Путин на дороге в Сагру
На днях случилась дискуссия с интересным собеседником на тему, слабо ли Путину приехать вместо привычного Селигера в Сагру, поговорить с тамошними жителями, похлопать их по плечу, выразить сочувствие и сообщить о поддержке. Присоединиться, так сказать, к внезапному народному почину и, в некотором смысле, его, на всякий случай, морально возглавить. Вопрос эквивалентен другому: способны ли путинские советники порекомендовать ему такой визит и, если он туда поедет, что это ему даст в предвыборной ситуации.
Трудно вспомнить примеры, когда бы Путин поддержал людей, которые организовались для какого-то действия сами - не, как в Селигере, «сверху» (с того «верха», который на самом-то деле никаким «верхом» не является и предпочитает имитировать, а не организовать). К деловой среде он холоден. Его стремление видеть вокруг себя «надежных» подставных лиц и недоверие к реальности пока ни разу не были поставлены под сомнение в сколько-нибудь заметном масштабе. Однако ведь и примеров «организации изнутри», о которой речь, за вычетом бизнеса, не много. Что именно Путин мог бы «поддержать», даже если бы «хотел»? Его недоверие к социальной реальности - лишь продолжение тождественного умонастроения большинства населения страны. В лице Путина это большинство само себе не доверяет.
Однако это же недоверие подталкивает к переменам. Путин не вечен. Статичный, несмотря на экранизированные полеты, образ нацлидера, который «держит и не пущает», обеспечивая стабильность, постепенно начинает надоедать. Он сам становится предметом недоверия. А там и до утраты стабильности дело дойти может. Хотя бы к весне, но ледок подломится, если на нём всё время стоять и тем более, непрерывно изображать фирменный путинский бодрячком-бодрячком бег на месте.
Лукашенковский образ колхозного начальника Путин сознательно отверг. Имидж спасителя/стабилизатора без новых катастроф ветшает. Образ лидера, возглавляющего активность активных, движение тех, кто способен двигаться, - это новая рискованная опция, которой пока не пользовались.
Последние годы деятельность путинской политической машины характеризуется целой вереницей упущенных возможностей «возглавить движение» и оказаться на полшага впереди событий. Натужно инспирированные разговоры о «происхождении» Навального оставляют на заднем плане признание того факта, что Навальный занял незаполненную востребованную нишу, которую спецы Суркова в упор проглядели. Год назад, помнится, я собирался набросать пост о том, насколько больше выиграла бы «Единая Россия», записав себе в актив инициативу защитников «химкинского леса», чем поддерживая Лужкова и занимая стандартную позицию «всё, что сделано не по приказу, то во вред». Едва начал писать, как Медведев вмешался в ситуацию, а «ЕР» затем уныло поплелась ему вослед, стремясь соблюсти привычный минус при отсутствии игры.
Стиль начала 2000-х - креатив методом имитации, при котором креативный объект приводится в движение так же, как и контролируется - извне, в ручном режиме. Своего рода таксидермия реальности. Можно сказать, творческая некрофилия власть имущих, которые никак не устанут любоваться аккуратными нарядненькими трупиками.
Более рискованный и сложный креатив, связанный с запуском автономно живущих проектов, мог бы стать отличительной чертой «десятых» годов. Проект «Медведев», запущенный не путинским аппаратом, но лично Путиным, выглядит как первая ласточка эпохи проектов нового типа.
Успешен он или неуспешен, первая ласточка это или, может, «первый блин», эксперименты придётся продолжать. «Потому, что как же иначе»?
Трудно вспомнить примеры, когда бы Путин поддержал людей, которые организовались для какого-то действия сами - не, как в Селигере, «сверху» (с того «верха», который на самом-то деле никаким «верхом» не является и предпочитает имитировать, а не организовать). К деловой среде он холоден. Его стремление видеть вокруг себя «надежных» подставных лиц и недоверие к реальности пока ни разу не были поставлены под сомнение в сколько-нибудь заметном масштабе. Однако ведь и примеров «организации изнутри», о которой речь, за вычетом бизнеса, не много. Что именно Путин мог бы «поддержать», даже если бы «хотел»? Его недоверие к социальной реальности - лишь продолжение тождественного умонастроения большинства населения страны. В лице Путина это большинство само себе не доверяет.
Однако это же недоверие подталкивает к переменам. Путин не вечен. Статичный, несмотря на экранизированные полеты, образ нацлидера, который «держит и не пущает», обеспечивая стабильность, постепенно начинает надоедать. Он сам становится предметом недоверия. А там и до утраты стабильности дело дойти может. Хотя бы к весне, но ледок подломится, если на нём всё время стоять и тем более, непрерывно изображать фирменный путинский бодрячком-бодрячком бег на месте.
Лукашенковский образ колхозного начальника Путин сознательно отверг. Имидж спасителя/стабилизатора без новых катастроф ветшает. Образ лидера, возглавляющего активность активных, движение тех, кто способен двигаться, - это новая рискованная опция, которой пока не пользовались.
Последние годы деятельность путинской политической машины характеризуется целой вереницей упущенных возможностей «возглавить движение» и оказаться на полшага впереди событий. Натужно инспирированные разговоры о «происхождении» Навального оставляют на заднем плане признание того факта, что Навальный занял незаполненную востребованную нишу, которую спецы Суркова в упор проглядели. Год назад, помнится, я собирался набросать пост о том, насколько больше выиграла бы «Единая Россия», записав себе в актив инициативу защитников «химкинского леса», чем поддерживая Лужкова и занимая стандартную позицию «всё, что сделано не по приказу, то во вред». Едва начал писать, как Медведев вмешался в ситуацию, а «ЕР» затем уныло поплелась ему вослед, стремясь соблюсти привычный минус при отсутствии игры.
Стиль начала 2000-х - креатив методом имитации, при котором креативный объект приводится в движение так же, как и контролируется - извне, в ручном режиме. Своего рода таксидермия реальности. Можно сказать, творческая некрофилия власть имущих, которые никак не устанут любоваться аккуратными нарядненькими трупиками.
Более рискованный и сложный креатив, связанный с запуском автономно живущих проектов, мог бы стать отличительной чертой «десятых» годов. Проект «Медведев», запущенный не путинским аппаратом, но лично Путиным, выглядит как первая ласточка эпохи проектов нового типа.
Успешен он или неуспешен, первая ласточка это или, может, «первый блин», эксперименты придётся продолжать. «Потому, что как же иначе»?