Сказка про Тапкодела
Освободить от прошлого может только настоящее...
Жила у отца с матерью девочка-Ванечка. Так себе девочка была, ума-разума не знала. Пока время не настало. А как время настало, стала думать Ваня, куда ей податься, где пригодиться, с чем связаться, да на что подписаться.
И стала она в путь дорогу собираться.
- Отпустите меня отец с матерью счастье искать, землю своими ногами топтать?!
Отпустили. Да ведь и не держали.
Пошла Ваня, куда глаза глядят. Идет песни поет. А что еще делать, ума-разума то нет, но она тихо-тихо их пела, про себя, потому что горло не давало большего. Зашла она по дороге в одну избу. Весело там было, светло. А сидели там бабы Ёги. Сидят на разных подушках, шкурах да ковриках и мычат.
- Что вы бабушки мычите? - спрашивает Ваня.
- А мы девочка землю крутим, садись с нами покрути, - пригласили они ее на огонек и заварной чаёк и ничего с нее не спросили.
Села Ваня в цветок из ног и стала из себя звуки хрипучие издавать. Ноги деревянные быстро сделались, а голос пропал. «Ну, бабуси! - думает девочка, - видно секрет знают какой-то, раз могут сидеть целый день и мычать и им ничего не делается». А бабки Ёшки все сидели и мысленно друг с другом разговаривали. И сговорились они помочь девочке, потому что добрые они были и увидели в ней других себя. Принялись они Ваню учить уму-разуму. Но школа их была необычная, тайная какая-то и мудреная. Девочка им доверилась и больше ничего и сказать то не могла. Учили ее старушки все на себе проверять, а им на слово не верить. Если уж проверка подтверждает теорию, то тут ничего не поделаешь, следовать надо.
Ваня каждый день с Солнцем вставала, 12 раз кланялась ему, а оно ей улыбалось. Полы каждый день мыла, чаи сушила, упражнения разные по 108 раз делала, правду говорила или неделю молчала. До 10 раз считала, перед тем как что-то сказать. Ела тоже не быстро, жевала по 33 раза, вдумываясь в процесс. Каждый день настроение свое отслеживала и в тетрадку потаенную записывала, а потом сверяла с прошлым месяцем, систему вырабатывая, отслеживая разные состояния. Так работала Ваня у баб Ёг около двух лет и превратилась она в Иоанну Прекрасную. Женой стала одному местному царевичу и богатыря родила. Но тут сказка не заканчивается, а только начинается. То есть началась у Иоанны настоящая жизнь. А жить легко не получалось, потому как не могла девушка от своего большого рюкзака избавиться. «Долги то отдавать надо - язвили бабуси, - а экзамены заваленные пересдать все-таки придется». А чтобы что-то давнишнее пересдать, так это еще вспомнить надо что.
И стала Иоанна свое прошлое ворошить: где рюкзак этот зеленый взяла и почему несет его и со спины снять не может. А он тяжелый и только иногда легким кажется, как будто его и нет вовсе. Пробовала оставить в углу и забыть, но он скакать начинает и сам на людей бросается, пытается на спину к кому-нибудь запрыгнуть. Вот и приходиться обратно его на себя натягивать. Ведь не честно будет, если кто-то другой носить его станет.
Сидела Иоанна три дня и три ночи, думала. Потом стала вынимать из рюкзака по одной вещи. Разные вещи были, диковинные, но девушка без жалости от них избавлялась. Некоторые выкинула просто. Но были и такие, которые никак не хотели выкидываться и в руки хозяйки всякий раз возвращались, ободранные, рваные, но свои. Наконец-то осталось в рюкзаке только то, что достать оттуда было невозможно, но оно там все-таки было и по весу чувствовалось.
Бабушки Ёги тогда и сказали Иоаннушке, что готова она узнать то, сами они не знают что. А не знали они потому, что это личное дело каждого знать то, что ему надо знать. Они то свою тайну уже разгадали и могут крутить планету, также как и она их.
- Иди-ка ты, говорят, в тридевятое царство и узнай то, что тебе надо. И, кстати, принеси нам свои самодельные тапочки.
Не долго думая пошла Иоанна Прекрасная туда, куда ее послали. Идет и дорогой размышляет (ну так уже ведь есть ум-разум), думает, причем тут тапки самодельные? «Да я и шарфика то себе не могу связать простецкого. Нет, лукавят бабуси, знают они что-то, а мне не говорят».
С такими мыслями шла прекрасная девушка. Долго ли, коротко, дошла Иоанна до речки быстрой. На берегу сидит старичок-поисковичок, рыбу ловит и назад в воду отпускает.
- Ты зачем рыбу ловишь? - спрашивает путница
- Дык, ничего другого делать не умею, - отвечает.
- А почему ты ее, старче, назад истерзанную отпускаешь?
- Жалко мне ее, живая же, пусть дальше живет, - улыбнулся старичок лукаво.
Задумалась Иоанна о крючках, на которые и сама не редко попадалась, но ничего не сказала.
- А ты, красавица, куда путь держишь?
- Да и сама не знаю толком, дедушка. Иду в тридевятое царство, всем известное государство. А где это, и что за место такое, не пойму никак.
- Я знаю о нем, повезло тебе, что меня встретила, правильно идешь, - таинственно заговорил дед сто лет в обет. - Да только зачем тебе туда понадобилось, милая? (Все там были, но все забыли, - не сказал он).
Меня туда бабки Ёги послали. Принеси, говорят, нам свои тапочки самодельные.
Старик расхохотался: мол, первый раз такое в поиск задают. Вот за жар-птицей или там яблоками часто ходят.
- Подскажи мне, пожалуйста, дедушка, как мне добраться туда не знаю куда?
- Ладно, подскажу, бабы Ёги просто так не пошлют. Есть у тебя родня то там?
- Чего?
- Я говорю, канал надо с кем-нибудь из тамошних наладить.
- Где это, там то?
- Не важно. Вспомни, может что-то есть необычное в истории рода твоего. Схожесть, похожесть, сплетение, преемственность, особенность общая, наследственность. Может тебе часто снится кто-нибудь из родственников?
- Ну ты старичок наговорил! А хотя, подожди-ка. Есть у меня дедушка, точнее был. Он умер, когда мне 20 лет исполнилось. Почти в мой день рождения, точнее на утро следующего дня.
- Это то, что надо. Значит, связь есть. А он у тебя молодец, целый день продержался, чтобы тебе праздник не испортить. Болел он, да?
- Ага. Хотя и праздника то у меня никакого не было, мы не отмечали. А почему ты говоришь, что связь есть?
- Сама подумай немного. Должно быть что-то вас связывающее, ведь он хотел, чтобы именно ты его помнила.
- Слушай, он же тоже сочинял! Только он все больше стихи писал (часто без рифмы), а я люблю прозу, романы, сказки. Правда сейчас не пишу, не идет пока.
- Так, так. (Вижу, не зря бабы Ёги тебя так далеко послали - не сказал дед).
- Но я так мало о нем знаю, практически ничего. Когда я достигла сознательного возраста, но все еще оставалась девочкой-Ванечкой глупенькой, он уже после удара был и сгущенкой сардельки заедал.
- Это не важно.
- О, так у меня же его рукопись лежит, которую он печатал. Точно не знаю, но он уже, когда болел, не сочинял, а все только перепечатывал стихи на печатной машинке.
- Как же у тебя рукопись оказалась?
- Так ведь взяла почитать, еще мысль у меня тогда была, что может когда-нибудь смогу его книгу издать (конечно, с разрешения его детей, наследников авторского права).
- Наивная, - улыбнулся дед. - А, уверена ты, что ему это надо?
- Так может не ему, а мне надо? - задумалась девушка. - Хотя, ты знаешь, он очень упорно к концу жизни все перепечатывал и исправлял, как мне показалось. Я расскажу тебе одну историю.
… Взгляни, над нами на небе сейчас ни облачка нет. Просто они прозрачные. Когда что-то видимое появляется, то будет оно плавать до тех пор, пока не наполниться до краев и не прольется дождем. Снова прозрачным станет, когда всю влагу обратно земле отдаст. Это, конечно, не научное объяснение природного явления, а всего лишь аналогия с нашей жизнью человеческой. Люди, тучи: это только формы, воплощение материальных идей.
Не стать уж больше мне счастливой
Слез не пролив нигде ни капли
Это строки одного дедушкиного стихотворения. Я их запомнила в день его похорон или может чуть позже, но под впечатлением этого события. А знаешь, что случилось? Там, в комнате для прощания, в крематории, он ждал нас. Когда мы вошли, то меня охватила волна радости и любви ко всему вокруг. Знаешь, труп лежит, а мне улыбаться хочется, это как? Но он не лежал, он летал около нас и всех нас любил, благодарен был, что мы пришли. Он уже был прозрачный, понимаешь. Мы смотрели на оставленный им дождь, на огромную его оболочку, которая даже и на столе то не помещалась. Мой папа даже каким-то образом задел его и чуть не опрокинул, когда подходил проститься. Кстати! Ведь на нем были тапочки! Тапки его работы, на его огромную ногу.
- Да, да. Я понял, он и есть дед Тапкодел!
- Кто? Какой…
- Самый обыкновенный. У входа в тридесятое государство живет и всем тапки выдает. Говорят, что он сам их делает и для каждого свой, подходящий только тому человеку фасон придумывает. Потому и прозвище такое получил - тапкодел. До него отец и дед у ворот сидели и тоже обувь всякую делали. Искусники были, подход к людям знали. Знаешь науку такую - ноговедение или нижняя пальмистрия.
- Слушай, подскажи, пожалуйста, направление, как к этому деду попасть?
- Лови путевой клубок, он тебя к воротам в тридевятое царство приведет.
- А точнее, в тридевятое или тридесятое?
Но старичок пропал. Взяла Иоанна клубок, поблагодарила громко поисковичка и в путь отправилась искать своего дедушку родного.
Завел ее клубок в темный лес. Да и пропал. А тут комарики летят целой стаей. Хотела их Иоанна палочкой пахучкой прогнать, уже кончик подожгла, вдруг они ей пищат человеческим голосом: «не прогоняй нас, мы тебе еще пригодимся».
- Чем же вы мне помочь можете?
- Дай нам напиться, мы поможем тебе жизнь почувствовать, как она есть, о прошлом и о будущем забудешь и там где надо окажешься.
Думает Иоанна, делать нечего, все равно без клубка пропадать. Не стала она комаров прогонять. Сели ей на руки кровососы и начали обедать. Смотрела на них девушка, смотрела и заметила, что ни о чем не думает. Оглянулась вокруг, лес преобразился, деревья стоят живые, разговаривают, ветками дорогу указывают. Где-то справа птица кричит: «сюда иди, сюда иди». И все вокруг в сознании пребывает, всё на Иоанну со вниманием смотрит, с ожиданием, все вокруг ее мысли знает, так что и говорить нечего. Тропинка на шаги радостно реагирует: «Куда идешь, туда попадешь!»
И попала. На поляне белокаменные ворота стоят, и нет никого. «Де-е-ду-у-шка!» - позвала девушка. Обернулась, смотрит, а он сидит на пеньке, скромно улыбается.
- Здравствуй, дедушка!
- Здравствуй, внучка! Меня тут все дедом Тапкоделом зовут, и ты меня так зови.
- Хорошо. Дед Тапкодел, расскажи, что ты тут делаешь?
- Ты звала, я и пришел. А так я обычно тучкой прозрачной летаю.
- Значит, выплакал ты все?
- Значит так-с.
- А скажи мне, дед Тапкодел, как бы и мне легкой стать? Тянет мне спину рюкзак тяжелый, а содержимое не достается, даже и не понятно, что там такое.
- Дай посмотрю, - взял дед рюкзак, который к нему сам в руки кинулся, открыл и достал синие тапочки.
- Вот что тебя к земле тянет, - сказал и на место положил, бережно, как драгоценность, рюкзак закрыл, - это тапки змея Голитыча. Их еще мой прадед делал, чтобы зверя усмирить и найти его расположение. Мы все эти тапки носили за спиной и все искали возможность избавиться от них, чтобы шагать свободно. Но, видишь, как вышло. Если ты сможешь эти ногоступы дракону отдать, то за всех предков своих по мужской линии отчитаешься, а, может, еще и свое счастье найдешь. Тогда не у ворот уж мы встречаться будем, а в глубине парка, на скамейке.
- А где этого Горлитыча искать?
- Так он везде. Присмотрись. Он в черном и синем, в мрачных тенях. Он все делает с задержкой, время тянет. Он маленький и холодный. Любит железо и сталь. Стариками управляет. Жесток, но справедлив. Найди его среди своей обычной жизни, поблагодари за уроки и отпусти. Тапки он и сам заберет. Я всегда упускал как-то возможность с ним наладить отношения. Однажды, в начале войны второй мировой, он меня в плен взял, в псковской области, а я ушел. Повесил ведро на шею, сказался туберкулезным и вышел на дорогу. Иду, а навстречу мне отец с матерью. Меня шли спасать прямо в пасть. Так что я и их от него увел. Позже уже, у Горлитыча в подчинении я был, на государственной службе, да не смог на него работать. Трудно было, дышать нечем. В другой раз у моей семьи все деньги сгорели в один прекрасный вторник, или субботу, сейчас не упомню. Тоже его рук дело. А под конец жизни и вовсе наказал он меня болезнью, сожрал изнутри, так что я и слова простого не мог выразить. Помнишь, тебе в машине фильм какой-то про тигров пересказывал, а и двух слов связать не смог. Я и сейчас этот фильм помню, да только глупый он был совсем, что и говорить нечего. Так Горлитыч мне голову затуманил.
И дед еще долго рассказывал про проделки змея. Потом простился с Иоанной Прекрасной, удачи ей пожелал и улетел.
Вернулась Иоанна домой. Муж и сын уже заждались. Накормила она их, напоила и стала думать, как бы ей Горлитыча порадовать. Ходила на улицу деревья поливать, ворон рисом соленым кормить. А главное, стала она старым людям помогать. Потом в один солнечный день взяла дедовскую рукопись, перепечатала на компьютере и выложила на всеобщее обозрение с помощью старичка-поисковичка. И ничего она за эти труды не просила. Однако Горлитыч оказался мировым змеем и даровал Иоанне великую мудрость, долголетие, славу и любовь к справедливости. А те, кто послушает историю про деда Тапкодела, тоже понравятся Горлитычу и обязательно получат его расположение.
Надо сказать, что Иоанна это подозревала и стала всем рассказывать о своих приключениях. Первыми все узнали бабуси Ёгуси и они долго смеялись оттого, что в рюкзаке оказались синие тапки, и ни достать их нельзя, ни одеть, ни выкинуть. Но тапки со временем сами куда-то пропали вместе с рюкзаком. Иоанна даже не заметила этого. Ну, знаете, на кухне закрутилась, счет времени потеряла.
Как это обычно и бывает.