Книги. Вениамин Бабаджан. Из творческого наследия
Вениамин Бабаджан. Из творческого наследия. Сост. С.З. Лущик, А.Л. Яворская; ст. и коммент. С.З. Лущик. Одесса. Оптимум. 2004. Полностью вошли книги стихов Бабаджана «Кавалерийские победы» (1916), «Всадник» (1916), «Зоя» (1919), стихи из журналов и сборников и из рукописных тетрадей, а также проза, статьи, каталог живописи и графики (даже с цветными илл.) обширная статья С.З. Лущика (во 2 томе) и другие материалы.
К сожалению, за пределами книги осталась немалая часть поэтического наследия. Вот что пишут публикаторы: «Располагаем несколькими сотнями текстов - фрагментов и законченных, черновых и чистовых, иные продублированы в разных тетрадях. Лишь незначительная часть из них была в свое время опубликована автором в трех книгах, а также журналах и сборниках. В настоящий раздел отобрано 50 неизданных стихотворений» (стр. 176). Но можно ли надеяться на публикацию остальных?.. боюсь, что, как это часто бывает, если не сразу - то и никогда.
Хотел было сделать, как обычно, небольшую выборку, но, пожалуй, кавалерийское, так сказать, очарование этих стихов еще сильней, когда они все вместе. Так что, подумав, порешил их не разделять, не разлучать. Вот пока первая книжка.
(Cм. также в Библиотеке книги Вениамина Бабаджана « Всадник» (1917) и « Зоя» (1919))
Вениамин Бабаджан
(Клементий Бутковский)
КАВАЛЕРИЙСКИЕ ПОБЕДЫ
Памяти Николая Дмитриевича Поспелова
1. ТРУДЫ
* * *
Тропинка по лесу кружит
В неведомую даль.
В душе, под мягкий звон копыт,
Покоится печаль.
Ночлег под влажною сосной
И чай из котелка.
Проказы в тишине лесной
Ночного ветерка.
Спокойный и усердный хруст
Жующего коня.
Развесистый и сочный куст,
Скрывающий меня.
XI.1915
* * *
Седлом опять набиты
Все те ж места.
Бледны мои ланиты,
Душа - пуста.
Свинцовая усталость
В плечах, в спине.
Соснуть бы славно малость
И есть во сне!
Смакуя запах ложки,
Слюну глотать,
С дымящейся картошки
Мундир содрать,
Полить соленым сальцем,
Под кустик сесть,
Большим и средним пальцем
Схватить и съесть.
I.1916
* * *
Опять поход. Бегут, бегут
Назад холмы, леса, деревни.
Покинут грязненький приют
Полуразрушенной харчевни.
Бряцая, скачет эскадрон
И будит сонные болота.
В седле одолевает сон,
Гнет спину тяжкая дремота.
Когда же отдых, наконец,
И настоящая ночевка?
В какой харчевне лед сердец
Согреет страстная жидовка?
VIII.1915
* * *
В небе - сталь. Дорога вянет,
Кони скучные бредут.
В поле ночь меня застанет
У костра ночной приют.
Соберем в овраге травы,
Ляжем тесно у огня,
И сегодня должен правый
Бок продрогнуть у меня.
Левый бок вчера изрядно
Остудил я у костра,
И ему теперь отрадно
Будет вспомнить про вчера.
Так семь дней поочередно
Мерзнут бедные бока.
С жизни скудной и голодной
И усталость и тоска.
II 1916
* * *
Весь день скакал. Ночевка в Лиско:
Мосты, река, кольцо вершин.
По карте показалось близко
До Лиско. А теперь один
Решился ожидать рассвета,
Перенеся смертельный страх
И растеряв в пустых горах
Семнадцать человек пикета...
Проулки в спящем городишке
Полны зловещей тишины.
Хитро потухшие домишки
За пять шагов едва видны.
Черт с ними! Буду спать в лощине,
Коня к посевам припустив,
Седло под ухо подмостив
И вспоминая о перине.
IX. 1916
* * *
Поздней осенью в Ольховцы
Мы пришли, бредя, как овцы.
Клочья бледного тумана
Висли над водою Сана.
Вдалеке, голубоваты,
Мокли старые Карпаты.
Санок нежным силуэтом
Был красивее, чем летом.
Но была красивей Санка
Панна Стефа, галичанка.
Х.1915
* * *
В окопе сыро. Ночь темна.
Река окутана туманом.
И вражеская сторона
Грозна покоем и обманом.
Не воет подлая шрапнель,
Не скачут пули. Все застыло.
Росу вобравшая шинель
На мне топорщится уныло.
Не верит тишине земля,
И ждут уныло пробужденья
И галицийские поля,
И галицийские селенья.
Х.1915
* * *
Вернулись все аэропланы,
Зажглась вечерняя звезда,
И ночь туманы и обманы
Распростирает, как всегда.
Уходит в даль ночных вуалей
Соседний холм, соседний лес.
И приближается от далей
Толпа кисейная завес.
Ни выстрела. Уединенье
И тишина, и грусть томят.
И, выставленный в охраненье,
Поет за проволкой солдат.
IV. 1916
* * *
Опять на гору, на простор,
Влекут тяжелые носилки.
И здесь - все то же. Между гор,
Как и в степи - кресты, могилки.
И равнодушные поют
Над каждым мертвецом молитвы.
Для каждой новой жертвы битвы
Здесь есть забвенье и приют.
VI.1915
* * *
Солнце все поздней садится,
Легче утренний туман,
И, злокозненный, кружится
Каждый день аэроплан.
С переменою погоды
Оживет и наш отряд,
Разыграются походы,
Пушки буйно загремят.
И покинув дым землянки
И сырые блиндажи,
Выйдут люди на полянки,
На лужайки, на межи.
Порастут бурьяном нивы,
Кровь прольется на траву.
И опять снаряд визгливый
Ляжет в свежую листву.
И опять земля сырая
Примет щедрые дары...
Умирая, умирая,
Будут воины храбры.
I.1916
* * *
Ох, надоело сидеть мне в мокром и грязном окопе,
Слушать визгливый снаряд, думать всегда об одном,
Греться в землянке промозглой возле заржавленной печки,
Кушать остынувший борщ, чай попивать с сухарем.
Нет! Неприлично гусару пехотное тяжкое дело -
Мы! рождены для коней, кони для нас созданы.
Тут позабудешь, пожалуй, что хвост у коня и что грива,
И, отправляясь в поход, сядешь к движенью спиной...
II. 1916
* * *
Попав поутру в голенище,
Скончалась к вечеру блоха.
Должно быть, перемена в пище
Была причиною греха.
Тем вечером солдат в землянке,
Стащив с ноги своей сапог
И развернув блоху в портянке,
Воскликнул: «Справедливый Бог,
Так, ослепленные в гордыне,
Погибнут все твои враги:
Блоха! Живи себе в штанине,
Но не спускайся в сапоги!»
VII 1916
* * *
Копчук, нельзя класть на стол носки,
Право же, это ни на что не похоже.
На столе лежат яблоки, книга, очки,
Бутылка, в жестянке варенье тоже.
Носки пахнут кожей моих сапог
И даже чем-то еще похуже,
Так неужели же ты, Копчук, не мог
Положить их на пол, рядом вот тут же!
Ах, Копчук, послушай, что тебе говорят,
Ведь ты не дурак, упаси тебя Боже.
Так не заставляй меня десять раз подряд
Повторять тебе про одно и то же.
IV. 1916
* * *
Нет на женщин пополненья.
Это грустно, милый друг.
В тишине уединенья
Проклинаю свой досуг.
А в наскучившем окошке -
Лужи, ивы, рвань небес.
По протоптанной дорожке
Ковыляет дева в лес
Хромоногая поповна...
Пусть поход меня спасет,
А иначе, безусловно,
Клим к ноге твоей падет!
Сжалься, дева ополченья,
Афродитовых полков!
Нет на женщин пополненья,
А для страсти нет оков.
VIII.1916
* * *
Мрак, хотя давно все ставни
Мы сожгли в худой печи.
Ночь темна в Кулашне-Щавне,
Горный ветер зол в ночи.
Отдыхаю, вспоминаю
Саночанские бои.
Саночанкам посвящаю
Все мечтания свои.
Санок, грязная столица,
Замухрыженных Карпат!
Каждая в тебе девица
Или сволочь, или клад.
Но и сволочь поклоненья
Дождалась на этот раз:
Помутнел от нетерпенья
Молодой гусарский глаз.
Ах, угас быстрее ставни
Пламень в сердце всех гусар!
Тишина Кулашни-Щавни
Потушила вдруг пожар.
VIII. 1916
ФОТОГРАФИЯ
Я повесил в комнате пустынной
Над кроватью небольшой портрет.
Он висел, запыленный, в гостиной,
Кажется, немало лет.
Дева красоты необычайной
Молчаливо из стекла глядит.
Осенен улыбкою случайной
Шоколад ее ланит.
Кто-то написал на обороте
Грубые, бесстыдные слова,
Но все та же, в нежном повороте,
Ты смеешься, голова.
Не тревожат твой покой снаряды
И орудий неумолчный гул.
Ты струишь улыбчивые взгляды
На убогий стол и стул.
Х.1916
ПРАПОРЩИК
«Рыба рыбою себя питает,
Птица сыта мелкою пичугой,
Человек терзает человека.
Вы же, прапорщик кавалерийский,
Философствуйте-ка осторожней,
Я в вас умных мыслей поубавлю!
Отчего участок не в порядке?
Отчего, как псы, лохматы кони?
Отчего жеребы все кобылы?
Принимайтесь, прапорщик, за службу,
Заведите, прапорщик, порядок,
Прапорщик, меня не раздражайте!»
III. 1916
ЗАУРЯД ЧИНОВНИК
Начнется боевая страда,
И мы навек разлучены.
Душа моя, моя отрада,
Мне грустно. Мы ведь влюблены.
Вписав тебя в журнал входящий
Больного сердца моего,
Я думал: нумер настоящий
Не обещает ничего.
А он - в окне, - всему виновник
Весенний дым, весенний гам!..
Ах, ведь и зауряд чиновник
Весной имеет грусть к лугам.
Затем, окончивши работу,
Пошел гулять туда, где дым
Меланхолично по болоту
Всходил над лесом молодым.
Зачем так странно повстречались
С тобой в тиши на склоне дня,
Зачем мы взглядом обменялись,
И ты заметила меня?
И я вдруг понял в то мгновенье
По бледности твоих ланит,
Что жажда соприкосновенья
Тебя, как и меня, манит.
И вот, мы связаны. Так прочно
И ненадолго, между тем!
Страдаю, Господи, зачем?
И ты страдаешь так же точно?
IV. 1916
ЗАУРЯД ВРАЧ
Вот и война. Телеги, пушки,
Пыль, брань, движенье, суета,
Покинутые деревушки,
В полях свобода для скота.
Вот бой... О, варварство в Европе!
В телеге раненый. - Куда? -
«Спасите, прямо вот сюда,
Прошла вот так, застряла...»
17.1916
* * *
Когда вернусь с войны здоровый,
При двух ногах и двух руках,
Мой взор, прекрасный и суровый,
Вселит во всех ревнивцев страх.
Усы, отросшие в походе
И порыжевшие в дыму,
Я подстригу, согласно моде,
Нафабрю, кверху подниму.
И будут льнуть, безмерно страстны
К усам нафабренным моим
Все те, которые прекрасны,
Кого манит сражений дым.
Узрят испуганные деды
Из золоченых тусклых рам
Кавалерийские победы
Над доблестью пехотных дай?
VII. 1915
2. СТИХИ К МИРРЕ
* * *
Взбегаю. Второй этаж
О, трепет несносный сердца!
Сейчас воплотится мираж -
- Увижу Мирру да Скерцо.
«Войдите! - Клементий, вы?»
- «Вы, Мирра?» - Миги молчанья.
В окошке свинец Невы.
И контур большого зданья.
Потом, смущены, нежны,
Ведем неживые речи.
Томительность первой встречи,
Как ранняя грусть весны.
VIII. 1915
* * *
Мирра, Вы брились? Нет?
Побрейтесь, Вы так ужасны!
Сейчас ни один корнет
Не скажет, что Вы прекрасны.
Брюнетки всегда, всегда
Будили во мне подозренье,
Что, вырасти их борода,
Весь мир пришел бы в смущенье.
Но я Вас слишком люблю,
Чтоб Вашей бородки пугаться,
А, все-таки. Мирра, молю-
Решитесь с нею расстаться!
VIII 1915
* * *
На Вас глядел в последний раз,
Вы шли вдоль пыльного перрона.
Печальный взгляд лучистых глаз
Нашел меня в окне вагона.
Пришли похоронить экстаз
С веселой грустию, без стона...
На шляпе золотистый газ,
Два светлых на груди бутона.
За простоту прощальной встречи
За нежные, простые речи,
Скажите, как благодарить?
Храню разорванную нить
Своей любви. Воспоминанья
Хранят беседы и признанья.
XI.1915
* * *
И голубые небеса,
И ваши тихие улыбки -
Воспоминания. Леса
Кругом и сумрачны, и зыбки.
Здесь так протяжны голоса
И так у сосен ветви гибки.
Ручья трепещет полоса,
Как чешуя холодной рыбки...
И ветра шум между ветвей
И яростнее, и страшней
В ночи, как зов воспоминаний.
Печальны утра. Наши дни
Безумны. Мы среди страданий
В своем терпении одни.
II.1915
* * *
Вы думали, что не живу,
Когда, в плечо шрапнелью ранен,
Без памяти лежал во рву.
Мой взор был болью затуманен,
И я едва-едва дышал,
Когда привел вас поселянин.
Очнулся. Нестерпимо ал
Мне показался в то мгновенье
Закат. Неясно различал
Внимательное выраженье
Печальных глаз... Склонились Вы...
О, нежное прикосновенье...
Я помню с запахом травы
Духов тончайших ароматы
И абрис четкий головы,
Тогда крылатый.
I.1916
* * *
В блеске лаковых сапожек
Отражается закат.
Чувствую: у этих ножек
Есть солдатский аромат.
Мирра... Вы опять со мною!
Боже правый, что за сдвиг!
Милосердною сестрою,
Без любви, без роз и книг...
Быстротой автомобильной
Кончик носа обожжен...
Мирра, я Вас сделал сильной
И за это награжден!
Все вчерашнее в тумане;
Как баюкает езда...
Боль уже стихает в ране,
Только в сердце... ерунда.
IX. 1916
* * *
Почти здоров. В часы усердной чистки
По улицам проснувшимся брожу
Люблю вас, заспанные гимназистки,
На лица сонные гляжу, гляжу.
Есть милое душе кавалериста
Воспоминание былых атак
В ухаживаньи раннем гимназиста
За гимназисткой утром, натощак.
Но все ж милей далекие просторы,
Где благолепье утренней тиши
Ласкает слух и восхищает взоры
И освежает родники души.
Здесь утро озабоченные люди
Встречают будничною суетой.
Там, на заре, под разговор орудий
Так сладок первый в сердце перебой.
Там лошади и люди сжались тесно,
Нет чувств отдельных, все живет вдвойне.
Ах, Боже мой, ведь это всем известно,
Что весело гусару на войне.
XII. 1915
* * *
Нет возможности забыться:
Трясок жалкий мой фуршпан,
Чуть лошадка шевелится,
Вражий сын, возница, пьян.
На этапах коменданты
Жрут бисквиты, тянут чай.
Ах, бездельники, ах франты,
Вот бы вас в такой случай!
Потряслись бы на фуршпанке,
Испытали бы хоть раз
Вы на собственной изнанке
Бездорожный непролаз.
Чтобы сверху вас хлестало,
Чтобы снизу вас трясло,
Чтоб внутри у вас дрожало,
А снаружи чтоб текло.
Уж тогда возница пьяный
Был бы чаще вами бит
И не ездили б фуршпаны
На клячонках без копыт.
XII. 1915