О фильме Джармуша "Мертвец". Часть 3
Окончание статьи о фильме. Начало здесь, продолжение здесь.
Ты был поэтом и художником, а теперь ты убийца белых людей
Первым побуждением морали является оппозиция против существующей законности и условных правил.
Ф.Шлегель
Ирония в том, что ни встреченные героем американцы, ни сам он, ни его возлюбленная Тэль, - ничего не знают о поэзии Блейка и о том, какой вклад он внёс в культуру. Один из первых романтиков, стоящий у основ новой европейской цивилизации, забыт; культура перечёркивает самое себя, обращаясь к ценностям общества потребления.
И только дикарь, случайно читавший Блейка в случайно посещённой Англии, может напомнить поэту о его истинной сути: «Я открыл… в книге… те слова, что написал ты, Уильям Блейк. Это были мощные слова, и они говорили ко мне» [1]. Индеец не называет, но констатирует закон, по которому поэтическое слово становится разрушительным: культура, отрицающая себя, начинает разрушаться и должна быть разрушена, чтобы приобрести новые формы. «Ты был поэтом и художником. А теперь ты убийца белых людей» [2].
Почему - убийца?
Вероятно, потому, что визионер образца XX века - в каком-то смысле разрушитель, несущий не мир, но меч. Напомню, что слово «романтический» в эпоху Блейка было синонимом слову «христианский». Блейк и в своём XVIII веке, пользуясь правом поэта, если не убивал, то карал и судил человечество, как в конце поэмы «Вала, или четыре Зоа», где подробно описано «точило вина ярости и гнева» Последнего Суда. Приведём лишь показательное четверостишие:
Но в Точилах Людей Виноградины не Поют и не танцуют
Они воют и корчатся во множестве мук в пламенных огнях пожирающих
В цепях железных и в подземельях, окружённые неутомимыми огнями
В ямах и норах, и тенях смерти в виде муки и горя [3].
Так гневались и метали молнии пророки Ветхого Завета. Но на Диком Западе есть и более простой путь - огнестрельное оружие. Кровавый колорит фильма делает фигуру Блейка близкой к герою фольклора, очищающему землю от чудищ, или к герою вестерна, без сомнения расстреливающего противников: она одновременно и модернизирована (прямыми указаниями на жанр вестерна), и архаизирована (пластом индейской культуры, к которой примыкает главный герой).
Блейка преследуют киллеры: мальчик-негритёнок, болтливый шотландец и мрачный австриец, который «трахнул и съел своих родителей». Коул, рождённый в Австрии, как мы помним, переживает всех убийц - это, вероятно, говорит о превалировании в наше время тёмных аспектов бессознательного. Так и говорит о нём болтливый киллер, дословно: «У него нет чертова сознания» [4], его мир - мир тёмного бессознательного, однако, в традициях фрейдизма, спокойного, обстоятельного и рационального.
В образе Коула интересным способом отзываются слова знаменитой песни группы «Doors» - «The End»:
Father, I want to kill you
Mother, I want to fuck you
Этот образ может прочитываться и как засилье фрейдистской критики Блейка, приписывающей ему все грехи мира. И если рассмотреть убийц как иносказательные изображения критиков Блейка, тогда шотландец - это критика эссеистичная и бессвязная. Но от беспощадного фрейдистского истолкования Блейк всё равно ускользает - уплывает на каноэ.
Особенно саркастично показана Джармушем не страшная власть промышленности в лице говорящего с медведем Джона Диккинсона, не подсознательные глубины общества современности в лице Коула Уилсона, не даже милая общественность городка, где на улицах висят козлиные черепа и делают минет. Особой чести удостоен институт семьи, пародию на которую встречает Блейк … в лесу.
Мужчина, одетый женщиной - Салли - это, по всей вероятности, мама. Он(а) рассказывает папе и сыночку сказку о трёх медведях. Сказку модернизированную, с изменённым концом: «И он (папа-медведь) оскальпировал её… оторвал голову, и отрезал её золотые волосы, и связал свитер медвежонку» [5]. Злая инверсия сказки - знак общественных перемен: рассказчик ассоциирует себя уже не с Машенькой (или Златовлаской, как у Джармуша), а с медвежьей семьёй.
Семья - это и есть три медведя: услышав начало сказки, Экзебиче велит Блейку спуститься. Он, как Машенька, попадает к социальным хищникам; они, не стесняясь, спорят, кому он достанется - такой лакомый кусочек, с такими мягкими волосами (хотя волос Деппа для свитера объективно маловато). Характерно восклицание одного их «медведей» перед смертью: «О Иисусовы медведи и белки!» [6] - низкий, тотемический уровень развития цивилизации, деградация.
После сказки положены и другие приметы хорошей семьи: «добрый ужин» из бобов и опоссума (аллюзия на фаст-фуд?) и, конечно, чтение из «Доброй Книги», Библии. Отрывок, кстати, довольно мрачный, вполне сочетающийся с мрачным окончанием сказки: здесь вновь отрывание голов, слова Давида - пророчество это скоро сбудется для самой медвежьей «семьи»: «ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным…» [7].
Оказавшийся в «семье» Блейк подвергается всем мукам современного псевдогостеприимства: его расспрашивают, хвалят его одежду и волосы. «Салли» заводит с ним гламурные разговоры - о том, например, как ухаживать за причёской.
Исход ситуации предсказуем: «медведи» ссорятся за право съесть Машеньку-Деппа. Когда начинается перестрелка, «Салли» комично отстаивает участь женщин, повторяет аргументы о человеколюбии, которые едва ли не абсурдны в этом зверином мире: «Я готовила, стирала и шила, и у меня есть право…» [8]. Однако Никто не слушает её причитаний.
Именно Никто, приняв пейота, задумывается о судьбах Запада и выносит приговор, помогающий нам растолковать иносказание Джармуша. «Уильям Блейк. Так странно, что ты не помнишь своих стихов». Блейк, человек американской культуры, забывший свои корни, честно отвечает: «Я не знаю ничего о поэзии». Так и говорливый убийца родом из Шотландии соединяет в себе отрывки знаний и воспоминаний - культура, пересаженная на другую почву и потерявшая себя.
Замечательный образец западного человека - торговец в форте, который говорит цитатами из Библии, продает заражённые одеяла и, узнав Блейка-убийцу, просит у него… автограф. «Уильям Блейк - легенда теперь», - замечает Экзебиче в другом месте. Хотя автограф и оказывается ножом, вонзённым в руку, - очевидна тенденция: западная культура делает героями не поэтов, а киллеров. Никто не помнит поэзии, зато общество признаёт героями прирождённых убийц, героев криминального чтива.
Блейк был не только поэтом, но и художником, поэтому несколько слов о визуальных деталях.
Особым образом связан с творчеством Блейка визуальный колорит фильма. Он чёрно-белый: тональность наводит на мысли о гравюре, основном графическом жанре исторического Блейка [9]. Он был гравёром, и только после того, как выполнял свои гравюры, раскрашивал их - в каждом варианте рукописной книги по-разному.
Далее, не случаен и визуальный образ заголовка - белые кости, из которых сложены буквы, затем разлетаются. У Блейка «выбеленные кости», кости мёртвых, которые могут срастись и восстать из земли - постоянный мотив, восходящий к пророкам Ветхого Завета. Одна из поэм Блейка завершается такими словами:
Мрачная Земля
Сморщилась!
Наружу из её мертвой пыли грохочущие кости к костям
Присоединяются: трепеща, дышит потрясённая дрожащая персть
И вся плоть стоит нагая … [10]
Оживление костей происходит у Исайи: «Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе <…> земля извергнет мертвецов» (Ис. 25: 8), а также в книге пророка Иезекииля: «Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. <…> и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои - весьма, весьма великое полчище» (Иез. 37: 7 - 10). Так что даже неважная на первый взгляд деталь - белые кости заголовка «Мертвеца» - в контексте поэзии Блейка приобретает значимость [11].
Далее, на пути к городу Мэшин дичают спутники Блейка в поезде: «конец линии» есть обиталище дикарей, стреляющих в бизонов. Сам Блейк Деппа проходит в фильме зримый путь от наносного, нелепо-цивилизационного одеяния до индейского ритуального платья. Джармуш иронически пророчит о той роли, которая была бы уготована Блейку в городе, не встань он на путь инициатического перерождения: в первый свой день в городе он встречает одетого похоже человека, с котелком на голове и в галстуке-бабочке. Его лицо искажено чем-то, напоминающим проказу. Блейк избегает проказы цивилизационного пути.
Запоминающаяся картинка - убитый Блейком служитель закона. Его мёртвая голова в ореоле потухшего костра «похожа на чёртову икону», как замечает убийца Коул. Это иносказательное изображение «освящения» слуг народа, павших на своём посту - хотя их путь может быть и бессмысленным, как и смерть, они всё же становятся героями, национальным достоянием. При этом кого-то народная память забывает - как второго полицейского, который лежит в стороне.
И последний визуальный парадокс. Главный герой фильма, роль которого исполняет Джонни Депп, совсем не похож на исторического Блейка. Парадоксальным образом на Блейка с его мягкими чертами лица, нависшими веками куда больше похож Экзебиче, обучающий героя основам индейской культуры. И, может быть, сам Никто, единственный, говорящий в фильме словами Блейка, может претендовать на звание его духовного «двойника». Недаром второе имя индейца - Экзебиче: Тот, Кто Говорит Громко, не Говоря Ничего; это имя означает пророка, не признанного в отечестве, каким был и Уильям Блейк. Экзебиче - единственный, что-то помнящий об английском романтизме, он занимается майевтикой и нагуализмом, в то время как Блейк Деппа - ученик и пассажир, что в поезде, что в каноэ. Западная культура может выжить, только ведомая древним пророческим духом, воплощённым в романтике Уильяме Блейке, как и в индейской культуре.
И всё же кто умирает в фильме Джармуша? Очевидно, Мертвец здесь - не столько выживающий, припоминающий нечто о поэзии, становящийся легендарным Блейк, скорее сама культура, забывшая самое себя в погоне за металлическим лязгом машинных ценностей, в погоне за чужой землёй.
В заключение - цитата из Августина Аврелия, быть может, и не относящаяся к делу, но предлагающая перспективы истолкования, удивительным образом перекликающиеся с финалом «Мертвеца».
Распятие Христово - плот, который поможет пересечь море жизни.
…Они пересекут море тяжкого века и прибудут в Отчий дом, где уже не понадобится корабль, ибо не будет другого моря для преодоления.
Они … не хотели усвоить смирение Господне, то есть тот плот, на котором они могли достичь родины, увиденной издалека.
…Ты надулся от самообожания, поэтому оказался далеко от своего отечества, штормовыми волнами тебя унесло, а путь оказался прерванным, так остался один способ прибыть на родину - деревянный плот в виде креста.
[1] I discovered... in a book.... the words that you, William Blake, had written. They were powerful words, and they spoke to me; http://www.script-o-rama.com/movie_scripts/d/dead-man-script-transcript-jarmusch.html.
[2] You were a poet and a painter. And now, you are a killer of white men; там же.
[3] But in the Wine Presses the Human Grapes Sing not nor dance
They howl & writhe in shoals of torment in fierce flames consuming
In chains of iron & in dungeons circled with ceaseless fires
In pits & dens & shades of death in shapes of torment & woe;
http://www.english.uga.edu/nhilton/Blake/blaketxt1/the_four_zoas_nt9.html.
[4] He ain't got a goddamn conscience; http://www.script-o-rama.com/movie_scripts/d/dead-man-script-transcript-jarmusch.html.
[5] And he scalped her … and he tore her head off her body. And he took that golden hair, and he made a sweater for baby bear; там же.
[6] Oh, Jesus's bears and squirrels; там же.
[7] Цит. по Синодальному переводу.
[8] I cooked, I cleaned, and I sewed, and I have a right to get…; http://www.script-o-rama.com/movie_scripts/d/dead-man-script-transcript-jarmusch.html.
[9] Этим ценным наблюдением мы обязаны С.Н. Чумакову, доценту кафедры зарубежной литературы Кубанского государственного университета.
[10] The sullen Earth
Shrunk!
Forth from the dead dust rattling bones to bones
Join: shaking convuls'd the shivring clay breathes
And all flesh naked stands…;
Blake W. Complete Writings with variant readings / ed. by G.Keynes. Oxford, 1979, p. 248.
[11] Возможно, стоит вспомнить и строки Элиота из поэмы «Пепельная среда» (1930): Под можжевельником кости пели, разрозненные и сияющие
Мы рады быть разрозненными, мы делали мало добра друг другу…
(Under a juniper-tree bones sang, scattered and shining
We are glad to be scattered, we did little good to each other…)
Элиот Т.С. Стихотворения и поэмы. М., 2000, с. 114.
Если у Блейка кости остаются останками всех людей, пробуждающимися к последнему дню, то у Элиота - это образ самих людей современности.Впервые: Сердечная В. Глупый белый человек, или Кто умирает в «Мертвеце» Джима Джармуша // Волшебная Гора. 2007. XIV. С. 534-553.
Ты был поэтом и художником, а теперь ты убийца белых людей
Первым побуждением морали является оппозиция против существующей законности и условных правил.
Ф.Шлегель
Ирония в том, что ни встреченные героем американцы, ни сам он, ни его возлюбленная Тэль, - ничего не знают о поэзии Блейка и о том, какой вклад он внёс в культуру. Один из первых романтиков, стоящий у основ новой европейской цивилизации, забыт; культура перечёркивает самое себя, обращаясь к ценностям общества потребления.
И только дикарь, случайно читавший Блейка в случайно посещённой Англии, может напомнить поэту о его истинной сути: «Я открыл… в книге… те слова, что написал ты, Уильям Блейк. Это были мощные слова, и они говорили ко мне» [1]. Индеец не называет, но констатирует закон, по которому поэтическое слово становится разрушительным: культура, отрицающая себя, начинает разрушаться и должна быть разрушена, чтобы приобрести новые формы. «Ты был поэтом и художником. А теперь ты убийца белых людей» [2].
Почему - убийца?
Вероятно, потому, что визионер образца XX века - в каком-то смысле разрушитель, несущий не мир, но меч. Напомню, что слово «романтический» в эпоху Блейка было синонимом слову «христианский». Блейк и в своём XVIII веке, пользуясь правом поэта, если не убивал, то карал и судил человечество, как в конце поэмы «Вала, или четыре Зоа», где подробно описано «точило вина ярости и гнева» Последнего Суда. Приведём лишь показательное четверостишие:
Но в Точилах Людей Виноградины не Поют и не танцуют
Они воют и корчатся во множестве мук в пламенных огнях пожирающих
В цепях железных и в подземельях, окружённые неутомимыми огнями
В ямах и норах, и тенях смерти в виде муки и горя [3].
Так гневались и метали молнии пророки Ветхого Завета. Но на Диком Западе есть и более простой путь - огнестрельное оружие. Кровавый колорит фильма делает фигуру Блейка близкой к герою фольклора, очищающему землю от чудищ, или к герою вестерна, без сомнения расстреливающего противников: она одновременно и модернизирована (прямыми указаниями на жанр вестерна), и архаизирована (пластом индейской культуры, к которой примыкает главный герой).
Блейка преследуют киллеры: мальчик-негритёнок, болтливый шотландец и мрачный австриец, который «трахнул и съел своих родителей». Коул, рождённый в Австрии, как мы помним, переживает всех убийц - это, вероятно, говорит о превалировании в наше время тёмных аспектов бессознательного. Так и говорит о нём болтливый киллер, дословно: «У него нет чертова сознания» [4], его мир - мир тёмного бессознательного, однако, в традициях фрейдизма, спокойного, обстоятельного и рационального.
В образе Коула интересным способом отзываются слова знаменитой песни группы «Doors» - «The End»:
Father, I want to kill you
Mother, I want to fuck you
Этот образ может прочитываться и как засилье фрейдистской критики Блейка, приписывающей ему все грехи мира. И если рассмотреть убийц как иносказательные изображения критиков Блейка, тогда шотландец - это критика эссеистичная и бессвязная. Но от беспощадного фрейдистского истолкования Блейк всё равно ускользает - уплывает на каноэ.
Особенно саркастично показана Джармушем не страшная власть промышленности в лице говорящего с медведем Джона Диккинсона, не подсознательные глубины общества современности в лице Коула Уилсона, не даже милая общественность городка, где на улицах висят козлиные черепа и делают минет. Особой чести удостоен институт семьи, пародию на которую встречает Блейк … в лесу.
Мужчина, одетый женщиной - Салли - это, по всей вероятности, мама. Он(а) рассказывает папе и сыночку сказку о трёх медведях. Сказку модернизированную, с изменённым концом: «И он (папа-медведь) оскальпировал её… оторвал голову, и отрезал её золотые волосы, и связал свитер медвежонку» [5]. Злая инверсия сказки - знак общественных перемен: рассказчик ассоциирует себя уже не с Машенькой (или Златовлаской, как у Джармуша), а с медвежьей семьёй.
Семья - это и есть три медведя: услышав начало сказки, Экзебиче велит Блейку спуститься. Он, как Машенька, попадает к социальным хищникам; они, не стесняясь, спорят, кому он достанется - такой лакомый кусочек, с такими мягкими волосами (хотя волос Деппа для свитера объективно маловато). Характерно восклицание одного их «медведей» перед смертью: «О Иисусовы медведи и белки!» [6] - низкий, тотемический уровень развития цивилизации, деградация.
После сказки положены и другие приметы хорошей семьи: «добрый ужин» из бобов и опоссума (аллюзия на фаст-фуд?) и, конечно, чтение из «Доброй Книги», Библии. Отрывок, кстати, довольно мрачный, вполне сочетающийся с мрачным окончанием сказки: здесь вновь отрывание голов, слова Давида - пророчество это скоро сбудется для самой медвежьей «семьи»: «ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным…» [7].
Оказавшийся в «семье» Блейк подвергается всем мукам современного псевдогостеприимства: его расспрашивают, хвалят его одежду и волосы. «Салли» заводит с ним гламурные разговоры - о том, например, как ухаживать за причёской.
Исход ситуации предсказуем: «медведи» ссорятся за право съесть Машеньку-Деппа. Когда начинается перестрелка, «Салли» комично отстаивает участь женщин, повторяет аргументы о человеколюбии, которые едва ли не абсурдны в этом зверином мире: «Я готовила, стирала и шила, и у меня есть право…» [8]. Однако Никто не слушает её причитаний.
Именно Никто, приняв пейота, задумывается о судьбах Запада и выносит приговор, помогающий нам растолковать иносказание Джармуша. «Уильям Блейк. Так странно, что ты не помнишь своих стихов». Блейк, человек американской культуры, забывший свои корни, честно отвечает: «Я не знаю ничего о поэзии». Так и говорливый убийца родом из Шотландии соединяет в себе отрывки знаний и воспоминаний - культура, пересаженная на другую почву и потерявшая себя.
Замечательный образец западного человека - торговец в форте, который говорит цитатами из Библии, продает заражённые одеяла и, узнав Блейка-убийцу, просит у него… автограф. «Уильям Блейк - легенда теперь», - замечает Экзебиче в другом месте. Хотя автограф и оказывается ножом, вонзённым в руку, - очевидна тенденция: западная культура делает героями не поэтов, а киллеров. Никто не помнит поэзии, зато общество признаёт героями прирождённых убийц, героев криминального чтива.
Блейк был не только поэтом, но и художником, поэтому несколько слов о визуальных деталях.
Особым образом связан с творчеством Блейка визуальный колорит фильма. Он чёрно-белый: тональность наводит на мысли о гравюре, основном графическом жанре исторического Блейка [9]. Он был гравёром, и только после того, как выполнял свои гравюры, раскрашивал их - в каждом варианте рукописной книги по-разному.
Далее, не случаен и визуальный образ заголовка - белые кости, из которых сложены буквы, затем разлетаются. У Блейка «выбеленные кости», кости мёртвых, которые могут срастись и восстать из земли - постоянный мотив, восходящий к пророкам Ветхого Завета. Одна из поэм Блейка завершается такими словами:
Мрачная Земля
Сморщилась!
Наружу из её мертвой пыли грохочущие кости к костям
Присоединяются: трепеща, дышит потрясённая дрожащая персть
И вся плоть стоит нагая … [10]
Оживление костей происходит у Исайи: «Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе <…> земля извергнет мертвецов» (Ис. 25: 8), а также в книге пророка Иезекииля: «Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. <…> и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои - весьма, весьма великое полчище» (Иез. 37: 7 - 10). Так что даже неважная на первый взгляд деталь - белые кости заголовка «Мертвеца» - в контексте поэзии Блейка приобретает значимость [11].
Далее, на пути к городу Мэшин дичают спутники Блейка в поезде: «конец линии» есть обиталище дикарей, стреляющих в бизонов. Сам Блейк Деппа проходит в фильме зримый путь от наносного, нелепо-цивилизационного одеяния до индейского ритуального платья. Джармуш иронически пророчит о той роли, которая была бы уготована Блейку в городе, не встань он на путь инициатического перерождения: в первый свой день в городе он встречает одетого похоже человека, с котелком на голове и в галстуке-бабочке. Его лицо искажено чем-то, напоминающим проказу. Блейк избегает проказы цивилизационного пути.
Запоминающаяся картинка - убитый Блейком служитель закона. Его мёртвая голова в ореоле потухшего костра «похожа на чёртову икону», как замечает убийца Коул. Это иносказательное изображение «освящения» слуг народа, павших на своём посту - хотя их путь может быть и бессмысленным, как и смерть, они всё же становятся героями, национальным достоянием. При этом кого-то народная память забывает - как второго полицейского, который лежит в стороне.
И последний визуальный парадокс. Главный герой фильма, роль которого исполняет Джонни Депп, совсем не похож на исторического Блейка. Парадоксальным образом на Блейка с его мягкими чертами лица, нависшими веками куда больше похож Экзебиче, обучающий героя основам индейской культуры. И, может быть, сам Никто, единственный, говорящий в фильме словами Блейка, может претендовать на звание его духовного «двойника». Недаром второе имя индейца - Экзебиче: Тот, Кто Говорит Громко, не Говоря Ничего; это имя означает пророка, не признанного в отечестве, каким был и Уильям Блейк. Экзебиче - единственный, что-то помнящий об английском романтизме, он занимается майевтикой и нагуализмом, в то время как Блейк Деппа - ученик и пассажир, что в поезде, что в каноэ. Западная культура может выжить, только ведомая древним пророческим духом, воплощённым в романтике Уильяме Блейке, как и в индейской культуре.
И всё же кто умирает в фильме Джармуша? Очевидно, Мертвец здесь - не столько выживающий, припоминающий нечто о поэзии, становящийся легендарным Блейк, скорее сама культура, забывшая самое себя в погоне за металлическим лязгом машинных ценностей, в погоне за чужой землёй.
В заключение - цитата из Августина Аврелия, быть может, и не относящаяся к делу, но предлагающая перспективы истолкования, удивительным образом перекликающиеся с финалом «Мертвеца».
Распятие Христово - плот, который поможет пересечь море жизни.
…Они пересекут море тяжкого века и прибудут в Отчий дом, где уже не понадобится корабль, ибо не будет другого моря для преодоления.
Они … не хотели усвоить смирение Господне, то есть тот плот, на котором они могли достичь родины, увиденной издалека.
…Ты надулся от самообожания, поэтому оказался далеко от своего отечества, штормовыми волнами тебя унесло, а путь оказался прерванным, так остался один способ прибыть на родину - деревянный плот в виде креста.
[1] I discovered... in a book.... the words that you, William Blake, had written. They were powerful words, and they spoke to me; http://www.script-o-rama.com/movie_scripts/d/dead-man-script-transcript-jarmusch.html.
[2] You were a poet and a painter. And now, you are a killer of white men; там же.
[3] But in the Wine Presses the Human Grapes Sing not nor dance
They howl & writhe in shoals of torment in fierce flames consuming
In chains of iron & in dungeons circled with ceaseless fires
In pits & dens & shades of death in shapes of torment & woe;
http://www.english.uga.edu/nhilton/Blake/blaketxt1/the_four_zoas_nt9.html.
[4] He ain't got a goddamn conscience; http://www.script-o-rama.com/movie_scripts/d/dead-man-script-transcript-jarmusch.html.
[5] And he scalped her … and he tore her head off her body. And he took that golden hair, and he made a sweater for baby bear; там же.
[6] Oh, Jesus's bears and squirrels; там же.
[7] Цит. по Синодальному переводу.
[8] I cooked, I cleaned, and I sewed, and I have a right to get…; http://www.script-o-rama.com/movie_scripts/d/dead-man-script-transcript-jarmusch.html.
[9] Этим ценным наблюдением мы обязаны С.Н. Чумакову, доценту кафедры зарубежной литературы Кубанского государственного университета.
[10] The sullen Earth
Shrunk!
Forth from the dead dust rattling bones to bones
Join: shaking convuls'd the shivring clay breathes
And all flesh naked stands…;
Blake W. Complete Writings with variant readings / ed. by G.Keynes. Oxford, 1979, p. 248.
[11] Возможно, стоит вспомнить и строки Элиота из поэмы «Пепельная среда» (1930): Под можжевельником кости пели, разрозненные и сияющие
Мы рады быть разрозненными, мы делали мало добра друг другу…
(Under a juniper-tree bones sang, scattered and shining
We are glad to be scattered, we did little good to each other…)
Элиот Т.С. Стихотворения и поэмы. М., 2000, с. 114.
Если у Блейка кости остаются останками всех людей, пробуждающимися к последнему дню, то у Элиота - это образ самих людей современности.Впервые: Сердечная В. Глупый белый человек, или Кто умирает в «Мертвеце» Джима Джармуша // Волшебная Гора. 2007. XIV. С. 534-553.