Venezia
Северная Венеция. Еще недавно это звучало гордо, а теперь осталась только абсурдность словосочетания. Произнесите-ка вслух « северная » - слышите скрежет резца по ледяной глыбе? Холодная глубина арктических пещер, вековая неподвижность, и тут же, чуть нараспев « Венеция » - кружево, дымка, зыбь, взметнулись и вновь опали карнавальные юбки.
Спотыкаясь на каждом слоге, проговори немецкое Санкт-Петербург, - ледолом на Неве, Петроград - грубо разграблен, Ленинград, ой, лучше не надо… Ласковое человеческое имя Питер подходит городу, но понравится ли этот хладнокровный эмигрант из Северной Европы взбалмошной итальянской красавице, разодетой в дорогие, хоть и ветшающие шелка? Звон муранского стекла, легкий всплеск зеленоватой волны - Венеция.
Пробродив целый день по улочкам, мостам и площадям, схожу с качающейся палубы вапоретто на остров Giudecca, но не могу уйти в отель. Зачарованная последними лучами заката на плотной черной поверхности лагуны, сажусь на набережную. Фотоаппарат, “продолжение мозга”, не может сохранить волшебство, сам мозг, заваленный другой работой, скоро потеряет ощущение чуда, зароет его в хлам мыслей. И я, неверующая, молюсь. Прошу неизвестного бога не дать забыть эту сказку, этот вечер, кружево дворцов и вечернее солнце на волне, сохранить во мне чистоту сердца, искренний восторг, способность любить города и людей.
И чудо случилось. Мне подарили Бродского, которого я не смогла оценить в Питере, но начинаю понимать и любить сейчас. Кладбише Сан-Микеле - отдельный остров в лагуне, остров мертвых.
А потом были 5 минут соленой и теплой Адриатики, бег по острову Лидо, песок в волосах и вапоретто, проползший по каналу через весь город и высадивший человеческий груз на вокзале за 5 минут до отхода поезда.
Теперь Венецию невозможно забыть, и даже если окажутся бездарными фотографии, если сотрется из памяти уже начавшая расплываться вязь окон и мостов, что-то во мне неуловимо изменилось, сдвинулось и снова застыло, словно сердце, открыв зрачок диафрагмы, вместило в себя Город, чтобы любить его вечно.
Спотыкаясь на каждом слоге, проговори немецкое Санкт-Петербург, - ледолом на Неве, Петроград - грубо разграблен, Ленинград, ой, лучше не надо… Ласковое человеческое имя Питер подходит городу, но понравится ли этот хладнокровный эмигрант из Северной Европы взбалмошной итальянской красавице, разодетой в дорогие, хоть и ветшающие шелка? Звон муранского стекла, легкий всплеск зеленоватой волны - Венеция.
Пробродив целый день по улочкам, мостам и площадям, схожу с качающейся палубы вапоретто на остров Giudecca, но не могу уйти в отель. Зачарованная последними лучами заката на плотной черной поверхности лагуны, сажусь на набережную. Фотоаппарат, “продолжение мозга”, не может сохранить волшебство, сам мозг, заваленный другой работой, скоро потеряет ощущение чуда, зароет его в хлам мыслей. И я, неверующая, молюсь. Прошу неизвестного бога не дать забыть эту сказку, этот вечер, кружево дворцов и вечернее солнце на волне, сохранить во мне чистоту сердца, искренний восторг, способность любить города и людей.
И чудо случилось. Мне подарили Бродского, которого я не смогла оценить в Питере, но начинаю понимать и любить сейчас. Кладбише Сан-Микеле - отдельный остров в лагуне, остров мертвых.
А потом были 5 минут соленой и теплой Адриатики, бег по острову Лидо, песок в волосах и вапоретто, проползший по каналу через весь город и высадивший человеческий груз на вокзале за 5 минут до отхода поезда.
Теперь Венецию невозможно забыть, и даже если окажутся бездарными фотографии, если сотрется из памяти уже начавшая расплываться вязь окон и мостов, что-то во мне неуловимо изменилось, сдвинулось и снова застыло, словно сердце, открыв зрачок диафрагмы, вместило в себя Город, чтобы любить его вечно.