Бумажный народец и его создатель
Все мое детство, отрочество и юность, сколь я себя помню, я все время рисовал. Рисовал я как правило лица, фигуры и портреты людей. Иногда животных. Рисовал я как правило карандашами и акварелью. В детстве я мечтал стать художником, но по разным причинам, о которых здесь рассказывать не к месту, я эту мечту оставил. Тем не менее, уже взрослым я все время рисовал на полях своих студенческих тетрадей, время от времени начинал и забрасывал скетч бук и иногда - акварели. Сейчас, в возрасте, когда здравомыслящие люди пожинают плоды своих трудов, я, вернулся к вожделениям своего детства. Многие из моих друзей посмеиваются надо мной за это. Так мне кажется.
А вообще то это, как и все другое, не совсем так. Наверное первый импульс к творческим мукам был совсем не связан с рисованием а скорее с ножницами и бумагой. Соседская девочка обучила секрету изготовления бумажных людей, совсем симметричных. Для этого она чертила вертикальную линию, рисовала с одной из ее сторон руку с растопыренными пальцами полголовы, пол туловища и ногу, а затем, сложив лист вдвое вырезала фигуру, если я помню верно, девочки. Первым делом свежевырезанному тельцу целомудренно пририсовывалиьс трусики, затем глаза губы и т.д. Все это раскрашивалось карандашами, а затем, старательно и с воодушевлением, тем же способом из бумаги вырезались многочисленные платьица и прочие аксессуары. Сотворение людей из столь доступного материала показалось мне столь привлекательным что я немедленно начал овладевать мастерством. Рисовать контур вскоре показалось мне излишним, я просто вырезал их безо всякого эскиза, мужчин и женщин, и не голяшей, а одетых в причудливые одежды и шляпы. Дам было делать легче, они у меня все носили сказочные кринолины с оборками, что помогало избегать нескольно растопыренных ног, обычных при подобном вырезании. Кавалеры носили ботфорты и маскулинно упирались в землю широко раставленными мускулистыми ногами. Помнится что очень хотелось делать лошадей, но они не получались ввиду четвероногости. Вместо этого появились страусы и может еще какие птицы. Не помню уж. Мои люди, так я их называл, жили в большой коробке из-под обуви. У них было много преимуществ если их сравнить с не моими людьми. Они были со мной всегда когда я этого хотел. У многих были имена, роли и должности. Они все учувствовали в каком прихотливом и неспешно разворачивающемся сюжете, в коем была дворцовая жизнь, балы, охоты и путешествия. Некоторые дамы были волшебницами, думаю утащенные их пересказа Волшебника из страны Оз тв. Орлова. Сюжет неспешно разворачивался, ожидая моих возвращений из начальной школы, в которой мне многое не нравилось. Видимо поэтому встречи с «моими людьми» были весьма желанными и нередко затягивались до глубокой темноты. Так продолжалось довольно долго и рассказ становился в разветвленее и население коробки росло, и некоторых из них, как правило уже обветшавших и потертых, я перестал узнавать и вспоминать их имена стало труднее. Но, как это водится в истории древних цивилизации, неминуемый конце был близок. Однажды вернувшись из школы я обнаружил что предмет кухонного обихода, называемый помойное ведро, стоит на видном месте, наполненный субтильными телами «моих людей» припорошенные уже сверху бытовым мусором. Ведро было жестяным и черным и довольно безобразным, и настолько не соответствующим его содержимому что слезы сами собой вышли из своего сокрытия. Мне кажется что с тех самых пор я приобрел понимание того что ощущали храмовые жрецы наблюдая триумфальные шествия разрушителей, хотя история разрушения Храма была мне все еще неизвестно. Оказалось, что маменька, раздосадованная четверкой по арифметике, рассудив что я провожу слишком много времени с моими фигурками, решила проблему радикально и отправила «моих людей» в то место откуда никто не приходит назад. Геноцид бумажного люда был оплакан, долгими и болезненными рыданиями, за что я вновь был наказан. Мать полагала мальчику положено плакать лишь на смерть близких, а брат сказал, что я конечно же девчонка, потому что никто из мальчиков в такое не играет. Так был положен конец моему волшебному царству, что привело меня к долгому унынию, из которого я со временем вышел обзаведясь альбомом для рисования. Но это скорее всего с точки зрения меня сегодняшнего мои альбом заменил мне «моих людей» Однако достоверно то что с тех пор я не вырезал людей из бумаги, до самой до взрослости, когда я стал это делать для детей - своих, чужих, внуков и т.д. И сделав это в первый раз для старшей дочери я какой то частью своего сознания ощутил присутствие моего уничтожженого племени. В последнее время я много вспоминаю моих людей, мою коробку и то самое помойное ведро, пытаясь уяснить есть ли во всех моих последующих креативных потугах некий общий паттерн, составленный из вышеперечисленных компонентов