(no subject)
Оказывается, у отечественной этимологической науки наступила пора затруднений со словом кладенец (тем, что входит в малый богатырский комплект). Традиционное толкование от слова клад уже не принимается, а нового, которое удовлетворяло бы всех, не предложено; наряду с версиями, возводящими его к *kolti и класти, процветает предложенное А. Веселовским произведение от итал. chiarenza ‘блеск, сияние’ благодаря Повести о Бове (Журавлев А.Ф. Язык и миф, М., 2005, с.163; ср. Фасмер, т.II, с.243, где принята интерпретация Веселовского). Почему бы не предположить связи с класть ‘холостить’ (ср. кладеный баран)? Меч-кладенец (gladius castrator) понимается в таком случае как орудие, отнимающее жизненную силу (vis vitalis), которой дана недвусмысленная анатомическая локализация в архаическом духе (стоит вспомнить традиционные представления о седалищах различных аффектов в отдельных внутренних органах). В этом случае замок Кащея представляет собой древнейший на территории СССР комплекс кастрации, решенный в обобщенных архитектурных формах, где мощные пилоны главного фасада фланкированы дубами с сундуками.
В этой связи вспоминаю, что когда я впервые столкнулся с известной «Энциклопедией “Слова о полку Игореве”» (Т.I-V. СПб., 1995), то статьи, посвященные «темным местам», с историческими обзорами соображений по вопросу, отяготили меня безнадежно платоническим ощущением, что из десяти мнений не сделаешь одного знания. В частности, статья, посвященная прозвищу Галицкого князя Осмомысл (т.III, с.376 сл.), предлагает на выбор, что у Ярослава Владимировича было восемь мыслей (а особо продвинутые специалисты даже знают, какие именно, - см. опись на с.377), что у него было восемь греховных помыслов (т.е. максимально возможное число; вопрос о его неполном профессиональном соответствии в статье не поставлен) или что это тюркизм (Предельное Объяснение, которым можно закрыть любую дискуссию о СПИ). Вдохновленный открывшейся мне веером картиной коллективных умственных усилий, я решил внести свою искрящуюся лепту и предположил, что Ярослав Владимирович каждый день, отходя ко сну, любил в тишине подумать о диффузии растворителя через мембрану, которая, как известно, называется осмос. Поскольку в Галицком княжестве больше никто о диффузии растворителя не думал, князь, не делавший из этого занятия секрета, получил от восхищенного народа почетное прозвище Осмомысл (вариант Мембранодум не был одобрен плебисцитом) и возможность иногда с тяжелым вздохом прилюдно вымолвить: «Обо всем приходится думать самому». Эта красивая версия не противоречит ни восьми его мыслям (потому что остается еще семь свободных), ни греховным помыслам (потому что мы не знаем точно, что он испытывал к растворителю), ни тому, что это, ясное дело, тюркизм (потому что древние греки вполне могли и даже, я думаю, были вынуждены заимствовать это слово у половцев, обменяв его на феньки и огненную воду). Таким образом, все довольны, а исследовательская литература обогатилась новым интеллектуальным прорывом.