Высокоподпоясанная Артемида.
Четыре дня подряд сидел в лесу. Каждое утро заходил в лес до восхода солнца в 5 утра, выходил после заката, в шесть. Не буду о паллиативном эффекте природы на нервы, все и так об этом знают. Лес, как это странно не звучит, являлся частным, принадлежащим дядьке которому я заплатил стольник за право охоты в лесу. Примерно на трёх тысячах акров он поддерживает отличные условия для животных, но лес сам не загорожен, там живут дикие животные. Преимущество частного леса в том, что хозяин вправе очищать некоторые участки от деревьев дабы создать кормёжку зверям, и вправе ограничивать присутствие людей в лесу, минимизируя стресс для зверей. Кроме меня там было несколько охотников, но каждый знал свою территорию. Это не мой любимий вид охоты. Мой любимий вид охоты состоит из огромного дикого леса где можно шнырять долгие километры и никого не увидеть. Как было в Колорадо. Но здесь не Колорадо, и в настоящем диком лесу в Нью Йорке слишком много конкуренции. Без оранжевой жилетки не суйся, ещё пристрелят.
В первый день я сидел под ёлкой в пять утра, в кромешней тьме. Было абсолютно тихо, безветренно, поэтому я решил не двигаться и переждать досветла, не пугая дичь. Я вспомнил о непрочитанном New Yorkerе, достал его из рюкзачка, включил наголовный фонарик и создал маленькой островок уюта в мокром лесу. Мне было тепло и хорошо. После статьи о безысходности войны в Ираке я наткнулся на эссе Русско-Американской писательницы Лары Вапняр о музе Достоевского. Параллель между Эдиповым презрением соседской бляди к любовникам и Лариным фетишированием засаленных фотографий мёртвых русских классиков в сюртуках была немного натянута, и слишком много символов (хорошо очёртанных, но слишком разных по направлению) было раскидано (умирающая бабушка, засранные гении, чеховотургеневодостоевскогрибоедовы в её постели) по эссе. Но идея о музе захватила моё воображение, особенно когда Лара добралась до описания "следок ноги у ней узенький и длинный - мучительный. Именно мучительный." и до своего пламенного девичьего желания стать музой один след которой может свести с ума, я решил проверить часы. Уже было шесть, и солнце таилось за горизонтом. В шесть тридцать я загнал патрон в затвор, включил предохранитель и медленно и тихо пошёл от дерева к дереву. Так я слонялся около часу, сливаясь с деревьями и наблюдая за окружностью. В семь тридцать, примерно в километре за спиной, раздалось два выстрела. В этот же момент, с треском ломаемых веток, в ста метрах от меня вскочил и поскакала серна, слишком быстро для каких-нибудь действий с моей стороны. Сезон начался :)
Стрелять по бегущему зверю есть грех, посему я успокоился и натянул шапку потуже, пытаясь обуздать адреналин. Мысли переключились на мои ранние детские фантазии. Вкратце все мои фантазии витали вокруг героев Эллады и прекрасных нимф. Особенно меня восхищала Афродита, и её ярость в борьбе с Титанами. Как богиня любви могла участвовать в кровавой битве? Себя я представлял Эросом Хтонием, поверженным Афродитою, и долго думал о том как попасть на гору Олимп, для поединка с самой красивой богиней. Как раз когда образ Пергамонского рельефа изображающего битву между Олимпом и титанами посетил меня, я взглянул прямо перед собой, уже было восемь часов утра, и в пятидесяти метрах от меня стояла здоровенная серна, тихо жуя травку. Удостоверившись что это не мать с детёнышами, я медленно поднял винтовку к плечу, и в этот момент она посмотрела прямо на меня, уловив движение. Я замер, не успев прислонить приклад к щеке, и превратился в пень. Пнём я был долго, уже дрожали от напряжения руки, вот-вот вывалится винтовка из руки. Серна успокоилась и наклонилась к земле. Когда её очертания появились в оптическом прицеле, оказалось что серна стоит за деревом, и смотрит прямо на меня, опять уловив малейшее движение на расстоянии пятидесяти метров краем глаза. В такой позиции я уже мог сидеть сколько угодно, и когда серна выступила из за дерева, показав плечо, крестик прицела быстро нашёл точку перед сердцем серны. Теперь есть мясо на год, и Артемида осталась довольна.
Дорога в лес абсолютно волшебная, проходящая через необыкновенно красивые долины Катскильских гор. Возвращался с чувством добычи и самоанализа -- зачем мне это нужно? Может правы все кто говорят что охота это атавизм, варварство, садизм. Может сам факт того что я допускаю их правоту говорит о том что это не моё. Но потом я понял. Доводы по поводу неприемлимости охоты существуют в некой заданной системе координат современного мира. В системе координат леса и правил охоты эти доводы не релевантны. Пока ты не попал в мир где благоговение перед природой и азарт добычи не смешались в одно, ты не можешь понять правоту охоты. Я не говорю об оголтелом уничтожении всего живого, а о дозволенном проявлении человеческой хищной сущности.
В первый день я сидел под ёлкой в пять утра, в кромешней тьме. Было абсолютно тихо, безветренно, поэтому я решил не двигаться и переждать досветла, не пугая дичь. Я вспомнил о непрочитанном New Yorkerе, достал его из рюкзачка, включил наголовный фонарик и создал маленькой островок уюта в мокром лесу. Мне было тепло и хорошо. После статьи о безысходности войны в Ираке я наткнулся на эссе Русско-Американской писательницы Лары Вапняр о музе Достоевского. Параллель между Эдиповым презрением соседской бляди к любовникам и Лариным фетишированием засаленных фотографий мёртвых русских классиков в сюртуках была немного натянута, и слишком много символов (хорошо очёртанных, но слишком разных по направлению) было раскидано (умирающая бабушка, засранные гении, чеховотургеневодостоевскогрибоедовы в её постели) по эссе. Но идея о музе захватила моё воображение, особенно когда Лара добралась до описания "следок ноги у ней узенький и длинный - мучительный. Именно мучительный." и до своего пламенного девичьего желания стать музой один след которой может свести с ума, я решил проверить часы. Уже было шесть, и солнце таилось за горизонтом. В шесть тридцать я загнал патрон в затвор, включил предохранитель и медленно и тихо пошёл от дерева к дереву. Так я слонялся около часу, сливаясь с деревьями и наблюдая за окружностью. В семь тридцать, примерно в километре за спиной, раздалось два выстрела. В этот же момент, с треском ломаемых веток, в ста метрах от меня вскочил и поскакала серна, слишком быстро для каких-нибудь действий с моей стороны. Сезон начался :)
Стрелять по бегущему зверю есть грех, посему я успокоился и натянул шапку потуже, пытаясь обуздать адреналин. Мысли переключились на мои ранние детские фантазии. Вкратце все мои фантазии витали вокруг героев Эллады и прекрасных нимф. Особенно меня восхищала Афродита, и её ярость в борьбе с Титанами. Как богиня любви могла участвовать в кровавой битве? Себя я представлял Эросом Хтонием, поверженным Афродитою, и долго думал о том как попасть на гору Олимп, для поединка с самой красивой богиней. Как раз когда образ Пергамонского рельефа изображающего битву между Олимпом и титанами посетил меня, я взглянул прямо перед собой, уже было восемь часов утра, и в пятидесяти метрах от меня стояла здоровенная серна, тихо жуя травку. Удостоверившись что это не мать с детёнышами, я медленно поднял винтовку к плечу, и в этот момент она посмотрела прямо на меня, уловив движение. Я замер, не успев прислонить приклад к щеке, и превратился в пень. Пнём я был долго, уже дрожали от напряжения руки, вот-вот вывалится винтовка из руки. Серна успокоилась и наклонилась к земле. Когда её очертания появились в оптическом прицеле, оказалось что серна стоит за деревом, и смотрит прямо на меня, опять уловив малейшее движение на расстоянии пятидесяти метров краем глаза. В такой позиции я уже мог сидеть сколько угодно, и когда серна выступила из за дерева, показав плечо, крестик прицела быстро нашёл точку перед сердцем серны. Теперь есть мясо на год, и Артемида осталась довольна.
Дорога в лес абсолютно волшебная, проходящая через необыкновенно красивые долины Катскильских гор. Возвращался с чувством добычи и самоанализа -- зачем мне это нужно? Может правы все кто говорят что охота это атавизм, варварство, садизм. Может сам факт того что я допускаю их правоту говорит о том что это не моё. Но потом я понял. Доводы по поводу неприемлимости охоты существуют в некой заданной системе координат современного мира. В системе координат леса и правил охоты эти доводы не релевантны. Пока ты не попал в мир где благоговение перед природой и азарт добычи не смешались в одно, ты не можешь понять правоту охоты. Я не говорю об оголтелом уничтожении всего живого, а о дозволенном проявлении человеческой хищной сущности.