ИСТОРИЯ О (3)
Продолжение. Начало здесь.и здесь.
Отдельные болгары с особым статусом
О предыстории войны, одним из следствий которой стало, как известно, освобождение Болгарии, в рамках ликбеза говорить излишне. О серии досадных упущений и промедлений, в связи с которыми время было упущено, и полный успех стал частичным, а блестящая победа, если и не совсем поражением, то близко к тому, тоже. Впрочем, фанфары все-таки гремели: как-никак, стояли в десятке километров от Стамбула. Вполне успешно подавили и попытки турецко-помакской партизанщины в северных регионах, и «малую войну», устроенную в восточных Родопах черкесами, сознававшими, что пришло время держать ответ за все.
Тут, правда, пришлось потрудиться. За бандами стояли англичане, - и далеко не только в качестве спонсоров: верховным «эмиром» джигитов, лично руководившим их вылазками, стал Джеймс Сен-Клер, бывший британский консул в Варне, выдвинувший требование о передаче Турции районов проживания «мирного национального меньшинства», после чего СМИ Альбиона разразились страданиями в поддержку «национально-освободительного восстания балканских горцев против дикой славянской тирании».
Однако справились и с этим, - даже без участия русских войск: теперь, когда у болгар тоже было оружие и мало-мальский боевой опыт, отряды еще не родившейся армии при полной поддержке населения быстро расставили точки над i, причем так обстоятельно, что горцы, бросив все имущество, кроме семей, ушли через турецкий кордон.
Вот только все это, более или менее легко решаемое, было даже не половинкой беды. Истинная беда общеизвестна: после громоподобного Сан-Стефано великие державы, в пику России, обобрали уже утвержденную мирным договором Болгарию, post factum нарисовав на карте расселения болгар невнятный огрызок. К тому же, формально входящий в состав Порты.
Все остальное, - южные регионы (со столицей в Пловдиве и специально изобретенным названием «Восточная Румелия») в статусе автономии и западные (Македонию) без всякого статуса, оставили Порте реально. Пояснив, что раз в Македонии никакого восстания не было, стало быть, там все всем довольны, - хотя реально восстаний не было, потому что более 20 тысяч македонцев ушли на войну в «центральную Болгарию».
Естественно, после всего, что случилось за истекшие два-три года, воспринято это было, как плевок в лицо. Всеми. И «западниками», и русофилами. И босяками, и чорбаджиями. И в Софии, и в Пловдиве, - но особенно, конечно, в Македонии, где турки тотчас начали восстанавливать старые порядки. Так просто обойтись все это не могло, и - когда власти объявили о высылке из Охрида исключительно популярного в крае «бати», митрополита Нафаниила, стойкого патриота, в годы восстаний и войн формировавшего «четы», - не обошлось.
8 сентября 1878 в Рильский монастырь съехались делегаты неравнодушной общественности. Очень непростые и полномочные: сам митрополит, люди прославленного воеводы Ильо, а также русские офицеры, главы «временных администраций» пограничных с Македонией районов «почти свободной Болгарии», обсудившие ситуацию и принявшие решение: хрен турку, а не Вардар; нужно дать русским дипломатам, обсуждающим с партнерами масштабы ревизии Сан-Стефано аргумент в пользу того, что население края против, сражается и побеждает, а значит, пусть Европа, как минимум, признает за Македонией тот же уровень автономии, что и за Пловдивщиной.
Действовать следовало как можно быстрее, - пока «концерт» еще ничего не подписал, - и времени не теряли. Оружие взяли в руки тысячи местных, из Болгарии на помощь им шли сотни бывалых вояк, ради такого случая даже взявших отставку из «дружин», прообраза будущей армии, а русские офицеры, как и было обещано, помогли с вооружением. 5 октября 1878 отряд в четыре сотни партизан, напав на город Кресна, разгромил и заставил уйти прочь сильный османский гарнизон.
Так началось Кресненско-Разложское восстание, и началось очень удачно. Турок было больше, их арсеналы с арсеналами «юнаков» даже сравнить было нельзя, и тем не менее, юнаки побеждали. В ноябре они под дождем цветов и восторженные вопли населения вошли в городок Банско и большой город Разлог, вытеснив части «низама» (регулярной армии) к рубежу, за которым начиналась Греция, и обратились к России с просьбой поддержать требования болгар Македонии.
Сбыча мечт в дозволенном формате
Ответ, однако, был отрицательным. Лондон, оказав султану помощь в спешной переброске войск, предупредил Петербург о недопустимости какой-либо поддержке повстанцев, - а не то санцкии! - и ходокам ответили в стиле «сами начали, сами и разбирайтесь», правда, посулив, если получится, замолвить словечко, а офицеров, не уговоривших не восставать, отозвали с порицанием.
На помощь «болгарских болгар» рассчитывать не приходилось, у них у самих мало что было, даже государство пока еще только учреждалось, - и в рядах повстанцев начались споры сперва о тактике, потом о стратегии, потом «А ради чего?», а затем и разборки с кровью, - и в мае 1879 «батя» Нафаниил приказал бойцам сложить оружие, выразив готовность идти под суд, как ответчик за все, лишь бы всех остальных не карали. Правда, вмешалась Россия, потребовав у султана амнистии для всех, и амнистию, в самом деле, дали всем инсургентам, даже не нарушив слово.
Таким образом, первая, - но далеко не последняя, - попытка македонских болгар остаться болгарами, не превращаясь в «македонцев», которыми их планировали сделать, провалилась. Однако проблема осталась: вопреки планам русской военной администрации поскорее провести в «дозволенной» державами Болгарии выборы, чтобы легитимизировать хотя бы их статус, болгары такой ценой легитимизироваться не хотели.
То есть, выборы-то в Учредительное Собрание провели, и очень демократичные, - 88 депутатов напрямую, по одному на 10 тысяч избирателей, 5 от общественных организаций - участников войны, 19 назначенцев русской администрации, - в общем, полный срез народа, всякой твари по паре, но первым же вопросом первого же дня заседания стало: почему Болгарию разорвали? И начался крик. «Соглашатели» твердили, что надо работать, а остальное дело старших, «крайние» требовали ничего не обсуждать до исправления «общенародной беды».
Но Россия, давшая партнерам гарантии целостности Турции в том виде, в каком партнеры хотели, такой самодеятельности терпеть не собиралась. 14 февраля, - бои в Македонии шли вовсю, воевода Ильо щемил турок по всем фронтам, - князь Дондуков, главный представитель Петербурга, сказал «Ша!», и 14 февраля обсуждение Конституции стартовало. Но с этого дня, прошу отметить, в монолите абсолютной русофилии болгарского политикума появилась первая трещинка.
Следует отметить, юридическая база для создания независимой Болгарии была тщательно продумана и прописана. Над этим работали 2,5 года, и результат не стыдно было предъявить. Представленный проект предусматривал сильную власть князя, двухпалатный парламент, имущественный и образовательный цензы, однако никто не настаивал на обязательном утверждении.
Напротив, решение было отдано на волю большинства, обсуждение поощрялось, - и в ходе дискуссии в рядах будущей болгарской элиты, до тех пор единой в борьбе за независимость, впервые выявился раскол на две «партии», либеральную и консервативную. Ну как «партии»… Не партии в строгом смысле слова, а такие себе «политические направления», представляющие два сектора активной общественности.
Консерваторы, - отпрыски «великих торговых домов» и самых зажиточных крестьян, учившиеся в лучших вузах Европы, - в целом, отражали взгляды людей солидных, положительных, включая высших иерархов, считавших, что одним прыжком пропасть не одолеешь и страна нуждается в максимально твердой власти. Разумеется, не по российскому образцу, - это считали перегибом даже ультра, - но под покровительством Петербурга, с умеренной оглядкой на Вену и Берлин. Им все нравилось, и они готовы были голосовать за то, что есть.
Либералы же, - в социальном смысле, чистейшая калька с российских народников-разночинцев, - напротив, твердо стояли на том, что «монархия - досадный пережиток прошлого», но раз уж республику великие державы утверждать не хотят, пусть будет как будет. Только с минимальными правами князя и максимальными полномочиями однопалатного парламента, избираемый напрямую всеми гражданами обоих полов без всяких цензов, кроме возрастного. Плюс широкое местное самоуправление.
В общем, взгляды были диаметрально противоположны, кроме только позиций по внешней политике, выраженной формулой «Дружим со всеми, опираемся на Россию». Что интересно, если консерваторы, в общем, уживались друг с другом довольно мирно, признавая своим неформальным лидером Константина Стоилова, юриста с прекрасной германо-британской карьерой в послужном списке, то либералы постоянно ругались, не находя общего языка по ключевому вопросу.
Наиболее влиятельные их спикеры, уже известные нам Драган Цанков и Стефан Стамболов, а также Петко Каравелов (брат Любена), при всей любви к свободе были лидерами ярко выраженного «латиноамериканского» типа, уверенными, что «Коллективная структура - плохой администратор... Ответственность многих - не ответственность», а народ нужно гнать в светлое будущее железной рукой. Имелась в рядах, однако, и демшиза типа великого поэта Петра Славейкова, вопреки всем реалиям, уверенного, что «Как бы ни был отстал народ, как бы ни были образованны единоличные персоны, они скорее могут заблуждаться и делать ошибки, нежели зрелое и осмысленное общественное мнение».
Впрочем, такие идеи мало кто разделял, а вот сторонников «классического либерализма» было, - просто потому, что их социальная опора была намного шире, - гораздо больше. В связи с чем, и конституцию в итоге (16 апреля) утвердили хотя и на основе «проекта Дондукова», но с широкими «либеральными» правками. Если и не самую демократичную в Европе, как хвастались, то, по крайней мере, почти как бельгийская.
Россия, впрочем, не возражала. В этот момент ее позиции были непоколебимы. Берлин и Вена, а также Лондон просто ждали. Предоставив царю (в порядке компенсации) рекомендовать кандидатуру князя. А царь предложил 22-летнего принца Александра Баттенбергского, прусского офицера, племянника русской императрицы, который и был избран единогласно.
Вариантов не было, да и паренек «элитариям» понравился. Семейные связи первого класса, умный, вежливый, храбро воевал за Болгарию, свободный болгарский (выучил без отрыва от окопов), в очень хороших отношениях с императором, которого боготворил и весьма либеральные взгляды которого, как казалось, вполне разделял.
По мнению многих исследователей, выбирая именно его, старший Александр намеревался провести своеобразный эксперимент, чтобы показать российским оппонентам, что конституционная монархия дело хорошее, - в связи с чем, и рекомендовал младшему Александру дружить не только с социально близкими консерваторами, но и с либералами, даром что те по взглядам мало отличались от народовольцев. Что младший и попытался сделать, предложив «партиям» жить дружно и создать правительство национального единства.
Но - увы. Либералы, все как один герои войны, цвет нации и трибуны, в политике пока еще не разбирались совершенно. Молодые, не очень образованные, позавчерашние студенты и вчерашние боевики, они хотели всего, сразу и чтобы все были главными. Меньше считалось оскорблением. И в итоге, 5 июня формировать кабинет поручили консерватору Тодору Бурмову.
И началась чехарда. Как бы ни работало правительство, - а оно работало честно, добило турецкие и черкесские банды, наладило работу ведомств, повысило уровень дипломатических отношений с державами, - либералы саботировали все, цепляясь к самым мелочам. Так, «опаснейшей угрозой конституции» объявили решение титуловать князя не «Ваша Светлость», а «Ваше Высочество», - хотя сделано это было, чтобы выровнять статус монархии до европейского минимума, и в знак протеста развернули кампанию по отказу от уплаты налогов, - а поскольку платить налоги никто не любит, к ноябрю в казну вместо планировавшихся 23 млн франков поступило дай Бог, чтобы четверть.
Каждая кухарка...
Это, впрочем, либералов не трогало. Полагая, что раз они не у дел, так и хрен с теми делами, они упивались склоками, интригами и сливами. В ответ правительство пачками увольняло интриганов, а поскольку все госслужащие были с боевыми и подпольными заслугами, нестабильность только усугублялась, - тем паче, что в ситуации, когда налоги не были собраны, снижался и общий уровень жизни, ставшей хуже, чем при Османах.
В этом, естественно, либералы, забыв, что сбор налогов сорвали именно они, тоже обвиняли «антинародный кабинет», - и когда в ноябре Великое Собрание начало, наконец, работу, соотношение сил оказалось 5 к 1 в пользу либералов, немедленно отправивших кабинет Бурмова в отставку. Хуже того, попытка князя убедить лидеров либералов не назначать в правительство людей «с заслугами», но без элементарного образования окончилась так некрасиво, что Александр I, несколько дней подумав, распустил только что избранный парламент, как недееспособный.
Однако впустую. На следующих выборах либералы, денно и нощно вопившие о «попранной деспотом воле избирателей», естественно, получили еще больше голосов обидевшегося электората, и в апреле 1880 князь выдал мандат на формирование кабинета их лидеру, - относительно взвешенному Драгану Цанкову, которому, как бывшему католику не доверяла ни Россия, ни иерарх, в связи с чем, через полгода премьеру пришлось уйти, сдав штурвал «бешеному» Петко Каравелову и став главой МВД, однако и оттуда его выдавили, после чего, крайне обиженный, Цанков и выдал в одном из писем знаменитую фразу «Если русские будут продолжать вести себя по отношению к Болгарии так, как ведут себя теперь, то болгары заявят: "мы не хотим ни русского меда, ни русского жала"».
Впрочем, Каравелов, «враг всех тиранов мира», тоже отпускал в адрес России шпильки, еще и круче, - а при этом, на протяжении всего многомесячног безобразия обе партии рассылали ходоков по посольствам, требуя от представителей держав повлиять на князя в ту или иную правильную сторону. Прежде всего, конечно, к консулу России, - но он, строго придерживаясь инструкций Петербурга, вмешиваться во внутренние дела отказывался, требуя, чтобы сами-сами учились искусству управлять, договариваться и не делать глупостей.
Зато посланцы Берлина, Лондона, а главное, Вены не разочаровывали никого. Имея инструкции понемногу создавать в охваченной пророссийской эйфорией новой стране «круг друзей», они всех привечали, за кого-то ходатайствовали перед князем, кому-то давали дельные советы, а то и сколько-то денег, еще кому-то - рекомендации на визит к видным политикам своих столиц и так далее.
В итоге многие борцы за должность, очень обидевшись на Россию, «проявляющую безразличие к лучшим сынам Болгарии и первоочередным нуждам болгарского народа», - естественно, стенающего под игом «антинародной клики» консерваторов или либералов (нужное подчеркнуть), - начали поговаривать о том, что русские слишком надменны, слишком деспотичные и не уважают юную демократию. Да и вообще, Болгария, если подумать, це Европа.
Впрочем, такие разговорчики звучали пока еще совсем негромко и от случая к случаю. Светом в окошке для становящихся на крыло политиков, тонко чувствовавших настроения масс, оставалась Россия, а основной проблемой всех вместе и каждого в отдельности - утверждение своего неповторимого «я». Пребывание у руля либералов, обещавших быстрое процветание и что «София станет вторым Берлином», вылилось в министерские пятнашки, длиннющие дискуссии, яркие речи с трибун, сотни законопроектов и десятки судьбоносных законов, - но без всяких достижений.
В принципе, кое-что из задуманного было полезно и даже могло воплотиться в жизнь, если бы этим кто-то занимался, однако этим не занимался никто. После смены кабинета с работы выгнали всех чиновников, назначенных консерваторами, вернув на службу своих, ранее уволенных консерваторами, а поскольку в условиях кризиса гослужба была единственным источником твердого дохода, трудоустроить старались, в первую очередь, своих, самых надежных.
В итоге, быстро сформировавшаяся система «политических назначений», зависящих не от талантов и знаний претендента, а от его взглядов и, главное, лояльности шефу, привела к созданию «обойм», занятых, в основном, кулуарными битвами, непосредственно же работой даже не во вторую очередь, притом что стремление указать «навязанному иностранцами тирану» его место стало для либералов, даже самых вменяемых, то ли спортом, то ли навязчивой идеей.
Князб парировал наскоки холодно, с презрительной учтивостью, министры зверели, парламетарии били друг дружке морды, чиновники, дожидаясь указаний, пили ракию и и кофе. Короче говоря, страна, - под злорадное хихиканье Стамбула, - совершенно реально шаталась, и в конце концов, выдержав полный год такого бардака, князь Александр, при всей своей молодости, профессиональном хладнокровии и прусской выдержке, пришел к выводу, что выжить в такой ситуации страна не может.
Продолжение следует.