Царство, община, общество
Очередная небольшая дискуссия с А. Елисеевым.
И отвлеченное послесловие к ней.
В европейской античной архаике царь, фактически, и выступает органом самоуправления самоуправляющейся общины, которая на данной стадии не в состоянии институциализировать управление иначе, чем посредством фигуры сакрального владыки. Но с какого-то времени политический принцип преодолевает эксклюзивность этой фигуры. Знать начинает обходиться без внешней наглядной демонстрации того, к чему, вдобавок, чувствует себя генеалогически причастной и призванной. Власть отделяется от носителя, распространяется в воздухе, становится идеей, смыслом, образующим активную социальность: публика - это все те, кого объединяет res, дело, начатое «отцами», всегда абстрактное и всегда конкретное.
Растождествляясь с конкретным физическим носителем и «эйдефицируясь», власть приобретает динамику. Эмпирически проецируясь и тут же восходя назад, оказываясь больше своей проекции, идея трансформирует статус носителя в способность и утверждает способность как статус, воздвигая ценность (смысл) над тем и другим как регулирующе-движущий принцип. Власть начинает варьироваться по вертикально-ценностной шкале, что стимулирует ее к констатации и переходу границ, к постепенному организованному возрастанию. Как «ценная способность» она проявляется в состязательных формах подлежащего оценке действия, поднимаясь до культа деяния, то есть доблести (virtus, мужественность как добродетель: действенность, активность, властность, в качестве способности развиваемая культурно-моральным императивом). Как «ценный статус» она проявляется священным авторитетом властной инстанции и исходящего от нее приказа, отданного согласно полномочиям, безусловного и непререкаемого, однако, подлежащего затем оценке с точки зрения способности в ценностно-смысловом пространстве.
Становясь «идеей», власть утверждает себя - ограничивает и преодолевает. Способность поднимается до статуса (избрание-назначение), статус до способности (сущность должности - полномочия что-то сделать). Эта взаимоперетекающая ценностно мотивированная динамика статусов и способностей предстает властью, которая реализуется через агрессивно-честолюбивую, склонную к экспансии систему магистратур, являя специфику греко-римского политического устройства.
Вот эта диалектика (идеи) власти и общества ее носителей (которая продолжается и в дальнейшем) должна приниматься во внимание при рассмотрении сущностей «царя» и «общины». Стремление мыслить их изолированно, извне, связывая лишь внешним экстраординарным актом «земского собора», является негативным по отношению к обеим сторонам. Их «тянет» к синтезу навстречу друг другу. Царь теряет смысл, находясь вне управления общиной. Община не управляема, если не создает иерархии внутри себя.
И отвлеченное послесловие к ней.
В европейской античной архаике царь, фактически, и выступает органом самоуправления самоуправляющейся общины, которая на данной стадии не в состоянии институциализировать управление иначе, чем посредством фигуры сакрального владыки. Но с какого-то времени политический принцип преодолевает эксклюзивность этой фигуры. Знать начинает обходиться без внешней наглядной демонстрации того, к чему, вдобавок, чувствует себя генеалогически причастной и призванной. Власть отделяется от носителя, распространяется в воздухе, становится идеей, смыслом, образующим активную социальность: публика - это все те, кого объединяет res, дело, начатое «отцами», всегда абстрактное и всегда конкретное.
Растождествляясь с конкретным физическим носителем и «эйдефицируясь», власть приобретает динамику. Эмпирически проецируясь и тут же восходя назад, оказываясь больше своей проекции, идея трансформирует статус носителя в способность и утверждает способность как статус, воздвигая ценность (смысл) над тем и другим как регулирующе-движущий принцип. Власть начинает варьироваться по вертикально-ценностной шкале, что стимулирует ее к констатации и переходу границ, к постепенному организованному возрастанию. Как «ценная способность» она проявляется в состязательных формах подлежащего оценке действия, поднимаясь до культа деяния, то есть доблести (virtus, мужественность как добродетель: действенность, активность, властность, в качестве способности развиваемая культурно-моральным императивом). Как «ценный статус» она проявляется священным авторитетом властной инстанции и исходящего от нее приказа, отданного согласно полномочиям, безусловного и непререкаемого, однако, подлежащего затем оценке с точки зрения способности в ценностно-смысловом пространстве.
Становясь «идеей», власть утверждает себя - ограничивает и преодолевает. Способность поднимается до статуса (избрание-назначение), статус до способности (сущность должности - полномочия что-то сделать). Эта взаимоперетекающая ценностно мотивированная динамика статусов и способностей предстает властью, которая реализуется через агрессивно-честолюбивую, склонную к экспансии систему магистратур, являя специфику греко-римского политического устройства.
Вот эта диалектика (идеи) власти и общества ее носителей (которая продолжается и в дальнейшем) должна приниматься во внимание при рассмотрении сущностей «царя» и «общины». Стремление мыслить их изолированно, извне, связывая лишь внешним экстраординарным актом «земского собора», является негативным по отношению к обеим сторонам. Их «тянет» к синтезу навстречу друг другу. Царь теряет смысл, находясь вне управления общиной. Община не управляема, если не создает иерархии внутри себя.