по стеклам очков (глупые переживания)
Никто не знал, что человек, который стоит на остановке, ждал не троллейбуса. Вот уже который раз его день начинался здесь и заканчивался в скомканном кусочке черной ткани.
Когда она проходила мимо, тень касалась его туфлей и он улыбался, это было как волшебство. Ее отражение скользило по стеклам его неуклюжих очков, ее грудь подпрыгивала в декольте, как непослушный ребенок, которого хочется погладить по голове и уложить спать, но нельзя, нельзя трогать чужих детей.
Он прислушивался к звуку ее шагов, подолгу стоя на остановке, пропуская троллейбусы, поправляя на плече ремень сумки. Утреннее солнце поднималось выше, опиралось на его плечи и заглядывало куда-то вперед.
Высокая, темные волосы затянуты в хвост, она всегда проходила не глядя. Под черным маленьким пиджаком был только бюстгальтер и запах кожи. Он знал, он приходил к ней в прошлый четверг.
Теперь, стоя на остановке, он представлял, как она поднимается в офис, небрежно кладет на прохладный стол сумку, вынимает ногтями тонкую сигарету, щелкает и выпускает дым. Она босс, ей можно. Сидеть нога за ногу, лениво стряхивая пепел в блюдце со следами вчерашнего кофе.
После того, как ремонт офисной техники был закончен, он заправлял бумагу в принтер, большими стопками. Она смотрела на него сзади, потом затушила сигарету и подошла.
- Не так. Вот, смотрите.
Поправила локон волос за ухо, вытягивая лоток наружу. Он увидел только край ее груди, маленькой и загорелой, с большими сосками - так ему хотелось думать. Чьи-то губы касались их осторожно, настойчиво, втягивали в себя, причмокивая, долго и горячо, пока она не опускала ресницы, запрокинув голову назад. Кто-то тянул ее за волосы вниз. От этих мыслей ему хотелось задвигать лоток в принтер: вот так, вот так, до щелчка.
- Эта бумага не подходит. Принесите мне вон тот стул.
Забралась туда босиком, оставив туфли на полу, потянулась вверх, оголяя смуглый живот, а он смотрел прямо в него.
- Ой! Держите же меня.
В лотке для бумаги он нашел черные трусики, совсем крохотные, только треугольник и две веревочки. Спрятал незаметно в карман, это было еще до того, как пришлось ее удерживать за бедра на стуле, пока она достает новую стопку бумаги. Было ужасно неловко и приятно одновременно, он боялся, что кто-нибудь может войти и увидеть, как он смотрит в то место, где бугорок. Где кожа шепчет сквозь тонкие брюки: погладь меня, ты мне нужен. Сдерживая дыхание, чтобы она не заметила ничего такого, он думал о том, что случайные шаги в коридоре спугнули ее, когда чьи-то пальцы были уже внутри, а она стояла, прогнувшись в спине, и ерзала по чужой руке. Давала трогать соски. Но когда он приехал, никого не было, она сидела и курила.
В следующий раз он подойдет и все скажет ей. Скажет, что больше так не может, что хочет делать ей чай по утрам и заправлять-заправлять-заправлять бумагой ее принтер, пока смерть не разлучит их, и на этом месте ему становилось смешно. Давайте поженимся, скажет он. Это ужасно глупо, ответит она и кивком головы откинет волосы назад, как будто разговор закончен. Он думал об этом каждое утро, пока за его спиной проезжали машины, но машины не знали, что он ждет не троллейбуса. В машинах ехали люди и они тоже ничего не знали.
Когда она скрывалась из вида, он садился в троллейбус и ехал на работу.
Когда она проходила мимо, тень касалась его туфлей и он улыбался, это было как волшебство. Ее отражение скользило по стеклам его неуклюжих очков, ее грудь подпрыгивала в декольте, как непослушный ребенок, которого хочется погладить по голове и уложить спать, но нельзя, нельзя трогать чужих детей.
Он прислушивался к звуку ее шагов, подолгу стоя на остановке, пропуская троллейбусы, поправляя на плече ремень сумки. Утреннее солнце поднималось выше, опиралось на его плечи и заглядывало куда-то вперед.
Высокая, темные волосы затянуты в хвост, она всегда проходила не глядя. Под черным маленьким пиджаком был только бюстгальтер и запах кожи. Он знал, он приходил к ней в прошлый четверг.
Теперь, стоя на остановке, он представлял, как она поднимается в офис, небрежно кладет на прохладный стол сумку, вынимает ногтями тонкую сигарету, щелкает и выпускает дым. Она босс, ей можно. Сидеть нога за ногу, лениво стряхивая пепел в блюдце со следами вчерашнего кофе.
После того, как ремонт офисной техники был закончен, он заправлял бумагу в принтер, большими стопками. Она смотрела на него сзади, потом затушила сигарету и подошла.
- Не так. Вот, смотрите.
Поправила локон волос за ухо, вытягивая лоток наружу. Он увидел только край ее груди, маленькой и загорелой, с большими сосками - так ему хотелось думать. Чьи-то губы касались их осторожно, настойчиво, втягивали в себя, причмокивая, долго и горячо, пока она не опускала ресницы, запрокинув голову назад. Кто-то тянул ее за волосы вниз. От этих мыслей ему хотелось задвигать лоток в принтер: вот так, вот так, до щелчка.
- Эта бумага не подходит. Принесите мне вон тот стул.
Забралась туда босиком, оставив туфли на полу, потянулась вверх, оголяя смуглый живот, а он смотрел прямо в него.
- Ой! Держите же меня.
В лотке для бумаги он нашел черные трусики, совсем крохотные, только треугольник и две веревочки. Спрятал незаметно в карман, это было еще до того, как пришлось ее удерживать за бедра на стуле, пока она достает новую стопку бумаги. Было ужасно неловко и приятно одновременно, он боялся, что кто-нибудь может войти и увидеть, как он смотрит в то место, где бугорок. Где кожа шепчет сквозь тонкие брюки: погладь меня, ты мне нужен. Сдерживая дыхание, чтобы она не заметила ничего такого, он думал о том, что случайные шаги в коридоре спугнули ее, когда чьи-то пальцы были уже внутри, а она стояла, прогнувшись в спине, и ерзала по чужой руке. Давала трогать соски. Но когда он приехал, никого не было, она сидела и курила.
В следующий раз он подойдет и все скажет ей. Скажет, что больше так не может, что хочет делать ей чай по утрам и заправлять-заправлять-заправлять бумагой ее принтер, пока смерть не разлучит их, и на этом месте ему становилось смешно. Давайте поженимся, скажет он. Это ужасно глупо, ответит она и кивком головы откинет волосы назад, как будто разговор закончен. Он думал об этом каждое утро, пока за его спиной проезжали машины, но машины не знали, что он ждет не троллейбуса. В машинах ехали люди и они тоже ничего не знали.
Когда она скрывалась из вида, он садился в троллейбус и ехал на работу.