АЛЬТЕРНАТИВНАЯ КОНЦОВКА МАКБЕТА ПО ВЕРСИИ КУРОСАВЫ - ВЗГЛЯД ИЗ РОССИИ XXI ВЕКА
В 1957 году японский режиссер Акира Куросава выпустил свою экранизацию классической пьесы Шекспира «Макбет», перенеся сюжет в антураж феодальных конфликтов средневековой Японии. Одно из отличий его версии сюжета в том, что у Куросавы проблему безумия местного кньязка в финале решает не его оппонент благородных кровей - представитель альтернативного элитного проекта, как Макдуф, - а находящиеся в подчинении безумца солдаты. Некоторые из обсуждавших уловили в эпизоде странность, которую я хочу здесь обсудить.
Начнем с того, что поведение солдат в фильме подробно замотивировано и блестяще решено - как обычно у Куросавы потрясающе поставлена игра массовки, именно как выразительной масса, со своим характером, пластикой и динамикой. Жесткий диалог между отчаянно трусящими содатами и героем Тосиро Мифуне, который мечется засыпаемый десятками стрел - одна из самых жестких сцен мирового кино. Кстати, эксперты утверждают, что стрелы в кадре были настоящими, а подлинная эмоция стоила Мифуне нервного срыва и длительной реабилитации после съемок.
Солдаты, отказываются гибнуть за безумца, который раскрыл им свою тайну и заговор которого снят и это очевидно всем. Вопрос в другом - зачем Куросаве так странно видоизменять сюжет шекспировской пьесы?
Мне видится в этом остроумный контрапункт, своего рода «оценка от глубоко нормального человека», при столкновении с безумием. Похожий маневр много позже использует Такеши Китано в одном из своих боевиков - когда главный герой выходит из какого-то индустриального сооружения, где только что развернулась изнурительно изобретательная бойня, обходит трупы, застывшие живописных позах и произносит нечто вроде «с ума вы тут все посходили, что-ли...». Возможно, японские режиссеры любят подавать здравый смысл на контрасте.
С культурологической точки зрения, то что «японский Макбет» - Васидзу - осуществляет перед своими солдатами перед тем как «Бирнамский лес пойдет в бой на Дунсинанский холм» - это десакрализация власти. Солдаты понимают, что перед ними не царь в древнем («архетипичном») понимании этого слова - не посредник между людьми и богами (или Богом - как в случае Иисуса), не человек добровольно приносящий себя в жертву ради них, а простак, заговоренный колдуньей. Затем они ясно видят, что условия прекращения действия заговора исполняются - вот лес, вот он идет войной на замок. Кому охота гибнуть за обреченного?
Солдаты у Куросавы решают давно перезревшую проблему сами. Решение затянувшейся истерической фуги получается точечным и относительно гуманным - залетевшему за пределы своей компетенции руководителю не дают перемолоть несколько десятков человеческих жизней ради своей болезненно разросшейся амбиции.
Изучение пьесы и других экранизаций, например последней, 2015 года, с Майклом Фассбендером, показывает что Шекспир был больше увлечен динамикой зла, его развитием, а также политическими играми вокруг английского короля Джеймса I, который прославился суеверием и охотой на ведьм.
Разворачивание легкого невроза на почве избыточной амбиции, лишь немного превосходящей реальный потенциал главного героя, превращение её в полноценный психоз, первые жертвы среди окружающих, вся неизбежность раскручивающейся спирали насилия, подобная року древнегреческих трагедий - кажется это заворожило барда из Эйвона. Плюс, кто-то должен был намекнуть сыну обезглавленной Марии Стюарт, что не окороченные вовремя амбиции ведут к бездне иррационального насилия и невинным жертвам, а это никому не нужно.
Логично что отстранение и остранение цепи событий - задача следующих поколений, к которой Куросава подошел вполне решительно. Перенос действия в Японию, смена названия и действующих лиц - режиссер набрал достаточную дистанцию, чтобы дать свою оценку ситуации.
Что в сущности, показано в пьесе о вероломном честолюбце Макбете?
Динамика разрастания проблемы от легкого подсознательного импульса - какой солдат не мечтает быть генералом? - к психологической проблеме, когда избыточная амбиция оказывается закреплена вовремя вброшенным словом. Психологическая проблема - взял чужое - быстро превращается в социальную проблему, когда включается паранойя, мания преследования и превентивные действия, направленные на обеспечение мнимой безопасности. Другое дело, что от своей совести не убережешься.
Проблема тем временем переходит на политический уровень, и вот уже Макдуф и Флинс ведут войско через Бирнамский лес, или солдаты Нориясу и Йошияки пробираются через «лес Паутины» напрямик.
Многие из обсуждавших фильм Куросавы в ЭТЦ 1 декабря поднимали вопрос о свободе выбора. Была ли она у Макбета/Васидзу?
Очевидный ответ - была. Допустим даже, что умолчать о встрече с ведьмами в разговоре с женой практически невозможно - как ни крути нетривиальное жизненное событие. Хотя человек с задатками реального короля обязан уметь хранить в тайне то, что ему нужно сохранить. Да и интеллекта должно хватать, для того чтобы понять, что озвучить, а что попридержать. Однако слушать разговоры расторможенной амбиции, как ни крути, было вовсе не обязательно - если бы хоть один из супругов обладал необходимыми нравственными качествами. «Заткнись дура, никаких убийств сюзерена, мы этим заниматься не будем!» - это совсем не про Макбета и его жену, в какой бы культурный контекст эту парочку не помещали. Муж и жена - одна сатана.
В фильме Куросавы, ведьма на второй встрече говорит Макбету/Васидзу мол, раз _ты_ встал на этот путь, то «громозди горы трупов до небес». В отличие от вещих сестер Шекспира, она подчеркивает, что выбор сделал сам герой. Иначе говоря, что она только закрепляет и вербализует импульсы, которые бродят бесконтрольно в душе подопечного военачальника.
Для современного читателя отметим, что диалектика духа в пьесе представлена конфликтом между растворяющемся в кровавом безумии с Макбетом и сохраняющим разум и самообладание Макдуфом. Макдуф и его его японская версия - Нориясу - сохраняют смекалку и военную хитрость, а так же волю и набор нормальных человеческих качеств, в то время как Макбет/Васидзу необратимо разрушается после столкновения с реликтами матриархальной религии, втягивает в свое саморазрушение уйму ни в чем не повинных людей.
В чем суть «старой веры», существовавшей до утверждения проклинаемой современными феминистами «патриархальной традиции» - в опоре на цикличность и эмоции. Как бы мы не запутались, придет время ежегодной жертвы, как бы она не называлась - Самайн ли, Луперкалии, поминовение Аттиса, и запутки прошедшего года разрешатся, мы войдем в новый, чистыми и обновленными.
Подъем феминизма, возрождение матриархальных традиций и «перестроечный вой на площадях» можно представить и как бунт эмоцио против рацио - если рацио очевидным образом завело человечество не туда, значит от него нужно отказаться. А в пользу чего можно отказаться от рацио? Только в пользу того, что ему предшествовало.
Культурология XX века показывает, что до патриархальной традиции, которая положила начало последовательности, прослеживанию причинно-следственных связей между событиями, какое-то понимание истории, как накопления изменений, существенное распространение имела традиция циклическая. Ключевым эмоциональным элементом которой была кровавая жертва, например человеческая.
Нетрудно сообразить, что возвращение к этой условно «матриархальной» традиции означает пресловутое иррациональное разрушение «чего-то красивого», как выразился герой романа Чака Паланика «Бойцовский клуб». Если помните, он тоже желал «перезагрузить» окончательно запутавшийся мир, и фокус его безумного импульса сосредоточился на небоскребах Всемирного торгового центра. Возможно, через творческое воображение популярного американского автора с нами говорила история.
Отметим, что мысль о конце истории, огненном конце этого мира и тому подобные эсхатологии широко распространились на фоне разложения «современного мира», исчерпавшего потенциал развития.
Занятный аспект японского прочтения истории с безумием, оседлавшим Макбета, после встречи с «вещими сестрами Гекаты», в том, что солдаты феодальной армии будто соглашаются с условиями игры. Если мы играем в матриархат, то жертвоприношение должно быть коллективным, как вакханалия. Жертву должна разорвать обезумевшая толпа, а вовсе не какой-то чужой король-жрец. Куросава будто показывает Шекспиру, что он ближе к пониманию матриархальной традиции, а английский драматург слишком погружен в стереотипы западного общества.
Такая вот, пара мысле в связи с экранизацией Макбета Куросавой.
Вместо постскриптума, как человек, пытающийся разобраться в сути нашего времени, добавлю, что с моей точки зрения, феминисты - с своим подчеркиваемым иррационализмом - тащат наш изрядно перенаселенный мир в новую эпоху кровавых гекатомб.
Понятно, что узко понятый рационализм, позитивизм явно запутал человечество и уже в Первой мировой доказал, что позитивный потенциал исчерпан. Однако выбраться из ситуации «старым методом», отрицающим всю западную культуру от Платона до наших дней, не получится. Даже если «разрушить все до основания», то «...а затем» даст банальный повтор последовательности. Возможно с небольшими вариациями. Разумеется, если для массового кровавого жертвоприношения не применят оружия массового поражения.
Если история и культура не накапливается, цикл повторится заново - в этом главная проблема циклического мышления - крови много, эмоций много, но в сущности ничего не происходит. Кундалини мучительно пережевывает собственный хвост.
Решение кризиса, в очередной раз догнавшего человечество, с моей точки зрения, в развитии «сверхсознания», которое вместит всю ситуацию, наставшую человечеству, и сохранит резервы синтеза решения. О чем-то подобном говорил Антуан де Сент-Экзюпери в своем «Военном летчике». И означает эта необходимость сверхглубокого изучения всей истории и накопленной культуры для выработки нового решения, а не отказ от культуры, который открыто пропагандировали нацисты и не особо скрывают постмодернистские субкультуры с матриархальной эзотерикой.
#культура #кино #культурология #Макбет #Шекспир #Куросава