Об "Иронии судьбы" я писала: "Бессмертный сюжет достоин "Ревизора".
В мире мало произведений с бессмертным сюжетом. Кроме "Ревизора" (безусловный лидер в этом перечне) - еще "Ирония судьбы", "Старший сын" и "Виктор и Виктория" - шедевральная комедия Блейка Эдвардса. "Бессмертность" не характеризуется ничем, но безошибочно определяется на глаз.
Итак, "Старший сын". Что же надето на гениальный сюжетный каркас? Во-первых, абсолютно необходимая защита от цензуры - это верхний слой.
Средства противоцензурной обороны бывают разные. К примеру, в "Иронии судьбы" Женя - хирург, Надя - учитель. Но на них совершенно нет отпечатка райбольницы и средней школы, они абсолютно не испорчены квартирным вопросом и совсем не запуганы советской стоматологией. При этом Женя и Надя, конечно, не положительный примитив, а живые люди с чувствами и судьбой, однако не исключено, что они прилетели с планеты Марс. Это почти неизбежная условность советского кино - как три единства в классицизме: как в античном театре мужчины играют женщин - так в советском кино актеры играют взрослых младенцев (выросших в коконе) , со сложным характером, но без признаков местной идентичности.
В "Старшем сыне" необходимая антицензурная оборона - не в героях, а в сюжете. Он универсален и включает в себя и эту функцию. Два парня по недозрелости и молодому разгильдяйству цинично наврали пожилому музыканту, но потом один из парней опомнился и нравственно повзрослел, а второй еще сильнее проявил свою мещанскую сущность. И зло в его лице, т.е. в лице колоритнейшего и красивого Михаила Боярского, было посрамлено. (Плюс еще новизна усиливала яркость актера - Боярского тогда никто не знал.) Не хватило , разве что , срывания с его груди комсомольского значка, как в пьесе Розова "В добрый час".
Для сравнения, в этой пьесе Розова главный герой-разгильдяй, чуть было не пролезший по знакомству в институт, тоже нравственно развился, зло, опять же, было посрамлено, а причиной уходящей в прошлое коррупции оказались больные сердца мамаш блатных абитуриентов. Это хорошая яркая пьеса Розова, показавшая не только коррупцию, но и наполеонов по-советски, но - однослойная. В отличие от вампиловской. Просто жестко условный советский классицизм нужно смотреть с учетом абсолютно обязательной конъюнктуры и с пониманием драматургических и уголовных законов того времени. Это особенность и признак жанра. В 56-м подтекста и второго смысла не могло быть, Розов и так много сказал. В его пьесе мораль крутится вокруг комсомола и значка - эта икона еще существует в конце 50-х. В 70-е иконы коммунизма больше нет. Сук , на котором сидели, срублен сталинщиной.
"Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет..."
"Я все равно паду на той, на той далекой, на гражданской..." - лирический герой Окуджавы пал в 70-е, отбой уже сыгран в это время.
До 70-х защита от цензуры была очень мощной - сплошная условность, и за верхним защитным слоем почти ничего не помещалось. За личной судьбой всегда косвенно стояло общее дело, и уши его торчали по всем направлениям. Так было до Вампилова. "Отбой" еще не был сыгран до него.
Пьесы Вампилова многослойны и неоднозначны. Со вторым планом и тайным третьим смыслом. Герои его пьес ищут свой личный смысл для своей жизни - общего у них нет. Для них цель - ни коммунизм , ни его отрицание. Они эту икону начисто забыли. Это люди, которые про коммунизм в школе слышали, но пропустили мимо ушей, как что-то навязанное в нагрузку к жизни. Таких героев раньше в кино не было (но были в жизни) - не было людей, которые просто живут и ищут для этой жизни свой нравственный смысл, напрочь забыв, что он заключался когда-то в коммунизме.
В "Старшем сыне" все ищут мать. Мать Нины и Васеньки сбежала. Васенька влюблен в женщину старше себя не только по возрасту, но и по мироощещению. Сарафанов все время порывается поехать к матери Бусыгина. Мать - это родина, духовная родина. Это символ известный, это основы.
Бусыгин ищет отца. Все стремятся к потерянным корням. Всем героям не хватает завершенности, они в поиске.
Когда М.Горький говорит: "Человек -это звучит гордо!", а церковь называет человека образом и подобием Божьим - это разное. Но на бытовом уровне такая галиматья о человеческом величии воспринимается одинаково - кто из людей сильнее, кто выше в иерархии. Если совсем на бытовом - кто кому может навалять.
Сарафанов - не знает, зачем прожил жизнь. С его точки зрения - он не стал большим музыкантом, композитором и даже не играет в оркестре. Оправдания, которые Сарафанов находит - в детях, в нравственных достоинствах - более, чем весомы. Он это понимает головой, но не верит этому, т.к. подсознательно одурманен пропагандистскими месседжами про гениальность, престиж, удовлетворенность жизнью, достижения и т.п. Андрей Григорьевич сам не может найти главного оправдания своей формально неудачной жизни, которое заключается в служении музыке как таковой - не с целью получения ништяков. Этот аргумент отлично видит со стороны и находит для него Бусыгин.
Кудимов Михаил - противоположность Сарафанова. Этот добьется всего, т.к. для него высшая цель - соблюдение формальных принципов, как правило, поверхностно-поведенческих. Он интересен еще тем, что до него человек в форме (любой) толковался как исключительно положительный и принципиальный. Просто так форму на актера не надевали. Кудимов и положительный и принципиальный, но за внешней канвой ничего нет. Это чисто поверхностные проявления когда-то бывшей идеологии. Это пародия.
Сильва и Кудимов по-разному одинаково не слышат человека. Сильва крайний индивидуалист, людей он использует только для себя и не сочувствует им. Кудимов, наоборот, бескорыстно всех подводит под принятый стандарт. Он - коллективист, носитель общих поверхностных жестких шаблонов.
Для Бусыгина ценность индивидуальной, нестандартной, никуда не вписывающейся судьбы гораздо выше и общей идеологии и религии успеха и приличия. Здесь -жизнь, там - просто схема. Здесь - вкус жизни, там - обманка из правил и иерархических ступеней.
Характерно отношение к Сарафанову этих трех персонажей. Бусыгин слышит в его жизни отголосок судьбы своей матери, отзвук своего прошлого и чувствует ценность этой невеликой жизни. Кудимов видит в ней "горькую правду". А сильва считает: "Гусь...все они гуси", "напаяли мужика и хватит."
Васенька и Нина не могут найти в отце моральной опоры, потому что он сам не видит ее в своей жизни, считая ее неудавшейся. Нина бросилась от неуверенного ни в чем отца к ни в чем не сомневающемуся Кудимову. Но Кудимов только видимость опоры.
Все пьесы Вампилова написаны в 60-х годах. Но о 70-х. Там состояние умов 70-х годов. Это большая мичтическая странность.
В фильме Мельникова - 70-е. Нина одета в кофту-лапшу и юбку-полусолнце. На парнях - клеша и длинные нестриженые волосы. В 60-х были брюки-трубочки, стрижки под полубокс. Так часто одевают актеров в театральных постановках "Старшего сына".
Они офигенно, что называется, атмосферные, фильмы Мельникова по Вампилову. Реализм там соблюдается жестко , в деталях и всецело - вместе со всем его романтизмом. Окраинное захолустье, летний холод, черный ночной воздух, почти скрывший старую двухэтажку, обилие опадающей листвы и ажурный от разноцветных деревьев дворик - со всей щемящей и сладкой провинциальной романтикой реализма.
Старая квартира в двухэтажном доме, дощатый пол, картинки музыкантов на стенах, торшеры, белые кухонные занавески - чем больше ушедших в прошлое бытовых деталей, тем больше в простоватом реализме ностальгической романтики.
Ирина Степанова.
читайте также в сообществе "Другое кино" под тэгом "советское кино".