May 03, 2007 08:21
В тихом омуте водится гомеостаз. Неизменная сцепка времён и событий. И статичное солнце застыло в зените. Никаких перемен. Никаких выкрутас. В недрах каждой души - тишина камышей, безмятежности свет в каждом встреченном лике. Никого не клянут и не гонят взашей, и давно как упали до шепота крики. Гарнизонная служба - балы да балы; никаких тебе стрельб, ни муштры, ни учений... Лишь привычная мягкость подводных течений да вконец отупели прямые углы. Безгранично растет совокупный продукт; нет причин для тревоги в большом или в малом... Ну а если мерещится: воздух протух, всё, что нужно - слегка помахать опахалом. Постоялый дворец под названием "Ritz" принимает гостей с византийским комфортом. И застыли улыбки, как маски post mortem на холодном безжизненном мраморе лиц. На хиты разошелся двухстопный хорей, тешит нёба согражданам жвачная мята... А словечко "несчастье" из всех словарей королевским указом навеки изъято.
А в соседней стране морок, глад и война, продуктовые карточки, вопли с трибуны... Здесь азартно вкушают грядущие гунны животворную кровь молодого вина. И клянут здесь соседей, погрязших во зле, и поют только то, что не может не петься... И несет ароматом немыслимых специй, беззастенчиво смешанных в общем котле. Здесь на подвиг зовёт героический стих, здесь задумчиво бредят травою у дома; здесь уравнен в правах каждый sapiens homo, но одни ощутимо равнее других. И под залпы орудий летит конфетти, и проходят года в беспросветной надежде под волнующий трёп об особом пути, ни единым народом не хоженном прежде. На пространстве, сроднившем и пальмы, и льды, где везде тупики и поди да пойми-ка, кто сегодня сильней: Аввакум или Никон под крылатою тенью извечной вражды. И в раздумьях мудрец и духовный урод: кто извечно фальшивит в той горестной гамме? - то ли это вождям не везёт на народ, то ль народу всегда неуютно с вождями.
Ну а где-то, с историей времени слит, но давно не служа обстоятельством места, проживает повсюду - от Иста до Веста - незлобивый насмешливый космополит. Да, с каких-то позиций ему повезло: он возможность имел выбирать - вот и выбрал, чтобы просто дышать, никому не назло, и себя выражать в гибких рамках верлибра. Без восторженной нежности к тем и другим, не храня в себе ненависть к тем или этим - он живет не в стране, он живет на планете, где давно упразднен государственный гимн, где пронырливый страх не вселяется в сны: сны, в которых бои, старики и калеки; на планете, где нормы всё так же важны, но границы прозрачны, как горные реки. В остальном он как все: есть друзья и родня, есть успехи, ошибки, метанья и муки, и мятежный безжалостный ветер разлуки, и улыбчивый гомон весеннего дня. Но вдогонку ему шепоток, шепоток: мол, разрушен костяк, мол, негоже без Родин...
Подведет ему совесть последний итог.
От нее лишь одной он всегда несвободен.
Легкое политиканство