Если бы мы хотели выступить с заявление по ситуации на Украине, которое было бы понятно большинству леваков, то мы бы ограничились тем, что на территории Украины столкнулись интересы «загнивающего» империализма Запада и «возрождающего СССР» империализма России. Но в подобной трактовке теряется сама Украина и украинский народ как разнообразие интересов различных классов, этносов и социальных групп. Проще всего было бы представить, как империалистические агрессоры стравливают между собой различные группы украинского населения, но тогда мы принимаем за истину лишь внешнее противоречие, в то самое время когда она базируется на тех противоречиях, которые уже были сформированы до этого, пусть даже под действием внешних причин. Первое, что необходимо принять - ситуация не является статичной и внешние факторы изменяют свое влияние в зависимости от расстановки внутренних сил и наоборот. Второе, уже имея собственную историю взаимоотношений социальных групп, ситуация развивается, изменяясь в соответствии с изменениями в самих, группах, которые так же не являются статичными. Все эти банальности социальной философии приходится повторять, так как они умышленно, либо в силу самообмана обходятся практически всеми «левыми» (а левые ли они вообще, раз отрицают левые интеллектуальные традиции?), пытающимися писать о ситуации на Украине.
Существовавшая в Киеве до февраля власть являлась реакционной. Политически она декламировала интересы крупной буржуазии юго-востока Украины, экономически ориентированной на Россию, а значит и интересы России. Легитимность ей придавала поддержка большей части населения Украины, разочарованного либеральным правительством Ющенко. По сути население хотело умеренного консерватизма, стабильности, а получило реакцию, при которой начало страдать не только благосостояние широких слоев населения, но и их социальный статус ставился под вопрос. Сегодня ты мелкий буржуа, а завтра, если твоим свечным заводиком заинтересуются люди близкие к власти, уже люмпен. Для западных областей это усугубилось еще и тем, что Янукович, выполняя политическую волю пророссийской крупной буржуазии, ассоциировался для украинцев с волей России. Это одна из причин по которой с виду безвредный и общедемократический закон о языковой политике вызвал негативную реакцию и стал восприниматься как узаконивающий двуязычие. Что характерно российские СМИ его так же называют «законом о статусе русского языка», хотя его в той же мере можно было бы назвать «законом о статусе белорусского/молдавского/немецкого и т.д. языка» [1]. Мы так же можем допустить, что в какой-то момент политика Януковича и людей, которых он привел к власти вместе с собой, направленная на формирование новой фракции крупной буржуазии, перестала удовлетворять людей, чьи интересы он представлял изначально. Таким образом в развернувшемся в конце 2013, начале 2014 года кризисе Янукович, вместе с молодой фракцией крупных буржуа остался один как против крупной национальной буржуазии, интересы которой систематически не принимались в расчет за время правления Януковича, так и, в какой-то момент, крупной пророссийской буржуазии, интересы которой, в том числе и связанные с Россией, стали задвигаться на задний план. И все это происходило при поддержке широких слоев населения (от мелких буржуа до люмпенов), которые вышли на Майдан по множеству причин, начиная от нереализованного желания быть «украинцем» не смотря на этническую принадлежность, заканчивая переливающимся через край чувством несправедливости за свою судьбу, за судьбу страны, за избитых ради новогодней елки студентов.
Не смотря на все вышеописанные противоречия, ни одно из них не было антагонистическим. Большинство из них могли быть разрешены во время президентских выборов. Однако смена власти произошла за год до официальных выборов. Причем по изначально формальному поводу. Дискуссии по поводу договора об ассоциации с ЕС и палаточный городок на Майдане почему-то превратился в бегство и отстранении от власти Януковича, стрельбу, трупы и множество пострадавших. Что же стало толчком к такому развитию событий? А ответ прост - насилие.
В случае с «насилием» у большинства постсоветских левых «теоретиков» и прочих социальных философов/социологов происходит остановка мышления. В постмодернистской мысли, особенно в ее постсоветской версии преобладает мнение, что насилие - это зло, независимо от того, кто, почему, как применяет его и как сам акт насилия воспринимается другими группами. Фуко в споре с Хомски, который отстаивает идею универсальной морали, говорит: «Пролетариат ведет войну с правящим классом не потому, что он считает, что эта война справедлива. Пролетариат ведет войну с правящим классом потому, что впервые в истории он хочет взять власть. И потому, что он хочет свергнуть власть правящего класса он считает, что эта война справедлива. Люди ведут войну чтобы победить, а не потому что она справедлива» [2]. Развивая мысль Фуко можно сказать, что любой класс, да и любая социальная группа, ведет войну/противостояние за власть (чтобы удержать власть) не потому, что данная борьба, как и любой вид насилия (с точки зрения абстрактной морали), справедлива, но потому, что хочет захватить/удержать власть и это является справедливым с точки зрения данной группы. Т.е. действия группы всегда справедливы для-себя, но не обязательно справедливы для-других. Поэтому совершенно бессмысленны рассуждения на тему: «кто первый начал»? Важен лишь факт насилия между представителями власти и «детьми майдана» по формальному поводу - установка елки. Факт насилия послужил катализатором в простой дихотомии свой/чужой, где по разные стороны оказались власть и народ, а само насилие, теперь уже против представителей власти (милиционеров, чиновников, судей, противников майдана) было легитимировано. Насилие на Майдане сформировало то, что Сартр называет groupe en fusion, новую неструктурированную целостность, противостоящую реальности.
В дальнейшем данная целостность активно использовалась различными буржуазными группировками, в том числе и с противоположными политическими векторами, для достижения своих политических целей. В конечном итоге мы можем сказать, что к власти в Киеве пришла крупная национальная буржуазия. Но это является слишком общим утверждением. Надо говорить о фракционном союзе групп крупной национальной буржуазии против пророссийского правительства Януковича. Ключевым словом здесь является «против». Союз группировок существует только в условиях общего врага. И если аннексия Крыма поддерживала это «дружим против…», то сепаратизм юго-восточных регионов усиливает разрыв.
Россия еще с момента возникновения вопроса о подписании договора об ассоциации Украины с ЕС активно принимала участие в процессах, происходящих в Киеве. Россия дала Януковичу четко понять, что «или с нами или против нас». «Против нас» приводило к экономическим потерям за счет юго-восточных регионов и недовольству пророссийской крупной буржуазии, волю которой Янукович формально представлял. В ходе развития ситуации стало понятно, что правительство Януковича торгуется за кредит, а все эти «за Европу»/«за единое экономическое пространство» и люди на Майдане являются лишь никому не интересными декорациями. Учитывая, что ЕС собирались дать немного и завтра, а Россия предлагала много и сейчас, то судьба «ассоциации» и Майдана была предрешена, что привело к описанной нами выше цепочке событий. В следствие ошибки Януквича Украина развернулась к России если не спиной, то боком, что естественно не могло удовлетворять российское руководство. В то же самое время дестабилизация социально-политической ситуации в Украине открывала для Российского империализма новые возможности, которыми он не преминул воспользоваться и аннексировал Крым.
Крым для российского режима решает множество проблем. Российские военные базы остаются на полуострове. Без аннексии Крыма их существование при легализации любой из фракций буржуазии пришедших к власти в Киеве ставилось бы под вопрос. Превращение населения России в «русский народ» - 88% россиян выступали за присоединение Крыма к России, причем большинство россиян считает, что права русских к Крыму ущемлялись и Россия восстанавливает историческую справедливость [3]. Отвлечение населения от внутренних проблем и ухудшающейся экономической обстановки.
Техническое исполнение аннексии Крыма не вызывало проблем. Идеологическая информационная война de facto была выиграна - в какой-то момент российские СМИ остались единственным игроком на медийном пространстве полуострова (с 9 марта 2014 года украинские каналы отключены «из-за неполадок»). Российские войска уже находились на территории Крыма, а вопрос об их легализации решился достаточно легко - Совет Федерации дал свое согласие единогласно, без воздержавшихся и обсуждения. Это лишний раз указывает на то, что у Путина нет внутрисистемной оппозиции, а внесистемная слаба и не способна влиять ни на политические процессы, ни на общественное мнение. В конечном итоге внесистемной оппозиции не удалось инициировать даже подобие обсуждения происходящего. Найти в самом Крыму достаточно амбициозных и управляемых политиков, которых можно было бы выдать за представителей народа не представляло трудности. С соблюдением всех демократических норм 27 февраля «неизвестные люди в военной форме» захватывают здание Верховного Совета Крыма и поднимают над ним российский триколор, а депутаты голосуют за назначение Аксенова премьером нового правительства Крыма. В дальнейшем «вежливые молодые люди» блокировали стратегические объекты на полуострове (порты/аэропорты/украинские военные части/административные учреждения) с целью обеспечения «условий для свободного волеизъявления крымчан». С начала операции и до ее окончания власти России и российские СМИ отрицали участие российских военных, но 17 апреля Путин признал, что «за спиной сил самообороны Крыма, встали наши [российские] военнослужащие».
В связи с украинскими событиями интерес так же представляет углубляющийся раскол свои/чужие. И если изначально речь шла о «за евроинтеграцию»/«за торговый союз», то в ходе развития событий все активнее с помощью СМИ вводилось противопоставление по этническому принципу, причем в самых худших шовинистических трактовках. Попробуем раскрыть этот аспект более подробно.
«Для существования меньшинств [этнических], должно иметься и большинство. Однако аналитиками уже давно замечено, что статус меньшинства вовсе не обязательно является арифметически определенным - в качестве определяющей здесь выступает мера социальной власти»[4]. Исходя из этого легко понять, что после распада СССР на территории Украины власть в той или иной степени принадлежала буржуазии, которая в той или иной степени соотносила себя с украинской национальной идеей. А победа Януковича на выборах - это победа «этнического меньшинства», что выразилось не только в политико-экономическом сближении с Россией, но и в законе об основах языковой политики. Однако, если сам текст закона был скорее общедемократическим - «мы просто разрешим в областях с 10% этнического меньшинства использовать в делопроизводстве свой родной язык», то использовался он в конечном итоге для русификации населения Украины. И если население юго-восточных областей и Крыма не воспринимало русификацию как насилие в связи с высоким процентом русскоязычного населения и, что немаловажно, ориентированностью производства/бизнеса на Россию, то для западных областей это воспринималось как утрата национальной идентичности.
Попытка пришедшей в марте к власти национальной буржуазии отменить закон о языковой политике закономерно не увенчалась успехом - исполняющий обязанности президента Турчинов наложил вето. Вето в данном случае играет двойную роль. С одной стороны, оно снижает накал российской антиукраинской пропаганды, отмена закона о языковой политике, как мы знаем, преподносилась и преподносится как запрет русского языка, хотя ничего общего с запретом языков «национальных меньшинств» не имеет. В качестве критерия дерусификации часто приводится количество русскоязычных школ. Однако без комментария мы возьмем количество украиноязычных школ в России в соотношении к количеству населения, считающего себя украинцами и количество русскоязычных школ на Украине в соотношении к количеству населения, считающими себя русскими. Усреднено до 1500 школ на территории Украины ведут обучение только на русском языке при 8,3 миллионах русских согласно переписи 2001 года. Условно на 5,5 тысяч русских приходится одна школа. Для сравнения на территории России функционирует 15 школ, где ведется обучение на украинском языке при 1,9 миллиона украинцев согласно переписи 2010 года. Итого 1 школа на 126 тысяч украиноязычных граждан[5]. Вполне возможно, что при ближайшем рассмотрении можно будет выявить и более интересные аспекты российской языковой политики. Общий дискурс российских властей: «русификация - это хорошо». С другой стороны вето дает множество возможностей для политического маневра. Например, для легализации второго языка для юго-восточных территорий делать уже ничего не нужно.
По данным переписи населения Крыма за 2001 год, большая часть населения разделилась между тремя этносами. Русские 58,5%, украинцы 24,4%, крымские татары 12,1%. Однако, ни общность этнического происхождения (механическое причисление себя к какому-либо этносу), ни общность языка не конструируют общность, которая однозначно положительно или отрицательно относится к какому-либо событию. Подобная общность может существовать лишь как симулякр в идеологических конструкциях пропагандистов. Действительно социальноактивные общности образуются именно на основе предзаданного «отношения к …», где ведущую роль играет положение отдельно взятого индивида в социальном поле (классовое/иерархическое и т.д.). Этнос и язык в данном случае служат скорее ко-фактором, ускоряющим образование общности в связи с расширением поля для социального взаимодействия и коммуникации. Разумеется, влияние ко-фактора тем сильнее, чем большее давление он испытывает из вне. Жителям Киева и западных регионов Украины проще осознать себя единой нацией, не смотря на все противоречия в позициях внутри национальной буржуазии, когда их показывают, как крайних националистов и фашистов. Жителям юго-востока, гораздо проще быть «не-украинцами», когда влияние крупной пророссийской буржуазии, бывшей их голосом, стремится к нулю в политическом поле «бандеровцев».
Таким образом в случае с Украиной, как и в любом другом случае, мы имеем крайне сложное переплетение социальных практик в экономическом, политическом и идеологическом поле. И любое упрощение анализа ведет лишь к ложному пониманию происходящих процессов.
Latur
[1] Подробнее на языке и этносе мы остановимся ниже. Latur
[2] М.Фуко«О природе человека. Справедливость против власти» 1974
[3]
http://www.levada.ru/26-03-2014/proiskhodyashchee-v-ukraine-krymu-i-reaktsiya-rossii [4] Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности.
[5] Отклоняясь в сторону белорусских реалий стоит заметить, что на территории Беларуси не существует белорусскоязычных школ. De jure в соответствии с Кодексом Республики Беларусь об образовании от 13 января 2011 года обучение на одном из двух государственных языков может производить в форме классов, групп, потоков, что de facto превращается в отсутствие обучения на белорусском языке. Latur