Диктовки В.А.Ефремовича, 1986-1987
Диктовки В.А.Ефремовича, 1986-1987
Вот воспоминания о "деле Лузина" человека, смотревшего на эту катавасию со стороны,
=============================================
Что Вы еще можете рассказать про тогдашнюю математическую жизнь, о Лузине и вокруг него?
Это было время наибольшей популярности Лузина - это двадцатый, двадцать первый годы. Его ученики главным образом были с третьего курса. Он им читал теорию функций, вел семинар по теории функций действительного переменного. Они увлекались новыми тогда идеями Бореля, Лебега, ну и тем, чем занимался сам Лузин. В своей области он был образованный математик, следил за литературой. Правда, в это время трудно было, потому что контактов было мало. В него влюблены были не только девочки, но и многие мальчики, настолько он картинно преподавал. Но лично мне все это отвратительным казалось: читая лекции, он страшно ломался, невозможно ломался. Правда, настоящие лекции его я не слушал, я слушал только теорию детерминантов на первом курсе и высшую алгебру, что не являлось, во-первых, его специальностью и, в сущности, это школьные курсы.
Ему было лет 35 на вид. Лицо у него было какое-то немножко измятое, странное лицо. Лузитания сложилась как раз в то время. Среди студентов третьего курса и некоторых более старших к этой же Лузитании примыкали Люстерник, Александров и Урысон, Лаврентьев (сибирский) - он только несколько старше был, чем третьекурсники. Александров и Урысон уже кончили университет и были аспирантами. Это два первых ученика, самые старшие. Александров старше на два года Урысона, Лаврентьев и Люстерник примерно ровесники. Лузин в своей среде пользовался колоссальной популярностью. Действительно, на него молились. Он был командиром этого ордена, Лузитании. Но об этом можно подробнее у Люстерника прочитать. Но была и другая сторона дела. Во-первых, он был слаб по части женского пола. У него была, кажется, дочь, которую он не признавал. Не очень это хорошо было. Он остался бездетным. У него была жена, которая была много старше его и в некоторой степени держала его под башмаком. Я ее не знал, но он симпатизировал и некоторым студенткам третьего курса и находился в близких отношениях с ними. Несколько позже к этой Лузитании примкнул Петр Сергеевич Новиков. Он учился в университете одновременно со мной.
Сколько лет она длилась? Года до 24-25-го?
Потом она распалась, но какая-то часть ее оставалась при Лузине, и в этой оставшейся части были Людмила Всеволодовна Келдыш и ее муж П.С. Новиков. Оба они сохранили о нем очень хорошие воспоминания и любовь к нему. А старшие ученики постепенно с ним расходились. Например, Урысону он запретил заниматься топологией. Урысон не послушался и, стало быть, перестал быть его учеником. Он был одновременно учеником и Лузина, и Егорова.
Д.Ф. Егоров преподавал там же в МГУ: он, в сущности, читал все основные курсы, кроме анализа, анализ читал Лахтин, потом Лахтин умер, стал читать Жегалкин, - потом разные люди. Аналитическую геометрию сначала читал Власов, потом Млодзиевский. А Егоров постоянно вел такие курсы: дифференциальную геометрию, дифференциальные уравнения (этот курс назывался интегрированием дифференциальных уравнений, и это правильно, потому что, кроме интегрирования, там ничего и не было, а собственно теории дифференциальных уравнений в те времена в университете не было). И теорию чисел он читал, и вариационное исчисление.
Егоров был президентом Математического общества в то время?
Сначала президентом общества был Н.Е. Жуковский, он в 21-м году умер, и тогда президентом стал Б.К. Млодзиевский, он тоже вскоре умер, в 23-м году. Тогда президентом стал Егоров, когда Егорова арестовали, то президентом стал Отто Юльевич Шмидт, на короткое время. Не потому, что он был великим математиком, а по другой, конечно, причине. А потом с 32-го года бессменным президентом стал Александров Павел Сергеевич.
Что можно еще сказать о Лузине: он был психически не вполне нормальным. Могу рассказать историю, которой я лично не был свидетелем, но знаю, что это так было. Одному из математиков, Александру Осиповичу Гельфонду, он сказал, что с ним хотел поговорить Бухарин. Бухарин в то время был в полной славе. Гельфонд пошел к Бухарину, записался на прием. Бухарин спрашивает: «Зачем Вы пожаловали?» Гельфонд: «Лузин сказал, что Вы хотели со мной говорить». Оказывается, что ничего подобного не было. Странное такое поведение. Так что какие-то отклонения от нормы у него, несомненно, были.
По Вашим рассказам получается, что Лузин не был образцом ученого старой школы, у него были какие-то отклонения от этических норм. История с Суслиным, история с Новиковым.
Да, два случая были - он пытался присваивать результаты своих учеников.
Когда в 36-м году его клевали, то обвиняли в том, что его учебник был сначала опубликован в соавторстве с кем-то?
Это была хорошая книжка. Был такой учебник Гренвиля. Он был переведен на русский язык. Гренвиль, кажется, голландец, не помню, на каком языке был оригинал. Я был знаком с этим учебником уже по русскому переводу. Не помню, чей был перевод, но под редакцией Лузина. Потом это стал Гренвиль-Лузин. А потом уже просто Лузин. Книгу он перерабатывал, так что греха особенного здесь не было. Хуже, что он испортил этот учебник. Сам по себе учебник был очень краткий. Он не вдавался ни в какие философские тонкости, и при нем был хороший сборник задач, составленный уже не самим Гренвилем, а, вероятно, переводчиком Н.П. Тарасовым. Это был учебник для технических вузов. Лузин, наоборот, ввел в него философские соображения, и когда это стал один Лузин без Гренвиля, то это была уже толстая книга, причём с довольно парадоксальными формулировками. Не то чтобы они неверные были, но в педагогическом отношении они были очень неудачны. Он бил, так сказать, на парадоксальность. Ну, например: «мнимая единица - это было подчеркнуто - действительная переменная». Сказать, что это действительная переменная - это просто немножко неграмотно - зато парадоксально!
Есть широко распространенное мнение, что отношения власти с учеными в двадцатые - тридцатые годы шли по такой схеме, что под удар попадали те, кто воплощал в себе тип независимого, наиболее честного и благородного ученого. Тем не менее произошла история с Лузиным. Ведь Лузин, действительно, из математиков подвергся наиболее громким гонениям. Он не сел, остался жив, но громкая кампания шла почему-то вокруг его имени. Остальных арестовывали тихо.
Это поношение, насколько я понимаю, шло не сверху, а это было возмущение части математической общественности. С одной стороны были его ученики, которые его почитали и защищали, но с другой стороны были те, кто помнил Суслина, помнил, как он с Урысоном поступил, запретил ему заниматься топологией.
Привнесение идеологических моментов было духом времени, так тогда было принято формулировать обвинения, это все присоединилось, когда вопрос о Лузине поднимался, но уже с другой стороны, не математической.
Я думаю, что у него были довольно антисоветские взгляды, но он их, естественно, скрывал. Старался даже слишком «подкоммунивать». Я помню его выступление в Богословской аудитории (потом она называлась Коммунистической), это самая большая аудитория в здании МГУ на Моховой. Он там рассказывал о своей поездке во Францию, как там плохо, что там нищие, бледные, еле живые, стоят с протянутыми руками и т. д. Такая вот агитация, это он старался делать, его никто за язык не тянул.
В 29-м году его избрали в академики, но не по математике, а по философии, для того чтобы избежать избрания некоторых других людей, которых не хотели избирать. Их и не следовало избирать, но они по указаниям сверху должны были быть избраны. И вот, чтобы уменьшить число таких «назначенцев», по философии был избран Лузин, как меньшее зло. Это не явилось причиной затаенного недовольства. «Лузинщина» появилась позже, а в 29-м году он был еще в славе.
Если считать, что хотели нападать на математиков старого закала, то кто тогда был математиком старого закала?
Егорова к тому времени уже освободили, и он вскоре умер - в 31-м году. Сидел Каган Вениамин Федорович, кажется, он год только, и его отпустили. Но это было раньше, в 30-31‑м году, а «лузинщина» - это 35-36 год.
Из математиков в этих гонениях принимал участие П.С. Александров. Понтрягин занимал двойственную позицию. Лузин каялся, конечно. Математики, которые произвели атаку на него в то время, недооценили общего политического положения. Думаю, что злонамеренной их акция не была. Некоторые очень неблаговидные поступки Лузина действительно имели место, и их следовало разоблачить. Я думаю, что если бы они понимали, что человек может здесь сложить голову, то они, конечно, этого не сделали бы.
Такой идеологический накал кампании был, может быть, неожиданностью для многих?
Думаю, что да. Я про себя могу сказать. Я не принимал участия в этой атаке на Лузина, я был только свидетелем, но я вполне сочувствовал этому нападению. Но, если бы я понимал в то время, чем это чревато, то, ясное дело, я не сочувствовал бы.
Можно ли считать, что это была внутриакадемическая свара, которой решили воспользоваться идеологически? А под этим флагом шли нападки на Академию в целом?
Но дело в том, что нападки были yже раньше. В Ленинграде в 29-м или 30-м году Виноградов поддерживал нападки именно на математиков. Это хорошо рассказал бы Делоне Борис Николаевич, но он умер. Но еще можно кое-кого найти, кто это хорошо знает............................................................................
Разгар шельмования Лузина - это какой примерно год?
Это раньше - 35-36-й годы. Мы тогда еще как-то не поняли. Я лично очень торжествовал, когда Лузина клевали, потому что его поведение было очень противным. Говорили, будто бы это дошло до Сталина и он сказал: ну, это ничего. Раз Сталин махнул рукой, то это сошло. Его выгнали из МИАН-а, он устроился в другом месте.