О нашей памяти...(private & confidential)
- Вы очень счастливый человек, а знаете - почему? Потому, что Вы свободны, и еще потому, что мы с Вами можем так вот запросто обсуждать, что вздумается...
- Да где же свобода, когда ребят с 6-го этажа вчера увели, и краски взяли на анализ? Теперь будет следствие.
- Следствие обязательно будет, и суд будет наверное. Кстати, Вас тоже могут вызвать, Вы к ним в курилку ходили?
- Ходил, да. Но ведь бред это все! Написал кто-то на стене "Петропавловки" Miрь Народам! и ХлБбь - голодным! Я нарочно ездил смотреть, к обеду уже все было закрашено.
- Вы пожалуйста не вертитесь там больше. Берегите свою свободу! Вот Вам книга, только не вздумайте ее в транспорте читать.
С этими словами шеф достал из сейфа, в котором хранил спирт и японский калькулятор, обернутый в газету том, по виду похожий на учебник "Истории КПСС".
Это и была История, только не та, официальная, которую мы проходили в вузе, а та, которую народу следовало поскорее забыть: секретный отчет о Бухаринско-Троцкистском процессе 1938 года. Этот отчет фактически и был первым материалом, который незамедлительно довершил мое превращение в антисоветчика, и не потому, что среди осужденных вредителей я обнаружил знакомую фамилию и имя, просто к тому времени я уже сдал все необходимые экзамены по истории КПСС, и мне было достаточно легко оценить происшедшее простым сопоставлением фактов.
А Художников с 6-го этажа действительно судили, хотя на дворе стоял 1975 год! Процесс был закрытый, свидетелей вызывали по одному. Сроки ребята получили огромные: пять и семь лет, по статье 206 (хулиганство), с поправкой на основании "Указа 7-8" (от 7 августа 1937 г) - за порчу особо ценного государственного имущества - стены бесценного памятника архитектуры.
Никаких сведений о смерти деда до меня не дошло, помню только глубокомысленные вздохи бабушки. Эта тема была под полным запретом. Отец эти правила самодисциплины хорошо усвоил, и помалкивал о своих приключениях в ссылках и на этапах. В его рассказах отсидка как то незаметно слилась со службой в армии (как собственно и было, т.к. выход из оккупированной зоны сразу привел в другую зону).
В годы, непосредственно предшествовашие 'делу врачей' отец с мамой вовремя скрылись в глубинку Псковкой области (мне не было еще и года). Отец рассказывал, что его предупредил накануне его же директор, который видимо должен был назавтра донести. Отец на следующий день не пошел на работу, а мама попросила направление в район, и тут же его получила. Направление было полуфиктивное, работы не было. Т.е. формально она была: существовала школа, и вакантное место директора, и даже место учителя немецкого, да только вот учеников в окрестных селах было мало. "Школа" открывалась то в одной деревне, то в другой, жили в брошенных домах, где-то снимали углы. Вернуться в Город было невозможно: не было прописки, и не могло быть речи о том, чтобы ее получить ранее судимым. Как мать восстановила ленинградскую прописку - до сих пор не понимаю. Видимо благодаря бабушке, которая работала при заводе секретаршей.
К концу 50-х прописка была улажена, и отец имел работу в школе: сначала в вечерней ШРМ, затем - в дневной, и еще вел кружок во дворце пионеров. Благодаря полагавшейся физику каморке для приготовления опытов, вокруг отца всегда вертелся народ - "Учительская" для перекура не годилась. А благодаря кружку умелых рук отец практически не расставался с детьми: по 10-12 часов проводил в школе.
...
28 декабря выходит десять лет, как отец ушел из жизни.
- Да где же свобода, когда ребят с 6-го этажа вчера увели, и краски взяли на анализ? Теперь будет следствие.
- Следствие обязательно будет, и суд будет наверное. Кстати, Вас тоже могут вызвать, Вы к ним в курилку ходили?
- Ходил, да. Но ведь бред это все! Написал кто-то на стене "Петропавловки" Miрь Народам! и ХлБбь - голодным! Я нарочно ездил смотреть, к обеду уже все было закрашено.
- Вы пожалуйста не вертитесь там больше. Берегите свою свободу! Вот Вам книга, только не вздумайте ее в транспорте читать.
С этими словами шеф достал из сейфа, в котором хранил спирт и японский калькулятор, обернутый в газету том, по виду похожий на учебник "Истории КПСС".
Это и была История, только не та, официальная, которую мы проходили в вузе, а та, которую народу следовало поскорее забыть: секретный отчет о Бухаринско-Троцкистском процессе 1938 года. Этот отчет фактически и был первым материалом, который незамедлительно довершил мое превращение в антисоветчика, и не потому, что среди осужденных вредителей я обнаружил знакомую фамилию и имя, просто к тому времени я уже сдал все необходимые экзамены по истории КПСС, и мне было достаточно легко оценить происшедшее простым сопоставлением фактов.
А Художников с 6-го этажа действительно судили, хотя на дворе стоял 1975 год! Процесс был закрытый, свидетелей вызывали по одному. Сроки ребята получили огромные: пять и семь лет, по статье 206 (хулиганство), с поправкой на основании "Указа 7-8" (от 7 августа 1937 г) - за порчу особо ценного государственного имущества - стены бесценного памятника архитектуры.
Никаких сведений о смерти деда до меня не дошло, помню только глубокомысленные вздохи бабушки. Эта тема была под полным запретом. Отец эти правила самодисциплины хорошо усвоил, и помалкивал о своих приключениях в ссылках и на этапах. В его рассказах отсидка как то незаметно слилась со службой в армии (как собственно и было, т.к. выход из оккупированной зоны сразу привел в другую зону).
В годы, непосредственно предшествовашие 'делу врачей' отец с мамой вовремя скрылись в глубинку Псковкой области (мне не было еще и года). Отец рассказывал, что его предупредил накануне его же директор, который видимо должен был назавтра донести. Отец на следующий день не пошел на работу, а мама попросила направление в район, и тут же его получила. Направление было полуфиктивное, работы не было. Т.е. формально она была: существовала школа, и вакантное место директора, и даже место учителя немецкого, да только вот учеников в окрестных селах было мало. "Школа" открывалась то в одной деревне, то в другой, жили в брошенных домах, где-то снимали углы. Вернуться в Город было невозможно: не было прописки, и не могло быть речи о том, чтобы ее получить ранее судимым. Как мать восстановила ленинградскую прописку - до сих пор не понимаю. Видимо благодаря бабушке, которая работала при заводе секретаршей.
К концу 50-х прописка была улажена, и отец имел работу в школе: сначала в вечерней ШРМ, затем - в дневной, и еще вел кружок во дворце пионеров. Благодаря полагавшейся физику каморке для приготовления опытов, вокруг отца всегда вертелся народ - "Учительская" для перекура не годилась. А благодаря кружку умелых рук отец практически не расставался с детьми: по 10-12 часов проводил в школе.
...
28 декабря выходит десять лет, как отец ушел из жизни.