Чего расстраиваюсь? Вроде не маленькая уже. Но вот рассказ "Анафема" Куприна, посвященный отлучению Льва Толстого. В нём протодиакон, движимый читательской любовью, вместо “анафемы” неожиданно для себя провозглашает Толстому “многая лета”. При этом, протодиакон читает по требнику XVII века, в котором содержатся проклятия "Гришке Отрепьеву, Стеньке Разину, Ивашке Мазепе, Емельке Пугачеве".
Ну скажите, пожалуйста, откуда мне, рядовому читателю, тут же вспомнить, что Пугачев жил в 18 в. и никак в требнике 17 в. быть не может? Что
с 1869 года анафематствование отдельных лиц в России было прекращено? Что "ни в одном из печатных и рукописных чинов анафематствования... нет ничего даже отдаленно похожего на проклятья, которые Куприн извергает на Льва Николаевича от лица Церкви" и все эти жуткие заклинания, "цитируемые" Куприным, не более чем "плод буйного воображения российского интеллигента начала двадцатого столетия?"
Буйного, буйного, но надо ж и меру знать! Тот же Лев Толстой ведь не напишет, что Наполеона сослали на Мадагаскар, хотя сопутствующие приключения Наташи Ростовой и Пьера Безухова -- вполне себе плод буйного. Но "то ж пушка, а то единорг", как учил Екатерину II старый служака.
Вывод неутешителен: как только писатель ставит перед собой политическую задачу, художественное чутьё ему отказывает.
К своей чести могу сказать, что читая в своё время
материалы по отлучению, "Анафему" читать не захотела. Интуиция не подвела (но ведь однажды может и подвести).