"...Мы пользовались любым поводом, чтобы удрать с уроков..."
( Посвящается новой министерве абразавания. МАМ )
( by Jessie Willcox Smith )
"... Как только Трегубов появился у нас в третьем классе, он тотчас уничтожил вековые традиции в преподавании "Закона Божьего". Обыкновенно по этому предмету гимназисты во всех гимназиях получали пятерки. Объяснялось это, очевидно, тем, что законоучители по обязанности своей должны были проявлять человеколюбие и старались не огорчать гимназистов. А может быть, и тем, что и законоучители и гимназисты не относились к этому предмету всерьез...
Трегубов вызывал всех по алфавиту. Все читали первую заповедь правильно, и всем Трегубов, злорадно улыбаясь, ставил единицы. Мы ничего не понимали. Весь журнал от А до Щ украсился единицами. Это грозило великими бедами....
Трегубов явился к нам, как карающий бог Саваоф. Он и вправду был похож на бога Саваофа с церковного купола - огромный, с широкой бородой и гневными бровями. Он был монархистом, членом Государственного совета и гонителем свободомыслия...
Мы ненавидели его так же холодно, как он ненавидел нас. Мы пользовались любым поводом, чтобы удрать с "Закона Божьего". Надежным убежищем в этих случаях были уроки католического "закона". Они шли одновременно с нашими, но в другом классе. Мы пробирались туда и только там чувствовали себя в безопасности. То уже была территория, как бы подчиненная апостолической церкви и римскому папе Льву XIII. Трегубов терял всякую власть на пороге этого обыкновенного пыльного класса. В нем властвовал ксендз-каноник Олендский.
Высокий, тучный, с белой головой, с черными четками на руке, он нисколько не удивлялся, когда в дверях его класса показывался смущенный "российский" гимназист.
- Сбежал ?- сурово спрашивал Олендский.
- Нет, пан каноник, я только хотел немного посидеть у вас на уроке.
- Немного посидеть ? Ах, лайдак, лайдак ! - Олендский начинал трястись от смеха. - Подойди сюда!
Гимназист подходил к Олендскому. Ксендз громко хлопал его табакеркой по голове. Этот жест обозначал отпущение грехов.
- Садись ! - говорил после этого Олендский. - Вон туда, в угол,...чтобы тебя не увидели из коридора и не повлекли в геенну огненную. Сиди и читай газету. На !
Олендский вытаскивал из кармана сутаны сложенную вчетверо "Киевскую мысль" и протягивал беглецу...
Трегубов, конечно, знал, что Олендский прячет нас у себя на уроках. Но перед Олендским даже Трегубов терялся. Добродушный ксендз при встречах с Трегубовым становился изысканно-вежлив и ядовит. Достоинство иерея православной церкви не позволяло Трегубову вступать в пререкания с Олендским. Мы же пользовались этим, сколько могли. В конце концов мы так понаторели в католическом "Законе Божьем", что знали его лучше многих поляков..."
К.Г.Паустовский, "Повесть о жизни"
( by Jessie Willcox Smith )
"... Как только Трегубов появился у нас в третьем классе, он тотчас уничтожил вековые традиции в преподавании "Закона Божьего". Обыкновенно по этому предмету гимназисты во всех гимназиях получали пятерки. Объяснялось это, очевидно, тем, что законоучители по обязанности своей должны были проявлять человеколюбие и старались не огорчать гимназистов. А может быть, и тем, что и законоучители и гимназисты не относились к этому предмету всерьез...
Трегубов вызывал всех по алфавиту. Все читали первую заповедь правильно, и всем Трегубов, злорадно улыбаясь, ставил единицы. Мы ничего не понимали. Весь журнал от А до Щ украсился единицами. Это грозило великими бедами....
Трегубов явился к нам, как карающий бог Саваоф. Он и вправду был похож на бога Саваофа с церковного купола - огромный, с широкой бородой и гневными бровями. Он был монархистом, членом Государственного совета и гонителем свободомыслия...
Мы ненавидели его так же холодно, как он ненавидел нас. Мы пользовались любым поводом, чтобы удрать с "Закона Божьего". Надежным убежищем в этих случаях были уроки католического "закона". Они шли одновременно с нашими, но в другом классе. Мы пробирались туда и только там чувствовали себя в безопасности. То уже была территория, как бы подчиненная апостолической церкви и римскому папе Льву XIII. Трегубов терял всякую власть на пороге этого обыкновенного пыльного класса. В нем властвовал ксендз-каноник Олендский.
Высокий, тучный, с белой головой, с черными четками на руке, он нисколько не удивлялся, когда в дверях его класса показывался смущенный "российский" гимназист.
- Сбежал ?- сурово спрашивал Олендский.
- Нет, пан каноник, я только хотел немного посидеть у вас на уроке.
- Немного посидеть ? Ах, лайдак, лайдак ! - Олендский начинал трястись от смеха. - Подойди сюда!
Гимназист подходил к Олендскому. Ксендз громко хлопал его табакеркой по голове. Этот жест обозначал отпущение грехов.
- Садись ! - говорил после этого Олендский. - Вон туда, в угол,...чтобы тебя не увидели из коридора и не повлекли в геенну огненную. Сиди и читай газету. На !
Олендский вытаскивал из кармана сутаны сложенную вчетверо "Киевскую мысль" и протягивал беглецу...
Трегубов, конечно, знал, что Олендский прячет нас у себя на уроках. Но перед Олендским даже Трегубов терялся. Добродушный ксендз при встречах с Трегубовым становился изысканно-вежлив и ядовит. Достоинство иерея православной церкви не позволяло Трегубову вступать в пререкания с Олендским. Мы же пользовались этим, сколько могли. В конце концов мы так понаторели в католическом "Законе Божьем", что знали его лучше многих поляков..."
К.Г.Паустовский, "Повесть о жизни"