-ха!", - раздался серебристый смех Ледяницы. - "Месяца моего захотела? Ах-ха-ха!" И с этим легким смехом исчезла она между деревьев.
Леночкино исчезновение не осталось совершенно незамеченым. Снеговик, стоявший как раз посреди двора, прекрасно видел и ее круги вокруг горки, и то, как она выехала за калитку. Сначала он не придал этому значения, но время шло, а девочка все не возвращалась. Снеговик неуютно поежился. Не далее как позавчера Дом велел всем своим обитателям приглядывать за жильцами, и Снеговик, хоть и появился на свет совсем незадолго до этого, считал себя ответственным за них наравне со всеми.
Прошло еще минут пятнадцать, и ему стало совсем не по себе. Ходьба обычно не входит в привычки снеговиков. То есть, они могут немного передвигаться - придвинулся же он той ночью к окну, чтобы участвовать в общей беседе - но это не ходьба, а, скорее, скольжение по снегу, и заниматься этим снеговики предпочитают ночью, когда никто не может их увидеть. Днем же передвигаться снеговикам не следует, и наш Снеговик знал это очень хорошо, однако же беспокойство и чувство долга понемногу перевесили запрет. Тихо-тихо Снеговик повернулся на своем широком основании в одну сторону, затем в другую. Сделать это оказалось нелегко, потому что снег смерзся, и Снеговику пришлось порвать ледяную корку, отчего по его телу прошли небольшие трещины. После того, как корка была разрушена, дело пошло легче, и минут за десять ему удалось проскользить почти до самой калитки, откуда ему стало видно и заснеженую низину, и кусты, и девочку, застывшую с вытянутой рукой. На снегу алела россыпь упавших ягод.
Снеговик не знал, в чем дело, но почуял: беда. Пока он соображал, что же стоит делать дальше и в каком направлении скользить, на калитку вспорхнула вылетевшая из леса сорока, которая, как всем известно, приносит новости на своем хвосте.
"Девочку не уберегли!",- затрещала горластая птица. "Ледяница ее и застудила! Еще немного - и обратится ребенок в чистый лед, в чистый лед!" И с этими словами сорока взмахнула крыльями и понеслась дальше, разносить ужасную весть.
Снеговик от услышанного чуть не разорвался на двое - с одной стороны, ему хотелось быть рядом с Леночкой, хотя он точно знал, что не сможет ей помочь, с другой - надо было срочно доложить о произошедшем Дому. Дело в том, что Дом, хоть и имеет окна, которые людям кажутся глазами, однако ничего этими глазами увидеть не может. Окна - это не для Дома, это для людей. Дому не нужно никаких глаз, чтобы каждую сeкунду знать, что и где происходит в его глубинах, в каждом маленьком закутке. Иногда, если он достаточно стар, дом может знать и о том, что происходит во дворе. Но то, что происходит за границами двора, для любого дома - совершенная тайна, о которой он и не узнает, если никто ему не сообщит.
От противоречивых порывов трещины в теле Снеговика углубились, и от нижнего, самого большого шара откололось несколько кусочков. Снеговик принял решение и заскользил к Дому. Но, видимо, что-то серьезно нарушилось в его теле, и при скольжении он начал терять все большие куски, а с ними и форму, прямо на глазах. Вот покосился на своем основании средний шар... Отломился кусок от правого бока, вместе с рукой-веткой... Съехало с головы и покатилось к забору красное ведерко...
Снеговик скользил из последних сил. Все внутри него дрожало и сыпалось мелким снегом. Но об этом не думал. Он просто очень спешил.
К тому моменту, когда он, наконец, припал к бревенчатой стене, он уже нисколько не походил на снеговика, а, скорее, напоминал рыхлый сугроб, в котором почему-то чернел, словно глаз, уголек. Слабея, он прошептал в теплую стену то, что услышал от Сороки, и рухнул бесформенной снежной кучей, изнутри которой выпала длинная морковка и выкатилась к центру двора.
Дом нахмурился. Произошло нечто страшное и, может, необратимое, и сам Дом помочь беде не мог никак. "Брунгильда!" - рявкнул он так, что в шкафчике на кухне звякнула посуда.
"А? Чего?" - Брунгильда высунула сонную недружелюбную морду из гнезда. Ей было совершенно некогда, но с Домом спорить было непринято.
И всего через несколько секунд Брунгильда обнаружила, что скачет по глубокому снегу, который неприятно холодит ее теплое розовое брюхо, проникая под шерсть. Она добежала до девочки, которая застыла в нелепой позе, будто хотела дотянуться то ли до высокой ветки, то ли до невидимой звезды. Впрочем, Брунгильду интересовало совсем другое. Она ткнулась девочке в ногу своим мокрым подвижным носом, и нос сказал ей, что девочка замерзает, уже почти замерзла, но все же еще жива, и что если очень, очень поторопиться... Времени терять было нельзя ни секунды.
Сама Брунгильда помочь была бессильна - она была очень мала по сравнению с Леночкой, и всего тепла ее маленького тельца не хватило бы на то, чтобы отогреть хотя бы одну ладошку. Но она знала, кто может помочь. Стремглав бросилась она назад, к Дому, в свою кладовку, и, под недоуменное молчание стен, вытащила из гнезда большую корку от недогрызенной Мариком сладкой булки. С этой-то коркой она и бросилась вновь на улицу, во двор, потом в соседний. В соседнем дворе ее уже поджидал Васюк. С нехорошим выражением морды он отделился совершенно бесшумно от стены и встал на пути. "Зачем пожаловала, соседушка?"
Любые стратегические переговоры пойдут лучше, если дипломатические колеса смазать хорошим маслом. Слова "дипломатия" Брунгильда не знала, что не мешало ей вовсю использовать законы этой непростой для постижения науки. Сладкая корка вполне сошла за масло, а обещание других даров - очень, очень скоро - размягчила сердце настороженного соседа. Путь к сердцу лежит через желудок, и эта древняя истина подтверждает себя вновь и вновь.
Васюк был не глуп, но все же не сразу понял, что именно от него требуется. По правде сказать, таких странных идей он еще не встречал в своей довольно длинной и полной приключениями жизни. Впрочем, хорошая оплата оправдывает самые странные задания, и не только у крыс. "Сколько хлеба ты принесешь? Это нам. а еще Баб Люсиным - им тоже надо. А у тебя есть столько?" Когда Брунгильда твердо пообещала, что хлеб будет, и, может, даже больше, чем обещано (а Брунгильдины обещания - это тебе не то, что лай Жучки-пустобрешки, по ветру не развеются), дело заспорилось. В считаные минуты целая стая крыс пролезла под воротами со двора бабы Веры во двор бабы Люси, и, после коротких переговоров с тамошним вожаком Митяем, стая увеличилась в размерах втрое и густым серым покрывалом поползла в хлев.
В хлеву корова Зорька только закончила вылизывать теплым шершавым языком своего новорожденного теленка, рыженького с белыми подпалинами.
Наверное, не надо никому рассказывать о том, что коровы не любят крыс. Это не новость, потому что, по правде говоря, крыс не любит никто. Увидев несметные полчища серых разбойников, Зорька испуганно замычала.
"А ну, успокойся!" - в одно мгновение Митяй взобрался по дощатой стене хлева прямо к испуганному Зорькиному глазу, в котором уже наливались ужасом красные жилки. - "Мы по-серьезному. Дело есть для тебя. Как сделаешь - мы все исчезнем, убежим, как и не было. Тут же. Ну а не сделаешь... Сама понимаешь - нас так много, что разобрать твоего Рыжего по косточкам - дело минутное, никто из людей и прибежать не успеет".
Он взобрался еще немного повыше и закричал прямо в Зорькино ухо, дергающееся от щекотки, что именно надо сделать. А тем временем поток крыс уже лез по наружной двери хлева, зверьки взбирались на железное плечо засова, и, когда их набралось около сотни, засов заскрипел и медленно пополз вверх. Баба Люся была в этот момент занята на кухне - чей-то длинный серый хвост смахнул со стола ее очки, и она, стоя на коленях, перебирала по полу руками, пытаясь нашарить драгоценный инструмент. Так что увидеть, как Зорька выходит со двора и направляется к лесу, ступая как бы по серому ковру, который чудесным образом передвигался вместе с ней, хозяйка Зорьки не могла никак.
Леночка видела старнный сон.
В этом сне звенели бубенчики, хлопали хлопушки, и крутилась веселая карусель. Над каруселью кружилась огромная белая бабочка, и Леночка, которая сидела на коне, все хлопала ладошками каждый раз, как бабочка пролетала над ней, но никак не могла ее поймать. Бабочка с каждым кругом спускалась все ниже и ниже, и вот мазнула крылом по лицу девочки, потом, через круг, еще раз... Крыло становилось все больше и больше, оно было почему-то мокрым и шершавым, Леночка пыталась увернуться от него, но у нее ничего не выходило - бабочка настойчиво находила ее и хлопала мокрым махровым полотенцем по носу и по щекам. Конь, на котором сидела Леночка, вдруг повернул к ней голову и, вращая огромными грустными глазами, сказал протяжно: "Му-у".
Леночка распахнула глаза. После этого она вскочила и с криком "Мама!" бросилась во двор.
"Все свободны" - громко произнес Васюк, и крысы, как по мановению волшебной палочки, порскнули в разные стороны и исчезли. Зорька повела головой и потрусила в хлев, спеша проверить, не обманули ли ее серые разбойники, и все ли в порядке с доверчивым рыжим теленком.
9
Катя как раз входила во двор, нагруженная сумками, когда Леночка с криком вбежала через боковую калитку и споткнулась о странную кучу снега с морковкой наверху.
"Ты где была?" - строго спросила Катя. "Кто тебе разрешил выйти со двора? Смотри, ты так мчалась, что разнесла на кусочки нашего снеговика!"
Катя вошла в кухню и достала из сумки большую стеклянную банку с молоком, поменьше - с густой жирной сметаной. Развязала узел платка, отчего сам платок упал на плечи, села за стол и задумалась.
Из головы не шел поход к бабе Люсе - сухонькой шустрой старушке. Катя боялась, что старуха пристанет к ней с расспросами - кто, да что, да откуда - ей совершенно не хотелось ничего никому ни рассказывать, ни объяснять, но баба Люся почти ничего не спросила, только "Хорошо ли устроились" и "Ночью не зябко ли?", а, наоборот, пустилась сама рассказывать, и рассказ у нее получился долгий, так что Катя успела выпить полторы чашки чая с брусничным вареньем, а чашки у бабы Люси были не то, что "городские финтифлюшечки", а серьезные, литровые.
Рассказывала же баба Люся про племянницу, тоже Люсю, которая долго и счастливо жила на другом конце Сметанкино с мужем и детьми, а потом Люсина семья решила заняться бизнесом. Дело пошло, появились деньги, на деньги была куплена машина, квартира в городе.
"И вот жить бы радоваться", - вела речь Люся старая - "А ничего даром не проходит, нет. Мужик-то загулял у ей. Деньги есть, за скотиной ходить не надо, до свету вставать не надо, время появилось, да и в разъездах он все время, жене не уследить, если что. Раз поздно приехал, два - на ночь задержался, а когда Люська прочухалась - так все уж, поздно. Ее с ребятишками вон из дома, а сам жену молодую привел, кралю блондинистую. И денег на ребятишек дает в обрез, а то краля губы надует. А жил бы в деревне, так и до сих пор бы в семье мир был, здесь-то не больно загуляешь, на виду все, и бесстыдства такого нет."
Рассказ старухи встревожил Катю. Ей не было дела до глупой Люси, пропустившей появление на горизонте крали, но кто знает, а вдруг нахлынувшее богатство приведет к тому, что и у Семен Семеныча появятся в голове шальные мысли?
Крали, жадные до чужих мужей, а еще вернее, до их денег, водятся повсеместно.
А вдруг баснословный выигрыш принесет в семью не счастье, а горе? Деньги-деньгами, но потерять своего родного Семена Семеныча Катя была решительно не согласна. А и где он ходит? - думалось ей. В последнее время все на нервах было, ругались, а вдруг надоело ему Катино брюзжание? Вдруг сейчас уже высматривает себе молодую умную стерву, которая будет соглашаться с каждым словом, которая уведет тихой сапой дорогого мужа?
Катя уже рисовала в своем воображении сцены развода, потерянные взгляды детей и собственное положение соломенной вдовы, когда дверь хлопнула, и Семен Семеныч собственной персоной вошел в дом, обхлопав припорошенную снегом шапку об косяк.
- Сеня! Наконец-то!
И, к изумлению Семен Семеныча, поотвыкшего от сантиментов, на шее у него повисла с крепким объятиями дорогая и любимая жена.
- Ну, что, архаровцы, как дела? Обедать-то будем? - весело спросил Семен Семеныч, расцеловав жену.
И тут же добавил: “Катя, а Марик где? Он еще не весь колодец перетаскал?”
Марика дома не было.