Осенняя сказка
Кроме обычной сумки Настя носила с собой маленький кожаный чемоданчик. При ходьбе он тяжело и монотонно позвякивал. В чемоданчике в несколько рядов стояли стеклянные баночки, вроде тех, которые с детским питанием. Корова, конечно, не заглядывала в чемоданчик, но по звуку догадывалась, что банки стоят в два ряда, плотно друг к другу, но, стукаясь, все равно позвякивают, стекляшки.
Иногда Настя пила из баночек цветную жидкость, и Корова видела, что жидкость в каждой баночке была своего цвета, и что цвета все были красивые и осенние: коричневый, желтый, красноватый и главное - рыжий. И не было синего и ядовито-зеленого и розового тоже совсем не было. Целая осень в чемоданчике.
Корова была наблюдательная корова и помнила, что раньше Настя была фиолетовой и похожей на кинозвезду, а теперь она стала рыжей, потому что пила осень из своих баночек. А Слава был в клеточку, и давал Насте куртку, если она начинала мерзнуть. От осени можно и замерзнуть, даже очень легко замерзнуть, какая бы она ни была красивая.
А Корова была обычная, коричневая, потому что пошла в мать (а папа был белый с черными пятнами, она его не видела, потому что "он уехал сниматься в рекламе, да чтоб там и сгинул, колбаса его раздери" - так говорила мама). Корове было все равно, в кого она пошла цветом - в папу или в маму, потому что она хотела быть рыжей, совсем рыжей, особенно осенью.
"В самом деле, ведь коричневый совсем немного отличается от рыжего, даже совсем-совсем чуть-чуть, коричневый это уже и так почти рыжий, а добавить того, сего - и из коричневого наверняка получится самый настоящий рыжий", - рассуждала Корова.
Корове пришлось ждать почти неделю, целых четыря дня, прежде, чем Настя достала из чемоданчика баночку с рыжим (до этого баночки были всякие, а вот рыжих не попадалось. Корова про себя называла баночки рыжими, красными, коричневыми, хотя знала, что это просто жидкость в них цветная, но, раз они все равно стеклянные, решила Корова, и цвет сквозь них все равно так и просвечивает, то можно сами баночки называть рыжими, красными, коричневыми.)
И вот рыжая баночка засветилась в Настиных руках и сразу стала для Коровы самым главным на свете. Самой главной банкой, во всяком случае. Но Настя отказывалась отдавать Корове осень из баночки, ей самой очень нужна была осень осенью, а зима зимой, чтобы не заболеть. Насте нельзя болеть, она отличница, и Слава может расстроиться, если ему некому будет давать куртку. Тогда Корова сказала, что принесет Насте самых-самых осенних прозрачных медовых яблок, и Настя уж точно не заболеет, а Слава не расстроится.
И вот Корова залезла своим теплым языком в баночку (теперь она имела на это право) и так выпила весь рыжий цвет, всю осень - за один глоток.
И немедленно выпила - и тут же вся покрылась сыпью в рыжий листик. У Коровы была аллергия - это досталось ей от папы. ("Вот удружил, папу благодари, безмозглая", - так сказала мама).
Корова даже чуть не заплакала от обиды, ведь под листиками она так и осталась коричневой, и ничего с ней не сделалось, и как же, в сущности, не повезло ей быть коричневой коровой, да к тому же не просто коричневой коровой, а коричневой коровой с аллергией, и даже аллергия эта какая-то неправильная, потому что листики совсем не чешутся.
Но Корове не пришлось долго грустить, потому что Настя позвала ее жить к себе, и всю осень они сидели на ступеньках незастекленной веранды втроем - вместе со Славой, и слушали, как в доме мама звенит пустыми стеклянными банками, ненужными теперь, потому что Настя совсем перестала болеть, сидели так и знали, что, стоит распахнуть дверь - и из кухни вырвется облако теплого пара, но им не хотелось в дом, потому что мерзнуть осенью на крыльце втроем было совсем не холодно и очень даже приятно, и так они сидели - Настя, Слава и Корова и ели медовые яблоки.
Но Корова не ела, потому что боялась аллергии. А Настя и Слава ели, и очень гордились и радовались, что у них есть своя настоящая осень, в рыжий листик.
А когда началась зима, Корову забрали в дом, чтобы она не замерзла и не облетела. Настоящая осень.
Иногда Настя пила из баночек цветную жидкость, и Корова видела, что жидкость в каждой баночке была своего цвета, и что цвета все были красивые и осенние: коричневый, желтый, красноватый и главное - рыжий. И не было синего и ядовито-зеленого и розового тоже совсем не было. Целая осень в чемоданчике.
Корова была наблюдательная корова и помнила, что раньше Настя была фиолетовой и похожей на кинозвезду, а теперь она стала рыжей, потому что пила осень из своих баночек. А Слава был в клеточку, и давал Насте куртку, если она начинала мерзнуть. От осени можно и замерзнуть, даже очень легко замерзнуть, какая бы она ни была красивая.
А Корова была обычная, коричневая, потому что пошла в мать (а папа был белый с черными пятнами, она его не видела, потому что "он уехал сниматься в рекламе, да чтоб там и сгинул, колбаса его раздери" - так говорила мама). Корове было все равно, в кого она пошла цветом - в папу или в маму, потому что она хотела быть рыжей, совсем рыжей, особенно осенью.
"В самом деле, ведь коричневый совсем немного отличается от рыжего, даже совсем-совсем чуть-чуть, коричневый это уже и так почти рыжий, а добавить того, сего - и из коричневого наверняка получится самый настоящий рыжий", - рассуждала Корова.
Корове пришлось ждать почти неделю, целых четыря дня, прежде, чем Настя достала из чемоданчика баночку с рыжим (до этого баночки были всякие, а вот рыжих не попадалось. Корова про себя называла баночки рыжими, красными, коричневыми, хотя знала, что это просто жидкость в них цветная, но, раз они все равно стеклянные, решила Корова, и цвет сквозь них все равно так и просвечивает, то можно сами баночки называть рыжими, красными, коричневыми.)
И вот рыжая баночка засветилась в Настиных руках и сразу стала для Коровы самым главным на свете. Самой главной банкой, во всяком случае. Но Настя отказывалась отдавать Корове осень из баночки, ей самой очень нужна была осень осенью, а зима зимой, чтобы не заболеть. Насте нельзя болеть, она отличница, и Слава может расстроиться, если ему некому будет давать куртку. Тогда Корова сказала, что принесет Насте самых-самых осенних прозрачных медовых яблок, и Настя уж точно не заболеет, а Слава не расстроится.
И вот Корова залезла своим теплым языком в баночку (теперь она имела на это право) и так выпила весь рыжий цвет, всю осень - за один глоток.
И немедленно выпила - и тут же вся покрылась сыпью в рыжий листик. У Коровы была аллергия - это досталось ей от папы. ("Вот удружил, папу благодари, безмозглая", - так сказала мама).
Корова даже чуть не заплакала от обиды, ведь под листиками она так и осталась коричневой, и ничего с ней не сделалось, и как же, в сущности, не повезло ей быть коричневой коровой, да к тому же не просто коричневой коровой, а коричневой коровой с аллергией, и даже аллергия эта какая-то неправильная, потому что листики совсем не чешутся.
Но Корове не пришлось долго грустить, потому что Настя позвала ее жить к себе, и всю осень они сидели на ступеньках незастекленной веранды втроем - вместе со Славой, и слушали, как в доме мама звенит пустыми стеклянными банками, ненужными теперь, потому что Настя совсем перестала болеть, сидели так и знали, что, стоит распахнуть дверь - и из кухни вырвется облако теплого пара, но им не хотелось в дом, потому что мерзнуть осенью на крыльце втроем было совсем не холодно и очень даже приятно, и так они сидели - Настя, Слава и Корова и ели медовые яблоки.
Но Корова не ела, потому что боялась аллергии. А Настя и Слава ели, и очень гордились и радовались, что у них есть своя настоящая осень, в рыжий листик.
А когда началась зима, Корову забрали в дом, чтобы она не замерзла и не облетела. Настоящая осень.