May 06, 2012 19:36
Экспертами называют разных людей. Эксперт в узком понимании - это человек, который разбирается в проблеме и не имеет явной сверхзадачи. В широком - любой, кто называет себя экспертом и выступает в этой роли. И те, и эти сначала собирают информацию, потом обрабатывают её и, наконец, выпускают в мир. И на каждом из трёх этапов возможны помехи и осложнения.
Все мы знаем, что есть эксперты настолько ангажированные, что они готовы увидеть рай на земле хоть в Северной Корее, хоть в Сомали. И наоборот - есть эксперты настолько неангажированные, что готовы увидеть рай на земле сегодня в Северной Корее, а завтра в Сомали, причём за достаточно мелкий прайс. Есть, наконец, эксперты не ангажированные, но при этом не в своём уме. Некоторые из них опасаются планеты Нибиру и рисуют круги на полях, чтобы отразить инопланетное вторжение. Другие (ленивые) рассуждают о криптоуправлении, заговоре элит, уверены, что миром правят мошенники и обманщики и усиленно просят денег.
Более того, они вовсе необязательно бесчестные люди. Бывают эксперты, ангажированные по
убеждению (которые просто не могут не накапливать факты в свою пользу) и по долгу службы (которые по некоторым темам говорят «что положено», но при этом вполне объективно судят о тех вещах, инструкция по которым пока не поступала).
Как мне кажется, эти эксперты за экспертов считаться не могут. По большому счёту, они вообще не изучают то, о чём берутся судить. Вместо этого они берут за шиворот, скажем, страну (а можно вид танков или породу кошек) и… перекрашивают её в нужный цвет. К счастью, ни одна Япония от них пока не пострадала.
Но тот эксперт, которого встретил я, был явно не из них. Похоже, он действительно пытался понять, что здесь происходит. Он не был ни ангажирован, ни продажен. Что же вызвало его ошибку?
Как мне кажется, с «настоящими» экспертами тоже не всё так просто. От эксперта ждут, что он будет неанагажирован и скажет нам «всё, как оно есть». Но и ангажированность, и бытие - штуки довольно сложные.
Проще всего понять тех экспертов, которые ангажированы. Их выступления порой мало что говорят с точки зрения науки, но иногда много дают для понимания аргументов, которыми пользуются стороны конфликта. Без двух романов Хосе Рисаля мы бы не знали, чем жило и о чём спорило филиппинское общество.
Исходить из позиции - опасное дело. Как только ты надеваешь такие «шоры», то фактов меньше не становится, но они начинают удивительно точно попадать в твою концепцию.
Например, если начать с понедельника собирать доказательства, что за вами следят, то уже к среде будет ясно, что телефон прослушивают, а к четвергу вы догадаетесь, что за организация осуществляет слежку (даже если её нет).
Неангажированным мы называем того эксперта, который разбирается в проблеме и не имеет явной сверхзадачи.
Наконец, есть прекрасная категория экспертов разочаровавшихся, которые когда-то были ангажированы, а потом отошли и заглушают душевную боль, поливая грязью бывших соратников. Разумеется, в объективности они прибавляют мало и им по-прежнему не хватает знаний, умений и просто желания разбираться. Зато они весьма часто были допущены ко «внутренней кухне» режима, много сора из избы и подчас говорят именно то, что «люди своего круга» никогда не сказали бы вслух.
С бытиём тоже есть вопросы. Когда мы просим эксперта объяснить, что есть, мы забываем указать, какой из видов существования нам нужен.
Вообще, виды существования - тема огромная и о ней лучше рассказать в другом месте. А пока коротко запишем то, что имеет отношение к нашей теме. Даже не погружаясь в пучины квантовой механики и квантовой же психологии, мы можем увидеть как минимум 3 вида, в которых что-то может быть.
Есть вещи и процессы, которые существуют независимо от их наблюдателей. Например, щелочь и кислота реагируют вне зависимости от того, кто проводит эксперимент. Философы называют такое существование объективным, а его результаты - принудительными. Сколько ни повторяй физический эксперимент - результат будет тот же.
Некоторые теологи были уверены, что у объективных предметов всё же есть Наблюдатель и это сам Бог. Как станет ясно дальше, такой Бог видел бы весьма немного.
Есть вещи, которые существуют субъективно. Когда говорят о таких вещах, то обычно вспоминают галлюцинации, но это хоть и близко, но неполно. Уже по галлюцинациям видно, что быть субъективно - это тоже быть. Если бы субъективное было «слабее» или «хуже» объективного, то в галлюцинации не было бы ничего страшного. Ты узнаёшь, что этого нет, и просто не обращаешь внимания. Но беда в том, что галлюцинация существует так же явно, как вода или телевизор!
На самом деле субъективно существует множество других, более полезных вещей. Например, математический ноль или интеграл. Римляне не знали ни ноля, ни интеграла - и, тем не менее, пользовались математикой и успешно строили дома. Если ноль и существовал в римские времена, то он явно скрывался где-то в Индии.
Есть вещи, которые существуют на стыке - очень часто это предметы, сделанные человеком. Шахматные фигуры, к примеру, существуют объективно (они разной формы, разного цвета). Но их поведение существует субъективно. Конь из дерева ходит так же, как конь из пластмассы - и наоборот, если мы найдём в развалинах погибшей цивилизации расширенную шахматную доску и комплект фигур с одной фигурой незнакомой формы, мы не сможем установить, какие ходы были ей позволены.
Пешки назад не ходят. Но объективно для этого нет никаких препятствий. Взял и двинул пешку назад - она же от этого не взорвётся!
Наконец, есть погранично существующие вещи. Например, если я заявлю, что я родственник датской королевской семьи, то вам сразу захочется спросить, бывал ли я в гостях у именитых родичей. При этом я знаю, что я никакой им не родственник (субъективно), и по всем документам я никак не состою в родстве (объективно). Тем не менее, вы ведёте себя так, как будто и эти знания, и эти документы были в порядке. То, что существует только для других, называется пограничным.
Что же должен говорить эксперт? Где должна существовать вещь, чтобы он признал её существующей?
Эксперт, говорящий только объективное, скажет довольно мало. Во-первых, то, что видит он, для читателя может быть и не видно. Во-вторых, он вынужден отбросить и опыт и чутьё и говорить только о том, что уверен. Его рассказы плавно перетекают в лекцию о работе с источниками, особенностях региона и тому подобных мелочах, благодаря которым его слушатели сами увидят.
Эксперт, говорящий субъективное, сразу сталкивается с тем, что знания пересказать можно, а чутьё - нет. К тому же, есть информация открытая и закрытая, и человека, который разглашает закрытую информацию в открытом источнике очень быстро перестают к закрытой информации допускать.
Наконец, эксперт может вещать о том, что существует «для других». То есть сперва изучить, что от него хотят услышать, а потом это же и рассказать, но другими словами. Люди любят тех, кто говорит им комплименты, и охотно кидают монетки. Их мышление обычно бессвязно, вместо аргументов - лозунги, мир - разделён на «своих» и «чужих», причём свои заведомо победят. Многие думают, что такие «мыслители» - только российское или американское изобретение. На самом деле, их можно отыскать где угодно - и в Польше, и в Египте, и в Гагаузии. Главное, хорошо знать свою аудиторию и ничем её не обидеть. При этом они могут быть широко образованными и читать себя просто «выразителями идей, характерных для нашего времени» и ссылаться на Фуко - дескать, если идеи всё равно овладевают умами, то почему бы не дать им этими умами овладеть?
Однажды я был в минской Национальной Библиотеке и зашёл в комнату, где выставляют недавно поступившие книги. Среди прочих, там была выставлена и книга Бжезинского «Выбор. Мировое господство, или глобальное лидерство». Она стояла в разделе «Религия», по соседству с новоизданными «Житиями святых» и каким-то опусом о чакрах и энергетических полях.
Но вне зависимости от того, какой из них перед вами, все они всегда могут совершать одну из указанных ошибок. Потому что дело было не в позиции, а в едва заметных предположениях, которые стояли за его внешне логичными фразами.
Рассуждая, мы обычно не замечаем, что ход наших мыслей опирается на довольно неявные допущения. И очень часто оказывается, что то, что выполнялось «всегда», выполнялось только в 1789 году, причём в июне месяце (а уже к сентябрю полностью утратило актуальность).
Разумеется, я не могу привести здесь полный список заблуждений (многих я не знаю, а многими страдаю и сам). К тому же, многие из них - не столько ошибки, сколько крайности.
Например, слишком верить мемуарам и слишком им не верить - это две крайности. Но попробуй найти золотую середину!
Выход один - указать на явные и заведомые ошибки, чтобы читатель научился их видеть по ту сторону своих рассуждений. Лишь задавая простейший вопрос «а при каких условиях эта закономерность должны выполняться?» мы можем увидеть столько ошибок, сколько не выявит самое головоломное логическое построение.
Именно поэтому я пишу эту работу таким вольным стилем - чтобы она была интересной и из неё хоть что-то запомнилось.
статья,
исправляя экспертов