Гибридная война: мем, который стал реальностью
Недавно на СиПе был перепечатан перевод статьи Майкла Кофмана, разоблачающей миф о «гибридной угрозе» Западу со стороны РФ. Это далеко не первый пример оспаривания концепции гибридной войны в западных изданиях, аналогичные аргументы были представлены, к примеру в зимней публикации Самюэля Чарапа, а также регулярно фигурируют в дискуссиях на стратегические темы в различных западных изданиях.
В нашем информпространстве этот вопрос особо не обсуждался, хотя внимания, несомненно, заслуживает, потому что позволяет пролить свет на те представления, исходя из которых формируется стратегия Запада в отношении РФ. И ограничить это обсуждение констатацией того, что гибридной войны не существует, что это миф и мулька самого Запада, запугавшего себя страшилкой «Русские идут!», смысловая пустота которого становится очевидна даже западным наблюдателям, было бы несколько наивно. Проблема гораздо серьёзнее, чем может показаться. Один факт того, что на борьбу с гибридной угрозой РФ выделяются нехилые бюджеты в США и НАТО, уже демонстрирует серьёзность вопроса, от которого просто отмахнуться в связи с отсутствием «состава» не получится.
Как известно, человеческое мышление организовано вокруг категорий, описывающих окружающий мир. Отсутствие отдельной категории для какого-то класса феноменов предопределяет отсутствие этих феноменов в ментальной картине мира по принципу «что не названо, того нет». И наоборот, введение в оборот какой-либо категории порождает материализацию в коллективном сознании описываемого ею феномена, даже если реальных признаков его существования до этого не просматривалось. Наука, в особенности социальная, изобилует подобными примерами, когда введение какого-либо термина в теоретической плоскости приводит к его материализации в практической сфере. Особенно ярко это проявляется в сфере безопасности, где квалификация нового типа угроз порождает целый ряд мер по его нейтрализации. Гибридная война относится именно к таким сконструированным угрозам. Но какова, собственно, роль РФ в её конструировании? И как теперь эта сконструированная угроза влияет на положение и политику РФ?
Если разобраться, тайные спецоперации, в том числе с задействованием регулярных армейских сил, давно уже не редкость в мировой политике. Равно как и различные пропагандистские операции, и войны «чужими руками» под прикрытием местных сил. В общем, ничто не ново под луной. Так почему же Запад так возбудился в отношении Крыма и Донбасса? Ведь первый случай - это классическая спецоперация, второй - изначально не менее классическая proxy-war, которая, как правильно отметили авторы упомянутых статей, провалилась, что заставило применять вполне конвенциональные средства, пусть и в формате «отпускников». Что же в этом необычного? Для чего выдумывать целый новый тип гибридных угроз?
А необычное в этих операциях - это их политическое и медийное сопровождение. В современном мире пространство негосударственных игроков формально жёстко отделено от «парадных» межгосударственных взаимодействий. При этом все примерно знают, кто за кем стоит, но на публику это выносится в крайних случаях, когда нужно, к примеру, кого-то сильно замарать связями с какими-то ужасными террористами, как администрация Буша в своё время бездоказательно связывала Саддама Хусейна с Аль-Каедой, или как Хезболлу напрямую связывают с Ираном. Но это частные случаи, а в целом, такое размежевание номинально всех устраивает, потому что позволяет преодолеть ограничения, налагаемые международным правом на действия суверенных государств. А так и волки как бы не при делах, и нужные овцы съедены вовремя, и стадо, в общем-то, довольно. Приличия соблюдены.
Прокол российских властей именно в том, что они попытались действовать в двух плоскостях одновременно, спутав все карты и себе, и внешним игрокам. Если изначально собирались провести спецоперацию в Крыму, зачем было получать разрешение в Совфеде на использование войск на всей территории укры? Вполне вероятно, что хотели подстраховаться на тот случай, если спецоперацией не ограничится, и хунта начнёт палить, а по ходу и превентивно демонстрировали Западу свою готовность идти ва-банк. Но со стороны это выглядело именно как вопиющее нарушение тех самых межгосударственных приличий, о соблюдении которых Москва давно уже прожужжала все уши Западу в отношении его незаконного вмешательства в Югославии, Ливии и Сирии.
Далее, разворачивание событий в Крыму сопровождалось активными заверениями в том, что российские войска в них участия не принимают, а всё организовали некие «силы самообороны Крыма». Возникло резонное недоумение, а зачем необходимо разрешение Совфеда? «Назвался груздем - полезай в кузов», как говорится, а не формируй завышенных ожиданий у противника, если не имеешь готовности им соответствовать. Но дело ещё больше осложнилось, когда участие российских войск было признано публично. Этим Москва сама подыграла своим противникам, раскрыв прямую связь между действиями негосударственных местных сил и действиями РФ как государства. Это про вопиющая ошибка. Ни о каком доверии после подобного саморазоблачения не могло быть и речи. Единичный факт разоблачённой лжи автоматически распространяется на все остальные заявления субъекта.
Запад воспринял крымский сценарий как основной с точки зрения пресловутой гибридной угрозы РФ. Конечно, здесь сказывается фактор неожиданности и неожиданной успешности этой операции для Запада, именно благодаря ему угрозы гибридной войны удалось довести до уровня паранойи. Но паранойя паранойей, а стратегические планы всегда должны исходить из худших ожиданий и наиболее далекоидущих намерений противника. И Крым стал в этом отношении отправной точкой, образцом для их оценки. Теперь любое действие РФ изначально рассматривается сквозь призму крымского сценария, и даже когда Запад понимает, насколько реально ограничены цели и стремления российского руководства, ему всё равно приписывают намерения, аналогичные крымским. Просто по факту прецедента.
Последствия «гибридизации» российской угрозы весьма и весьма серьёзные: никогда не снимавшаяся с повестки дня задача сдерживания России вышла за рамки сугубо военной плоскости и охватила все сферы государственной политики. Можно возразить, что русских, мол, и раньше на Западе не шибко любили, а противодействие российскому экономическому проникновению началось уже давно, с принятием разных там энергопакетов ЕС. Но это опять-таки лишь частичные меры. А вот программ по противодействию «российской пропаганде» никто до недавних пор не принимал. Причём под категорию «российской пропаганды» теперь подпадает любое одобрительное или комплиментарное по отношению к России и русским действие и даже высказывание.
Здесь надо тоже отметить, что помимо успешных действий «вежливых людей», Запад изумило и напугало воодушевление и принятие этих действий местной общественностью, что, естественно, рассматривалось как результат воздействия «российской пропаганды». Ну не могут на Западе представить нормальных естественных искренних пророссийских настроений, не вписывается в их картину миру, хоть тресни.
Можно, конечно, смеяться с этого, но благодаря такому повороту теперь любое выступление даже не за РФ, а за обычные права русских - это по определению проявление гибридной войны Москвы, что легитимизирует любую, даже самую жёсткую реакцию на них. Не говоря уже о том, что эта реакция автоматически будет направлена на Москву, которая вследствие этого будет заинтересована в сведении к минимуму подобных выступлений. Конечно, она и раньше не особо их приветствовала, но после крымского финта ни о какой защите прав русских в Прибалтике, даже чисто риторической, и речи быть не может.
В довершение картины, следует упомянуть и тот факт, что рассмотрение российской угрозы сквозь призму гибридной войны означает, помимо всего прочего, придание этой угрозе налёта целостности и последовательности. Действия в РФ в Крыму и на Донбассе представляются в этой связи не как отдельные разрозненные реактивные, по своей сути, шаги, а как последовательные этапы единой продуманной гибридной стратегии. Такое представление неизбежно влечёт приписывание РФ намного большего потенциала, чем имеется на самом деле, а также некоторую гиперболизацию её «успехов» в рамках этой стратегии.
Так, если авторы приведённых в начале данного текста статей, полагают, что гибридная тактика РФ, в конечном счёте, провалилась, и Москве пришлось прибегать к конвенционному оружию, то подавляющее большинство других авторов публикаций на эту тему, наоборот, уверяют, что благодаря этой тактике Кремль сумел добиться своих целей, а Запад ничего не смог ему противопоставить. Это можно считать банальным алармизмом или приёмом для выбивания большего бюджета для НАТО, но, к сожалению, западная экспертная мысль нынче пронизана идеологией не меньше, чем СССР на пике «холодной войны», и здравые голоса там напрочь заглушаются вот таким вот идеологизированным алармизмом.
***
Здесь впору задаться вопросом, а как это, собственно влияет на русские интересы. Конечно, подобное восприятие гибридной угрозы означает, что Запад не сможет спустить нынешнее обострение на тормозах и будет усиливать давление на РФ хотя бы ради соответствия ожиданиям своей общественности. Кому-то может показаться, что это играет нам на руку. Однако надо понимать, что Запад не отделяет путинский режим от русского империализма, ревизионизма, реваншизма и прочих хороших для нас вещей. В лице Путина он борется с гибридной угрозой русского империализма и русской идеей как таковой. И поэтому, как бы кому ни хотелось, но Запад нам в деле демонтажа путинского режима, увы, не союзник и даже не ситуативный партнёр, нехотя способствующий достижению наших целей, а ключевой и упорный противник. Русские люди для него не меньшие враги, чем лично Путин. Или как некогда сказал один британский исследователь без всяких экивоков: «Проблема не в Путине. Проблема в России».
Это означает, что нам надо готовиться к войне на два, а то и на три фронта, если принимать в расчёт укрохунту. И при этом трезво осознавать, что наши расчёты на резкий одномоментный удар, который снесёт путинскую камарилью, не оправдались и вряд ли оправдаются в ближайшее время. Запад предпочитает идти путём постепенного наращивания давления на главкрысу и выбивания из неё политических уступок за сравнительно низкую цену. Конечно, когда крыса дойдёт до предела гибкости, её выкинут на свалку, но до этого она успеет сдать ряд важных позиций, как уже сдала многие из них за прошедшие два года. Каждый день её пребывания усугубляет наше и без того не лучшее положение.
Именно поэтому нельзя продолжать придерживаться выжидательной тактики и уповать на гипотетический перехват власти в момент выкидывания Путина из Кремля. Когда дело дойдёт до этого, сценарий уже будет прописан и разыгран по нотам. Единственное преимущество, которое может обеспечить нам успех, - это неожиданность, непросчитываемость наших действий, которые наши противники не смогут вовремя предвидеть и предусмотреть реакцию на них.
Надо смириться с мыслью, что никто нашу работу за нас не сделает и бороться против крысы нам придётся самим, не прячась за эвфемизмами о «нейтралитете» и планами на «постпутинский период». Постпутинский период ещё нужно приблизить, надежда на то, что режим рухнет сам, из того же разряда, что и пустопорожние надежды на саморазвал укры. В этой связи нужно прекратить противопоставлять действующий режим Западу, выставляя последний в качестве абсолютного зла, по сравнению с которым режим будто бы «ещё ничего». Тем более, что это на самом деле не так.
«Взвешивание» и выбор противников по степени их потенциала глубоко ошибочен. Более опасным является не тот противник, который теоретически может нанести больший урон, а тот, который его готов нанести или уже наносит. С этой точки зрения, путинский режим является более приоритетным для нас противником, потому что уже ведёт борьбу против нас, причём в непосредственном взаимодействии с Западом. По этой причине, сопротивление режиму и его предательской политике - лучший способ противодействия Западу на данный момент. Тогда как переключение внимания с Путина, который сдаёт Донбасс здесь и сейчас, на Касьянова или Ходорковского, которые гипотетически могут сдать Донбасс, если придут к власти, - такая же манипуляция, как излюбленное ХППшниками переключение внимания с реального врага в лице укрохунты на потенциального врага в лице Вашингтонского обкома, оправдывающее бездействие перед лицом текущего слива Новороссии. Путин является не меньшим агентом Запада, чем Касьянов или Ходорковский, и основным нашим противником сейчас является именно он и его режим.
Однако наша задача состоит не только в том, чтобы сместить какое-то количество нынешних высших чиновников РФ, а прежде всего в том, чтобы утвердить приоритет ряда программных установок русского движения, чтобы это смещение произошло в контексте русского сопротивления предательской политике, а не колбасного протеста против низких цен на нефть, который, кстати, очень удобен Западу и его ставленникам. Если говорить о противодействии Западу, то нам необходимо в первую очередь выиграть у него «битву за умы» российского общества, чтобы нарастающий протест против режима был окрашен в патриотические тона.
И в этом отношении нужно уже сейчас проводить активную информационную работу, не оглядываясь на то, насколько она подрывает или не подрывает путинский режим. Только в проактивных действиях, в ходе которых мы развиваемся сами, есть шанс на успех, пассивное же выжидание кризисного момента для реактивного вмешательства оставит нас в нужный момент неумелыми созерцателями и обречено на поражение.
В нашем информпространстве этот вопрос особо не обсуждался, хотя внимания, несомненно, заслуживает, потому что позволяет пролить свет на те представления, исходя из которых формируется стратегия Запада в отношении РФ. И ограничить это обсуждение констатацией того, что гибридной войны не существует, что это миф и мулька самого Запада, запугавшего себя страшилкой «Русские идут!», смысловая пустота которого становится очевидна даже западным наблюдателям, было бы несколько наивно. Проблема гораздо серьёзнее, чем может показаться. Один факт того, что на борьбу с гибридной угрозой РФ выделяются нехилые бюджеты в США и НАТО, уже демонстрирует серьёзность вопроса, от которого просто отмахнуться в связи с отсутствием «состава» не получится.
Как известно, человеческое мышление организовано вокруг категорий, описывающих окружающий мир. Отсутствие отдельной категории для какого-то класса феноменов предопределяет отсутствие этих феноменов в ментальной картине мира по принципу «что не названо, того нет». И наоборот, введение в оборот какой-либо категории порождает материализацию в коллективном сознании описываемого ею феномена, даже если реальных признаков его существования до этого не просматривалось. Наука, в особенности социальная, изобилует подобными примерами, когда введение какого-либо термина в теоретической плоскости приводит к его материализации в практической сфере. Особенно ярко это проявляется в сфере безопасности, где квалификация нового типа угроз порождает целый ряд мер по его нейтрализации. Гибридная война относится именно к таким сконструированным угрозам. Но какова, собственно, роль РФ в её конструировании? И как теперь эта сконструированная угроза влияет на положение и политику РФ?
Если разобраться, тайные спецоперации, в том числе с задействованием регулярных армейских сил, давно уже не редкость в мировой политике. Равно как и различные пропагандистские операции, и войны «чужими руками» под прикрытием местных сил. В общем, ничто не ново под луной. Так почему же Запад так возбудился в отношении Крыма и Донбасса? Ведь первый случай - это классическая спецоперация, второй - изначально не менее классическая proxy-war, которая, как правильно отметили авторы упомянутых статей, провалилась, что заставило применять вполне конвенциональные средства, пусть и в формате «отпускников». Что же в этом необычного? Для чего выдумывать целый новый тип гибридных угроз?
А необычное в этих операциях - это их политическое и медийное сопровождение. В современном мире пространство негосударственных игроков формально жёстко отделено от «парадных» межгосударственных взаимодействий. При этом все примерно знают, кто за кем стоит, но на публику это выносится в крайних случаях, когда нужно, к примеру, кого-то сильно замарать связями с какими-то ужасными террористами, как администрация Буша в своё время бездоказательно связывала Саддама Хусейна с Аль-Каедой, или как Хезболлу напрямую связывают с Ираном. Но это частные случаи, а в целом, такое размежевание номинально всех устраивает, потому что позволяет преодолеть ограничения, налагаемые международным правом на действия суверенных государств. А так и волки как бы не при делах, и нужные овцы съедены вовремя, и стадо, в общем-то, довольно. Приличия соблюдены.
Прокол российских властей именно в том, что они попытались действовать в двух плоскостях одновременно, спутав все карты и себе, и внешним игрокам. Если изначально собирались провести спецоперацию в Крыму, зачем было получать разрешение в Совфеде на использование войск на всей территории укры? Вполне вероятно, что хотели подстраховаться на тот случай, если спецоперацией не ограничится, и хунта начнёт палить, а по ходу и превентивно демонстрировали Западу свою готовность идти ва-банк. Но со стороны это выглядело именно как вопиющее нарушение тех самых межгосударственных приличий, о соблюдении которых Москва давно уже прожужжала все уши Западу в отношении его незаконного вмешательства в Югославии, Ливии и Сирии.
Далее, разворачивание событий в Крыму сопровождалось активными заверениями в том, что российские войска в них участия не принимают, а всё организовали некие «силы самообороны Крыма». Возникло резонное недоумение, а зачем необходимо разрешение Совфеда? «Назвался груздем - полезай в кузов», как говорится, а не формируй завышенных ожиданий у противника, если не имеешь готовности им соответствовать. Но дело ещё больше осложнилось, когда участие российских войск было признано публично. Этим Москва сама подыграла своим противникам, раскрыв прямую связь между действиями негосударственных местных сил и действиями РФ как государства. Это про вопиющая ошибка. Ни о каком доверии после подобного саморазоблачения не могло быть и речи. Единичный факт разоблачённой лжи автоматически распространяется на все остальные заявления субъекта.
Запад воспринял крымский сценарий как основной с точки зрения пресловутой гибридной угрозы РФ. Конечно, здесь сказывается фактор неожиданности и неожиданной успешности этой операции для Запада, именно благодаря ему угрозы гибридной войны удалось довести до уровня паранойи. Но паранойя паранойей, а стратегические планы всегда должны исходить из худших ожиданий и наиболее далекоидущих намерений противника. И Крым стал в этом отношении отправной точкой, образцом для их оценки. Теперь любое действие РФ изначально рассматривается сквозь призму крымского сценария, и даже когда Запад понимает, насколько реально ограничены цели и стремления российского руководства, ему всё равно приписывают намерения, аналогичные крымским. Просто по факту прецедента.
Последствия «гибридизации» российской угрозы весьма и весьма серьёзные: никогда не снимавшаяся с повестки дня задача сдерживания России вышла за рамки сугубо военной плоскости и охватила все сферы государственной политики. Можно возразить, что русских, мол, и раньше на Западе не шибко любили, а противодействие российскому экономическому проникновению началось уже давно, с принятием разных там энергопакетов ЕС. Но это опять-таки лишь частичные меры. А вот программ по противодействию «российской пропаганде» никто до недавних пор не принимал. Причём под категорию «российской пропаганды» теперь подпадает любое одобрительное или комплиментарное по отношению к России и русским действие и даже высказывание.
Здесь надо тоже отметить, что помимо успешных действий «вежливых людей», Запад изумило и напугало воодушевление и принятие этих действий местной общественностью, что, естественно, рассматривалось как результат воздействия «российской пропаганды». Ну не могут на Западе представить нормальных естественных искренних пророссийских настроений, не вписывается в их картину миру, хоть тресни.
Можно, конечно, смеяться с этого, но благодаря такому повороту теперь любое выступление даже не за РФ, а за обычные права русских - это по определению проявление гибридной войны Москвы, что легитимизирует любую, даже самую жёсткую реакцию на них. Не говоря уже о том, что эта реакция автоматически будет направлена на Москву, которая вследствие этого будет заинтересована в сведении к минимуму подобных выступлений. Конечно, она и раньше не особо их приветствовала, но после крымского финта ни о какой защите прав русских в Прибалтике, даже чисто риторической, и речи быть не может.
В довершение картины, следует упомянуть и тот факт, что рассмотрение российской угрозы сквозь призму гибридной войны означает, помимо всего прочего, придание этой угрозе налёта целостности и последовательности. Действия в РФ в Крыму и на Донбассе представляются в этой связи не как отдельные разрозненные реактивные, по своей сути, шаги, а как последовательные этапы единой продуманной гибридной стратегии. Такое представление неизбежно влечёт приписывание РФ намного большего потенциала, чем имеется на самом деле, а также некоторую гиперболизацию её «успехов» в рамках этой стратегии.
Так, если авторы приведённых в начале данного текста статей, полагают, что гибридная тактика РФ, в конечном счёте, провалилась, и Москве пришлось прибегать к конвенционному оружию, то подавляющее большинство других авторов публикаций на эту тему, наоборот, уверяют, что благодаря этой тактике Кремль сумел добиться своих целей, а Запад ничего не смог ему противопоставить. Это можно считать банальным алармизмом или приёмом для выбивания большего бюджета для НАТО, но, к сожалению, западная экспертная мысль нынче пронизана идеологией не меньше, чем СССР на пике «холодной войны», и здравые голоса там напрочь заглушаются вот таким вот идеологизированным алармизмом.
***
Здесь впору задаться вопросом, а как это, собственно влияет на русские интересы. Конечно, подобное восприятие гибридной угрозы означает, что Запад не сможет спустить нынешнее обострение на тормозах и будет усиливать давление на РФ хотя бы ради соответствия ожиданиям своей общественности. Кому-то может показаться, что это играет нам на руку. Однако надо понимать, что Запад не отделяет путинский режим от русского империализма, ревизионизма, реваншизма и прочих хороших для нас вещей. В лице Путина он борется с гибридной угрозой русского империализма и русской идеей как таковой. И поэтому, как бы кому ни хотелось, но Запад нам в деле демонтажа путинского режима, увы, не союзник и даже не ситуативный партнёр, нехотя способствующий достижению наших целей, а ключевой и упорный противник. Русские люди для него не меньшие враги, чем лично Путин. Или как некогда сказал один британский исследователь без всяких экивоков: «Проблема не в Путине. Проблема в России».
Это означает, что нам надо готовиться к войне на два, а то и на три фронта, если принимать в расчёт укрохунту. И при этом трезво осознавать, что наши расчёты на резкий одномоментный удар, который снесёт путинскую камарилью, не оправдались и вряд ли оправдаются в ближайшее время. Запад предпочитает идти путём постепенного наращивания давления на главкрысу и выбивания из неё политических уступок за сравнительно низкую цену. Конечно, когда крыса дойдёт до предела гибкости, её выкинут на свалку, но до этого она успеет сдать ряд важных позиций, как уже сдала многие из них за прошедшие два года. Каждый день её пребывания усугубляет наше и без того не лучшее положение.
Именно поэтому нельзя продолжать придерживаться выжидательной тактики и уповать на гипотетический перехват власти в момент выкидывания Путина из Кремля. Когда дело дойдёт до этого, сценарий уже будет прописан и разыгран по нотам. Единственное преимущество, которое может обеспечить нам успех, - это неожиданность, непросчитываемость наших действий, которые наши противники не смогут вовремя предвидеть и предусмотреть реакцию на них.
Надо смириться с мыслью, что никто нашу работу за нас не сделает и бороться против крысы нам придётся самим, не прячась за эвфемизмами о «нейтралитете» и планами на «постпутинский период». Постпутинский период ещё нужно приблизить, надежда на то, что режим рухнет сам, из того же разряда, что и пустопорожние надежды на саморазвал укры. В этой связи нужно прекратить противопоставлять действующий режим Западу, выставляя последний в качестве абсолютного зла, по сравнению с которым режим будто бы «ещё ничего». Тем более, что это на самом деле не так.
«Взвешивание» и выбор противников по степени их потенциала глубоко ошибочен. Более опасным является не тот противник, который теоретически может нанести больший урон, а тот, который его готов нанести или уже наносит. С этой точки зрения, путинский режим является более приоритетным для нас противником, потому что уже ведёт борьбу против нас, причём в непосредственном взаимодействии с Западом. По этой причине, сопротивление режиму и его предательской политике - лучший способ противодействия Западу на данный момент. Тогда как переключение внимания с Путина, который сдаёт Донбасс здесь и сейчас, на Касьянова или Ходорковского, которые гипотетически могут сдать Донбасс, если придут к власти, - такая же манипуляция, как излюбленное ХППшниками переключение внимания с реального врага в лице укрохунты на потенциального врага в лице Вашингтонского обкома, оправдывающее бездействие перед лицом текущего слива Новороссии. Путин является не меньшим агентом Запада, чем Касьянов или Ходорковский, и основным нашим противником сейчас является именно он и его режим.
Однако наша задача состоит не только в том, чтобы сместить какое-то количество нынешних высших чиновников РФ, а прежде всего в том, чтобы утвердить приоритет ряда программных установок русского движения, чтобы это смещение произошло в контексте русского сопротивления предательской политике, а не колбасного протеста против низких цен на нефть, который, кстати, очень удобен Западу и его ставленникам. Если говорить о противодействии Западу, то нам необходимо в первую очередь выиграть у него «битву за умы» российского общества, чтобы нарастающий протест против режима был окрашен в патриотические тона.
И в этом отношении нужно уже сейчас проводить активную информационную работу, не оглядываясь на то, насколько она подрывает или не подрывает путинский режим. Только в проактивных действиях, в ходе которых мы развиваемся сами, есть шанс на успех, пассивное же выжидание кризисного момента для реактивного вмешательства оставит нас в нужный момент неумелыми созерцателями и обречено на поражение.