Церковные институции как "метафизический субъект"
Очень хорошо написал мой знакомый:
""На первом, апостольском[4], Соборе христиан в Иерусалиме (Деян. 15: 6-29) апостолы, пресвитеры и другие участники собрания заявили: «Угодно Святому Духу и нам» (Деян. 15: 28). В этом не было никакой метафоры или преувеличения. Некое таинственное «богоощущение» и пребывание в Духе позволяло им с уверенностью так утверждать.
В начале 4 века гонения на христиан в Римской империи прекратились[5], и вскоре после воцарения императора Константина христианство превратилось в государственную религию. Если раньше христиане терпели лишения и жестокие гонения, то, начиная с царствования императора Константина, они наоборот получали преимущество[6]. Быть христианином стало очень выгодно и даже необходимо для успешной карьеры. Это привело к тому, что массовое обращение язычников зачастую было лишь формальным. Свт. Иоанн Златоуст очень скорбел, что в его время (конец 4 века) «христианство стало лишь модной одеждой. Из числа столь многих тысяч, - говорил он, - нельзя найти больше ста спасаемых, да и в этом сомневаюсь»[7].
"Изначальное христианское «богоощущение» и «богоосязание» (Деян. 17:27) в 4 веке стало явлением редким и исключительным. Поэтому опять понадобился внешний критерий (авторитет), при помощи которого можно было бы решать богословские и практические вопросы христианской жизни. Такими авторитетами стали архиепископы Рима и Константинополя (как верховные арбитры), Соборы (Поместные и Вселенские), писания св. отцов и учителей Церкви. Всё это, конечно же, имело прецеденты ещё в апостольскую эпоху и получило богословское обоснование, как продолжение апостольской традиции. Авторитет первоверховных апостолов был перенесён на архиепископов первенствующих столичных кафедр, Соборы стали рассматриваться как некий аналог апостольского Собора, а писания св. отцов, как продолжение апостольских Посланий.
Однако, при всём внешнем сходстве церковных институций[8] первого и четвёртого веков, причина и следствие в них поменялись местами. В апостольскую эпоху Дух как бы «воплощался» в институциях, проявлялся и выражался через них. А в византийскую эпоху, наоборот, церковные институции стали как бы самодостаточным метафизическим субъектом. В первом веке было ясное ощущение того, что «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3:8). На первом Соборе апостолы и все собравшиеся были в Духе Христовом, и поэтому могли искренно сказать: «Угодно Святому Духу и нам» (Деян. 15: 28). С одной стороны, Дух Святой, Дух Истины, создаёт церковные институции и наполняет их. С другой стороны, слова «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38; Лк. 13:35) были сказаны людям, которые в точности и до мельчайших деталей исполняли все предписания Закона и все церковные институции.
В четвёртом веке стала доминировать другая концепция, согласно которой Соборы (или другие церковные институции) неким магическим образом как бы «принуждают» Духа Святого прийти и внушить участникам «правильные» решения. Таким образом, в четвёртом веке институции стали пониматься, как некий «магический магнит», который «притягивает» благодать. Появилась концепция, согласно которой некое утверждение можно считать «метафизической истиной», как бы «продиктованной свыше», если оно «канонично», т.е. принято за истину неким «непогрешимым» церковным авторитетом или институцией[9]. В последующих веках «трактовка действительности как самодовлеющего принципа ведет к магическому восприятию Церкви и опасному искажению экклезиологии»[10]. «Другими словами, обозначился разрыв между Церковью как духовной, сакраментальной сущностью и Церковью как организацией, так что вторая фактически перестала восприниматься как выражение первой, всецело от неё зависимое»[11]. То же самое можно сказать и обо всех церковных институциях: они стали восприниматься не как простой «сосуд» духовной, сакраментальной сущности, но этому «сосуду» стали приписывать способность влиять на источник, его наполняющий[12].
На самом деле, обе эти концепции[13] сосуществовали параллельно и рядом друг с другом всю историю христианства. Людям свойственно желание иметь какой-либо материальный критерий, который позволил бы «измерить» количество благодати, а также институцию, которая гарантированно сможет привлечь благодать на свою сторону. Это желание является источником бесконечных споров о «каноничности» и попыток найти самую «правильную» и потому «благодатную» церковную организацию. Однако, за две тысячи лет эти попытки не привели к однозначному, всеми признанному результату, т.к. христианство - не магия...""
Читать полностью: Метафизические аспекты церковных институций
""На первом, апостольском[4], Соборе христиан в Иерусалиме (Деян. 15: 6-29) апостолы, пресвитеры и другие участники собрания заявили: «Угодно Святому Духу и нам» (Деян. 15: 28). В этом не было никакой метафоры или преувеличения. Некое таинственное «богоощущение» и пребывание в Духе позволяло им с уверенностью так утверждать.
В начале 4 века гонения на христиан в Римской империи прекратились[5], и вскоре после воцарения императора Константина христианство превратилось в государственную религию. Если раньше христиане терпели лишения и жестокие гонения, то, начиная с царствования императора Константина, они наоборот получали преимущество[6]. Быть христианином стало очень выгодно и даже необходимо для успешной карьеры. Это привело к тому, что массовое обращение язычников зачастую было лишь формальным. Свт. Иоанн Златоуст очень скорбел, что в его время (конец 4 века) «христианство стало лишь модной одеждой. Из числа столь многих тысяч, - говорил он, - нельзя найти больше ста спасаемых, да и в этом сомневаюсь»[7].
"Изначальное христианское «богоощущение» и «богоосязание» (Деян. 17:27) в 4 веке стало явлением редким и исключительным. Поэтому опять понадобился внешний критерий (авторитет), при помощи которого можно было бы решать богословские и практические вопросы христианской жизни. Такими авторитетами стали архиепископы Рима и Константинополя (как верховные арбитры), Соборы (Поместные и Вселенские), писания св. отцов и учителей Церкви. Всё это, конечно же, имело прецеденты ещё в апостольскую эпоху и получило богословское обоснование, как продолжение апостольской традиции. Авторитет первоверховных апостолов был перенесён на архиепископов первенствующих столичных кафедр, Соборы стали рассматриваться как некий аналог апостольского Собора, а писания св. отцов, как продолжение апостольских Посланий.
Однако, при всём внешнем сходстве церковных институций[8] первого и четвёртого веков, причина и следствие в них поменялись местами. В апостольскую эпоху Дух как бы «воплощался» в институциях, проявлялся и выражался через них. А в византийскую эпоху, наоборот, церковные институции стали как бы самодостаточным метафизическим субъектом. В первом веке было ясное ощущение того, что «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3:8). На первом Соборе апостолы и все собравшиеся были в Духе Христовом, и поэтому могли искренно сказать: «Угодно Святому Духу и нам» (Деян. 15: 28). С одной стороны, Дух Святой, Дух Истины, создаёт церковные институции и наполняет их. С другой стороны, слова «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38; Лк. 13:35) были сказаны людям, которые в точности и до мельчайших деталей исполняли все предписания Закона и все церковные институции.
В четвёртом веке стала доминировать другая концепция, согласно которой Соборы (или другие церковные институции) неким магическим образом как бы «принуждают» Духа Святого прийти и внушить участникам «правильные» решения. Таким образом, в четвёртом веке институции стали пониматься, как некий «магический магнит», который «притягивает» благодать. Появилась концепция, согласно которой некое утверждение можно считать «метафизической истиной», как бы «продиктованной свыше», если оно «канонично», т.е. принято за истину неким «непогрешимым» церковным авторитетом или институцией[9]. В последующих веках «трактовка действительности как самодовлеющего принципа ведет к магическому восприятию Церкви и опасному искажению экклезиологии»[10]. «Другими словами, обозначился разрыв между Церковью как духовной, сакраментальной сущностью и Церковью как организацией, так что вторая фактически перестала восприниматься как выражение первой, всецело от неё зависимое»[11]. То же самое можно сказать и обо всех церковных институциях: они стали восприниматься не как простой «сосуд» духовной, сакраментальной сущности, но этому «сосуду» стали приписывать способность влиять на источник, его наполняющий[12].
На самом деле, обе эти концепции[13] сосуществовали параллельно и рядом друг с другом всю историю христианства. Людям свойственно желание иметь какой-либо материальный критерий, который позволил бы «измерить» количество благодати, а также институцию, которая гарантированно сможет привлечь благодать на свою сторону. Это желание является источником бесконечных споров о «каноничности» и попыток найти самую «правильную» и потому «благодатную» церковную организацию. Однако, за две тысячи лет эти попытки не привели к однозначному, всеми признанному результату, т.к. христианство - не магия...""
Читать полностью: Метафизические аспекты церковных институций