Французские математики (А.Лебег, А.Данжуа, П.Монтель) 5-7 августа 1936
Вот еще французские письма, они опубликованы в русском переводе в
Дюгак П. «Дело» Лузина и французские математики. Историко-математические исследования, Вып. 5(40) (2000), 119-142.
Не знаю, публиковались ли где французские оригиналы.
Возможно, письма эти недостаточно увлекательны для высокого жанра современного ЖЖ. Тем не менее, это современные событиям исторические источники, а, кроме того, интересные образцы эпистолярного жанра.
К моменту, когда произошел этот обмен мнениями, в Москве, по-видимому, все было уже закончено, 05.08.1936 Президиум АН СССР издал постановление. Лузин, изобличенный в разнообразных научных, деловых и политических грехах, оставался в составе Академии. Его также освобождали от должности председателя математической группы АН СССР (о чем из опубликованного 06.08.1936 в "Правде" Заключения комиссии АН СССР и Постановления Президиума АН СССР понять нельзя).
Во французских письмах я кое-что выделил, жирным и курсивом
=============================================
1. ПИСЬМО А.ДАНЖУА к В.СЕРПИНСКОМУ
Мимизан-Пляж, 5 августа 1936 г.
Вилла Moнa Лиза (Ланд)
Дорогой коллега и друг,
Я уже было собрался Вам написать и послать Вам без промедления ту маленькую статью, которую Вы меня любезно просили в мае в Варшаве, как вчера я получил письмо, в котором Вы сообщаете мне о злодействе, совершенном против Лузина. Я предупредил Лебега, Монтеля, Бореля, если только Вы это не сделали сами. Я пошлю им копии Вашего перевода статьи из «Правды». Я предложу им проект официального заявления в посольство СССР и посмотрю, как они воспримут это предложение, и если они согласны (может быть, они побоятся, что внешнее вмешательство спровоцирует худшие для Лузина репрессии), то как они представляют себе его осуществление.
Отвратительные действия Александрова и его сообщников (я был удивлен, что Лаврентьев не отказался быть в числе этих так называемых жертв плагиата Лузина) явно не встретили благоприятного приема, который был необходим со стороны верхов, если бы европейская политика СССР не была бы ужасно смутной и двусмысленной.
Замечательный взлет, которым Лузин ознаменовал предпоследний год (так как он стал теперь персоной, руководящей математиками в СССР), совпал со взаимным, очень явным сближением между Францией и Советами. Разве не Лузин реализовал в Москве французское направление в науке, и разве франко-советское согласие не было бы нарушено в России, если бы он пострадал?
Мне не надо говорить Вам, что я осуждаю, как и Вы сами, и наши польское коллеги, безобразное поведение г-на Александрова. Мне больно, что такой достойный человек, как Хинчин, оказался способным на такие действия. Если стремление занять академическое кресло могло сбить с пути Александрова, то у Хинчина не было столь мощного повода соглашаться на эту ужасную интригу.
Не премину держать Вас в курсе того, что будет делаться во Франции, чтобы помочь Лузину. Передайте, прошу Вас, мое глубокое почтение госпоже Серпинской, которую моя жена очень тепло вспоминает, и наши приветы Вашему любезному сыну, а также примите, дорогой коллега и друг, выражение моих самых преданных и сердечных чувств.
Арно Данжуа
==================================
2. ПИСЬМО А.ЛЕБЕГА К А.ДАНЖУА
Париж, 5 августа 1936 г.
Мой дорогой Данжуа,
Вы найдете здесь приложенные бумаги, которые освобождают меня от предварительных слов. Что меня интересует в этих двух проблемах, которые ставит Серпинский, так это «дело» Лузина, а не «дело» Александрова. Я хочу сказать, что я ставлю (вместе с Монтелем, от которого я Вам пишу) единственный следующий вопрос. Можно ли сделать что-нибудь полезное для Лузина и при этом не опасное? Официальный протест и шумиха в газетах, подписанная многочисленными фамилиями - неэффективна и опасна. Протест только от моего имени в виде письма послу или кому-либо другому такого же ранга вреден, ибо я на подозрении, и все, что я напишу, всегда будет использовано против Лузина. Мы видим только один ход - обращение к послу в Париже от лиц, которые бы были способны это сделать ввиду их научного положения и их предыдущих связей с Россией и ее посольством. Мы видим только Вас и Ланжевена.
Вы, хорошо знающий Лузина, без колебаний распознаете, угадаете все, что есть одиозного в этих действиях против Лузина; мы менее уверены в реакции Ланжевена, который плохо знает Лузина и знает о нем только, что это бесчестный реакционер. Не могли бы Вы повлиять на Ланжевена и выступить вместе с ним?
В качестве справки я отсылаю Вас к книге: «В свете марксизма», составленной по большей части из оттисков советской книги: «Science at the cross road». Вы увидите, что нападки на Лузина с целью его изгнания и освобождения места для Александрова, начались не вчера. Вы увидите там, что меня уже приписали к этому, противопоставляя «мою» науку, буржуазную и бесполезную, analysis situs [топологии], пролетарской и полезной науке. Потому что первая была наукой Лузина, а вторая - наукой Александрова. Что любопытно, так это то, что Александров исходит, как это делал Урысон, бумаги которого унаследовал Александров, из той же отправной точки, которая была и моей. Только с той разницей, что Урысон ссылался на меня, а Александров больше на меня не ссылается, так как он теперь должен плохо отзываться обо мне в своей борьбе против Лузина!
Александров кажется мне к тому же весьма сведущим по части интриганства, и смерть его бедного друга Урысона (которого он не убил, как Лузин Суслина) была ему очень полезна.
Буду Вам очень признателен за сообщение как можно скорее о Ваших намерениях и за возврат приложенных бумаг по следующему адресу:
M.Lebesgue, 24, rue de Creil, Gouvieux, Oise.
Примите наши дружеские приветы
А.Лебег и П.Монтель
======================================
3. ПИСЬМО А.ДАНЖУА к А.ЛЕБЕГУ
Мимизан-Пляж, 7 августа 1936 г.
Вилла Moнa Лиза (Ланд)
Дорогой г-н Лебег,
Возвращаю Вам письмо Серпинкого и перевод из «Правды». Я даже получил два одинаковых перевода, хотя Серпинский мне не сказал, кому он их тоже посылает. Посылаю Вам дубликат проекта письма послу Советов в Париже и письмо, которое я адресую Ланжевену. Я был бы Вам очень признателен, если Вы сообщите мне Ваше мнение обо всем этом.
Примерно год назад Лузин получил большой пост. Он фактически руководил советским математическим отделением [Академии наук]. У него была квартира из пяти комнат, автомобиль с шофером. Это восхождение совпало со значительным улучшением франко-советских отношений. Что меня беспокоит, так это то, что поскольку Лузин представляет французское влияние в научной России, то процесс, который ему устроили, заметно выходит за рамки простого вопроса академических притязаний Александрова. С 7 марта никто уже больше не верит в помощь, ожидаемую от нас [--имеется в виду занятие Германией Рейнской демилитаризованной зоны--]. Я это говорю объективно, не желая слушать, что мы должны идти воевать с Германией прямо сегодня. В моем письме к послу я избегаю полемизировать ни по одному пункту. Неоспоримо, что юридически вызов в «суд», составленный из математиков, среди которых Виноградов, Шмидт (очень уважаемый за сильный характер, который он показал в Челюскинской одиссее), Сегал, а также предоставление Лузину возможности защищаться, все это позволит правительству СССР утверждать, что он осужден на вполне законном основании.
Не следует забывать, что Александров, Хинчин, ..., авторы обвинений, не могут одни участвовать в деле, коль скоро их обвинения получили одобрение «суда». Не только против них должен быть направлен протест, коль скоро этому уже положено начало, но против всей комиссии, которая действует заодно с ними и среди членов которой есть личности, до которых надо было бы добраться, подобные тем, фамилии которых я перечислил выше.
Это рассуждение кажется мне достаточным, чтобы отбросить замысел, согласно которому Серпинский требовал моего участия и который не был мною сразу отвергнут, т.е. о коллективной акции против Александрова.
Лузин, поскольку он понимал, что необычайное судилище, устроенное против него, уже имело предварительное соглашение о том, чтобы его погубить, попробовал обезоружить враждебность своих противников полной и безоговорочной капитуляцией. Я думаю, что было бы неловко и бесполезно вводить в оборот те аргументы, которые его недруги знают так же хорошо как и мы, да и как он сам, и которыми он не захотел воспользоваться. Таким образом, я ссылаюсь только на научные и дружеские связи, объединяя вокруг Лузина парижских математиков, и я взываю к великодушию Советов. Примите уверения, дорогой г-н Лебег, в моих лучших и почтительных чувствах.
Арно Данжуа