Как белорусы относились к «беларускай мове»?
Оригинал взят у klim_vo в Как белорусы относились к «беларускай мове»?
Оригинал взят у drugoy_dolboeb в Как белорусы относились к «беларускай мове»?
Белорусский литературный язык - явление по-своему уникальное. Можете представить себе язык, который плохо знает даже поэт, пишущий на нём стихи, и политический деятель, выступающий за наделение этого языка статусом единственного государственного? «Беларуская мова» именно такова.
По воспоминаниям корреспондента «Нашей нивы», члена Белорусской социалистической громады (БСГ) Фёдора Имшеника, классик белорусской литературы Максим Богданович плохо знал белорусский язык, часто путался и в лексике, и произношении.
Во время Первого Всебелорусского съезда, прошедшего в декабре 1917 года, один из делегатов выкрикнул: «Я удивляюсь, что здесь все говорят, и даже председатель, по-русски, а не по-белорусски!» В ответ председательствовавший Сымон Рак-Михайловский, член БСГ, впоследствии член Рады Белорусской народной республики и «Беларускай вайсковай камісіі», извинился, что говорит по-русски, «так как не вполне свободно владеет белорусским языком».
Если даже местечковые националисты плохо изъяснялись на «мове», то что уж говорить о простом народе. Рядовые белорусы в начале XX столетия сопротивлялись «белорусизации» и предпочитали говорить по-русски. Это признавали и сами националисты. Приведём для примера выдержку из работы «дзеяча БНР» Язепа Лёсика «Автономия Белоруссии» (1917 г.): «Наши крестьяне на съездах высказывались в том смысле, что им не нужна автономия, но делали они это по неразумению и темноте своей, но более всего в результате обмана, так как вместе с этим они говорили, что и язык им не нужен. Никто на свете ни отрекается от своего языка: и немцы, и французы, и поляки, и русские, чехи и болгары ценят и любят свой язык, а наши крестьяне - отрекаются». Или вот отрывок из статьи Лёсика «Национальное давление» (1917 г.): «Дошло до того, что на крестьянском съезде крестьяне перед всем миром отреклись от самих себя, и от языка своего, и от всего белорусского. „Не нужно нам белорусов, долой белорусов!“ - кричали крестьяне и учителя-белорусы, сжимая кулаки и сверкая глазами».
Такое резкое неприятие жителями Белоруссии «роднай мовы» объясняется прежде всего тем, что белорусский язык был им просто-напросто непонятен. Белорусский общественно-политический деятель Евсевий Канчер в своих воспоминаниях описывает весьма любопытную беседу в кулуарах состоявшегося в мае 1917 года Всероссийского крестьянского съезда между ним и Анатолием Луначарским - будущим наркомом просвещения РСФСР:
«ЛУНАЧАРСКИЙ. Понимает ли белорусский народ тот язык, на котором выступают белорусские деятели с приветствиями и декларациями?
КАНЧЕР. Не понимает.
ЛУНАЧАРСКИЙ. А имеют ли белорусы свой язык для национализации школы и учреждений?
КАНЧЕР. Белорусское национальное движение, возглавляемое БВР [Беларуская Вялікая Рада - управляющий орган местечковых националистов в 1917 году], выработало белорусский язык, отличный от русского и народного белорусского, но очень близкий к польскому. В народе, среди учителей и белорусов восточной ориентации этот язык абсолютно не популярен".
Близость «мовы» к польскому языку отмечают и современные лингвисты. В 2015 году в интервью газете «Наша нива» польский лингвист Мирослав Янковяк заявил: «Автор первой грамматики белорусского языка Бронислав Тарашкевич происходил из-под Лаворишкес [Вильнюсский уезд Литвы], и можно говорить, что его речь, или его „простая мова“, стала в большой степени основанием для кодификации белорусского литературного языка. Помню, как первый раз приехал на Виленщину в 2009 году и попросил, чтобы люди говорили со мной частично по-польски, а частично „по-простому“, так удивился, зачем эти люди разговаривают со мной белорусским литературным языком». Лингвист также отметил, что 90% его собеседников назвали себя поляками, виленскими поляками или «пилсудскими поляками». То есть, исходя из слов пана Янковяка, «беларуская літаратурная мова» - это просторечный вариант польского языка, характерный для поляков Виленщины.
Соответственно, в народной белорусской среде «мова» воспринималась как нечто чуждое. Об этом, в частности, свидетельствует довольно известная статья «Вражда из-за языка» (1926 г.), обращённая к Президиуму ЦИК СССР, в которой представители полоцкой интеллигенции писали: «Когда впервые здесь насильно, т. е. без всякого плебисцита, стали вводить в школы, в учреждения белорусский язык, то население отнеслось к этой реформе настолько отрицательно, что в деревнях стали раздаваться такие голоса: „Сначала к нам пришли немцы, потом поляки, а теперь идут на нас… белорусы“… Т. е. население стало считать белорусизаторов своими врагами». В этой же статье отмечалось: «Нигде вы не услышите среди простого населения тот язык, который якобы „воспроизводится“ правящими сферами, который они стараются сделать языком всех белорусов, т. е. тот язык, который даётся в Минске по особой терминологии. В основу этого языка положено минско-полесское наречие, и в него введена масса польских слов (до 45−50%). Вот почему, когда вы говорите с белорусом, вы прекрасно его понимаете, и он вас понимает. А вот когда вы ему станете читать издаваемую в Минске на белорусском языке по новой терминологии газету „Савецкая Беларусь“, то ваш собеседник только глаза пучит. „На каком это языке газета написана?“ - недоумевает он».
В период большевистской «белорусизации» 1920-х годов в редакции белорусскоязычных газет приходила масса писем от читателей, в которых они требовали публиковать материалы на русском языке. В качестве примера приведём характерный отрывок из письма рабочего Карпенко в редакцию газеты «Чырвоная Полаччына»: «Прошу Вас с нового года сделать Вашу газету другом нашим и другом нашего родного населения Полоцкого округа, т. е. перевести её на столько процентов на родной нашему населению язык, на сколько Вы в данный момент печатаете на чуждом нашему населению белорусском языке. Я прекрасно знаю, что все сотрудники Вашей газеты с лучшим успехом могут писать на русском языке, чем ломаться на белорусском».
Ввиду того, что в БССР проводилась крайне непопулярная политика «белорусизации», жители Витебщины, Могилёвщины и Гомельщины были категорически против передачи их земель, являвшихся с 1921 года частью РСФСР, в состав Советской Белоруссии. Об это свидетельствуют многочисленные документы того времени, собранные в книге «Государственные границы Беларуси: Сборник документов и материалов в двух томах», т. 1. (сост.: В.Е. Снапковский и др. Минск, 2012). Приведём лишь некоторые из них.
«Если же от национального определения перейти к вопросам быта, к вопросу о национальной воле населения, мы столкнёмся с явлением, которого не учесть никак нельзя, с отсутствием активной национальной воли населения, а частью даже с наличием враждебного отношения к культурной работе на белорусском языке. Бывают случаи, когда население чисто белорусского района активно выступает против превращения школы из русской в белорусскую» (из доклада Гомельского губкома в ЦК РКП (б) по докладу ЦБ КП (б)Б о расширении границ БССР. 4 октября 1923 г.).
«Объединенное заседание ячеек РКП Первомайской волости Полоцкого уезда высказывается в том смысле, что введение занятий в школах и в учреждениях на белорусском языке являлось бы не освобождением нации, а её угнетением, т.к. население абсолютно не имеет понятия о белорусском языке и вообще к присоединению к Белоруссии относится отрицательно» (из докладной записки Витебского губкома РКП (б) по белорусскому вопросу. После 8 декабря 1923 г.).
«Везде население относится к введению белорусского языка в школах и вообще к белорусизации отрицательно. Тут можно отметить следующее характерное явление: во время бесед о недостатках местной работы и нуждах население нигде не жаловалось на тяжести с.-х. налога и т. п. (были жалобы только на отсутствие заработков и на совхозы), зато встречались жалобы об „освобождении от белорусского языка“» (из докладной записки в Политбюро ЦК ВКП (б) Комиссии по вопросу о присоединении Гомельской губернии к БССР. 13 ноября 1926 г.).
В Западной Белоруссии, находившейся в межвоенный период в составе Польши, население также отдавало предпочтение русскому языку и культуре. Процитируем фрагмент работы польского журналиста Константина Сроковского «Национальный вопрос на восточных окраинах» (1924 г.), где описывается ситуация в белорусских воеводствах Второй Речи Посполитой: «Доминирует до сих пор понятие „русскости“ как наиболее широкого национально-культурного коллектива. Русский язык ценится выше, чем белорусский, исходя из утилитарных соображений, потому что на этом языке можно больше прочитать и на большей территории говорить. Польский язык начинает набирать ценность, но всегда находится только на втором месте после русского».
***
Сегодня, как и в первой половине XX века, белорусы отвергают «мову», предпочитая говорить по-русски. Однако белорусское государство пытается всеми силами навязать своим гражданам любовь к «родному языку». Так, в начале текущего года к административной ответственности была привлечена жительница Речицы, оставившая в социальной сети «ВКонтакте» вот такой невинный комментарий: «Белорусский язык неприятен на слух. Да и вообще, белор. язык - это нелепое ассорти из русского и польского». За последнее время это уже третий случай привлечения гражданина РБ к ответственности за «оскорбление белорусского языка».
Даст ли очередной виток «белорусизации» нужный местечковым националистам результат? Очевидно, что нет. Если уж большевики не смогли навязать «мову» на этапе перехода из предмодерна в модерн, то сейчас, когда общество переходит в гиперинформационную эпоху, это невозможно в принципе. Лет через 50 какая-нибудь Эстония будет преимущественно англоязычным регионом, Белоруссия же либо последует её примеру, либо останется русскоязычной. В любом случае «беларускамоўная Беларусь» обречена существовать исключительно в воображении наиболее буйных местечковых дурачков.
Кирилл Аверьянов-Минский, специально для EADaily
Оригинал взят у drugoy_dolboeb в Как белорусы относились к «беларускай мове»?
Белорусский литературный язык - явление по-своему уникальное. Можете представить себе язык, который плохо знает даже поэт, пишущий на нём стихи, и политический деятель, выступающий за наделение этого языка статусом единственного государственного? «Беларуская мова» именно такова.
По воспоминаниям корреспондента «Нашей нивы», члена Белорусской социалистической громады (БСГ) Фёдора Имшеника, классик белорусской литературы Максим Богданович плохо знал белорусский язык, часто путался и в лексике, и произношении.
Во время Первого Всебелорусского съезда, прошедшего в декабре 1917 года, один из делегатов выкрикнул: «Я удивляюсь, что здесь все говорят, и даже председатель, по-русски, а не по-белорусски!» В ответ председательствовавший Сымон Рак-Михайловский, член БСГ, впоследствии член Рады Белорусской народной республики и «Беларускай вайсковай камісіі», извинился, что говорит по-русски, «так как не вполне свободно владеет белорусским языком».
Если даже местечковые националисты плохо изъяснялись на «мове», то что уж говорить о простом народе. Рядовые белорусы в начале XX столетия сопротивлялись «белорусизации» и предпочитали говорить по-русски. Это признавали и сами националисты. Приведём для примера выдержку из работы «дзеяча БНР» Язепа Лёсика «Автономия Белоруссии» (1917 г.): «Наши крестьяне на съездах высказывались в том смысле, что им не нужна автономия, но делали они это по неразумению и темноте своей, но более всего в результате обмана, так как вместе с этим они говорили, что и язык им не нужен. Никто на свете ни отрекается от своего языка: и немцы, и французы, и поляки, и русские, чехи и болгары ценят и любят свой язык, а наши крестьяне - отрекаются». Или вот отрывок из статьи Лёсика «Национальное давление» (1917 г.): «Дошло до того, что на крестьянском съезде крестьяне перед всем миром отреклись от самих себя, и от языка своего, и от всего белорусского. „Не нужно нам белорусов, долой белорусов!“ - кричали крестьяне и учителя-белорусы, сжимая кулаки и сверкая глазами».
Такое резкое неприятие жителями Белоруссии «роднай мовы» объясняется прежде всего тем, что белорусский язык был им просто-напросто непонятен. Белорусский общественно-политический деятель Евсевий Канчер в своих воспоминаниях описывает весьма любопытную беседу в кулуарах состоявшегося в мае 1917 года Всероссийского крестьянского съезда между ним и Анатолием Луначарским - будущим наркомом просвещения РСФСР:
«ЛУНАЧАРСКИЙ. Понимает ли белорусский народ тот язык, на котором выступают белорусские деятели с приветствиями и декларациями?
КАНЧЕР. Не понимает.
ЛУНАЧАРСКИЙ. А имеют ли белорусы свой язык для национализации школы и учреждений?
КАНЧЕР. Белорусское национальное движение, возглавляемое БВР [Беларуская Вялікая Рада - управляющий орган местечковых националистов в 1917 году], выработало белорусский язык, отличный от русского и народного белорусского, но очень близкий к польскому. В народе, среди учителей и белорусов восточной ориентации этот язык абсолютно не популярен".
Близость «мовы» к польскому языку отмечают и современные лингвисты. В 2015 году в интервью газете «Наша нива» польский лингвист Мирослав Янковяк заявил: «Автор первой грамматики белорусского языка Бронислав Тарашкевич происходил из-под Лаворишкес [Вильнюсский уезд Литвы], и можно говорить, что его речь, или его „простая мова“, стала в большой степени основанием для кодификации белорусского литературного языка. Помню, как первый раз приехал на Виленщину в 2009 году и попросил, чтобы люди говорили со мной частично по-польски, а частично „по-простому“, так удивился, зачем эти люди разговаривают со мной белорусским литературным языком». Лингвист также отметил, что 90% его собеседников назвали себя поляками, виленскими поляками или «пилсудскими поляками». То есть, исходя из слов пана Янковяка, «беларуская літаратурная мова» - это просторечный вариант польского языка, характерный для поляков Виленщины.
Соответственно, в народной белорусской среде «мова» воспринималась как нечто чуждое. Об этом, в частности, свидетельствует довольно известная статья «Вражда из-за языка» (1926 г.), обращённая к Президиуму ЦИК СССР, в которой представители полоцкой интеллигенции писали: «Когда впервые здесь насильно, т. е. без всякого плебисцита, стали вводить в школы, в учреждения белорусский язык, то население отнеслось к этой реформе настолько отрицательно, что в деревнях стали раздаваться такие голоса: „Сначала к нам пришли немцы, потом поляки, а теперь идут на нас… белорусы“… Т. е. население стало считать белорусизаторов своими врагами». В этой же статье отмечалось: «Нигде вы не услышите среди простого населения тот язык, который якобы „воспроизводится“ правящими сферами, который они стараются сделать языком всех белорусов, т. е. тот язык, который даётся в Минске по особой терминологии. В основу этого языка положено минско-полесское наречие, и в него введена масса польских слов (до 45−50%). Вот почему, когда вы говорите с белорусом, вы прекрасно его понимаете, и он вас понимает. А вот когда вы ему станете читать издаваемую в Минске на белорусском языке по новой терминологии газету „Савецкая Беларусь“, то ваш собеседник только глаза пучит. „На каком это языке газета написана?“ - недоумевает он».
В период большевистской «белорусизации» 1920-х годов в редакции белорусскоязычных газет приходила масса писем от читателей, в которых они требовали публиковать материалы на русском языке. В качестве примера приведём характерный отрывок из письма рабочего Карпенко в редакцию газеты «Чырвоная Полаччына»: «Прошу Вас с нового года сделать Вашу газету другом нашим и другом нашего родного населения Полоцкого округа, т. е. перевести её на столько процентов на родной нашему населению язык, на сколько Вы в данный момент печатаете на чуждом нашему населению белорусском языке. Я прекрасно знаю, что все сотрудники Вашей газеты с лучшим успехом могут писать на русском языке, чем ломаться на белорусском».
Ввиду того, что в БССР проводилась крайне непопулярная политика «белорусизации», жители Витебщины, Могилёвщины и Гомельщины были категорически против передачи их земель, являвшихся с 1921 года частью РСФСР, в состав Советской Белоруссии. Об это свидетельствуют многочисленные документы того времени, собранные в книге «Государственные границы Беларуси: Сборник документов и материалов в двух томах», т. 1. (сост.: В.Е. Снапковский и др. Минск, 2012). Приведём лишь некоторые из них.
«Если же от национального определения перейти к вопросам быта, к вопросу о национальной воле населения, мы столкнёмся с явлением, которого не учесть никак нельзя, с отсутствием активной национальной воли населения, а частью даже с наличием враждебного отношения к культурной работе на белорусском языке. Бывают случаи, когда население чисто белорусского района активно выступает против превращения школы из русской в белорусскую» (из доклада Гомельского губкома в ЦК РКП (б) по докладу ЦБ КП (б)Б о расширении границ БССР. 4 октября 1923 г.).
«Объединенное заседание ячеек РКП Первомайской волости Полоцкого уезда высказывается в том смысле, что введение занятий в школах и в учреждениях на белорусском языке являлось бы не освобождением нации, а её угнетением, т.к. население абсолютно не имеет понятия о белорусском языке и вообще к присоединению к Белоруссии относится отрицательно» (из докладной записки Витебского губкома РКП (б) по белорусскому вопросу. После 8 декабря 1923 г.).
«Везде население относится к введению белорусского языка в школах и вообще к белорусизации отрицательно. Тут можно отметить следующее характерное явление: во время бесед о недостатках местной работы и нуждах население нигде не жаловалось на тяжести с.-х. налога и т. п. (были жалобы только на отсутствие заработков и на совхозы), зато встречались жалобы об „освобождении от белорусского языка“» (из докладной записки в Политбюро ЦК ВКП (б) Комиссии по вопросу о присоединении Гомельской губернии к БССР. 13 ноября 1926 г.).
В Западной Белоруссии, находившейся в межвоенный период в составе Польши, население также отдавало предпочтение русскому языку и культуре. Процитируем фрагмент работы польского журналиста Константина Сроковского «Национальный вопрос на восточных окраинах» (1924 г.), где описывается ситуация в белорусских воеводствах Второй Речи Посполитой: «Доминирует до сих пор понятие „русскости“ как наиболее широкого национально-культурного коллектива. Русский язык ценится выше, чем белорусский, исходя из утилитарных соображений, потому что на этом языке можно больше прочитать и на большей территории говорить. Польский язык начинает набирать ценность, но всегда находится только на втором месте после русского».
***
Сегодня, как и в первой половине XX века, белорусы отвергают «мову», предпочитая говорить по-русски. Однако белорусское государство пытается всеми силами навязать своим гражданам любовь к «родному языку». Так, в начале текущего года к административной ответственности была привлечена жительница Речицы, оставившая в социальной сети «ВКонтакте» вот такой невинный комментарий: «Белорусский язык неприятен на слух. Да и вообще, белор. язык - это нелепое ассорти из русского и польского». За последнее время это уже третий случай привлечения гражданина РБ к ответственности за «оскорбление белорусского языка».
Даст ли очередной виток «белорусизации» нужный местечковым националистам результат? Очевидно, что нет. Если уж большевики не смогли навязать «мову» на этапе перехода из предмодерна в модерн, то сейчас, когда общество переходит в гиперинформационную эпоху, это невозможно в принципе. Лет через 50 какая-нибудь Эстония будет преимущественно англоязычным регионом, Белоруссия же либо последует её примеру, либо останется русскоязычной. В любом случае «беларускамоўная Беларусь» обречена существовать исключительно в воображении наиболее буйных местечковых дурачков.
Кирилл Аверьянов-Минский, специально для EADaily