мой репортаж о Нильсе Кристи и либерализации правосудия

[budilnik]

Медиатор
Профессор Нильс Кристи - культовая фигура в мире права. Многие годы он был директором норвежского Института криминологии и уголовного права, президентом Скандинавского совета по криминологии. Благодаря его идеям во многих странах правосудие становилось более гуманным. В России сейчас тоже пытаются смягчить уголовное законодательство. Происходит это отчасти под влиянием Нильса Кристи, благо он часто приезжает к нам в страну, где ему удается очаровывать и ершистых правозащитников, и суровых прокуроров.

Он всегда начинает выступление с отказа от микрофона. «Я не прогрессивный человек. Я думаю, что ответы на многие наши вопросы находятся позади нас, в прошлом», - с виноватой улыбкой говорит он. Слово «прогресс» он произносит со вздохом. Вскоре я понимаю, почему - для него оно слишком тесно связано с растущим из года в год населением тюрем.

- Когда откуда-то уходит дух соседства, туда входит полиция, - Нильс Кристи говорит с нами очень ясно и просто, как с детьми, - Люди теперь часто переезжают и не знают друг друга. А кто знает, на что вы способны, если вы здесь пришелец? Это заставляет опираться на полицейские меры в урегулировании конфликтов. В маленьком обществе есть гораздо больше возможностей, чтобы встречаться, договариваться, замечать друг друга. Очень важно, чтобы люди знали своих соседей, были связаны со своим окружением, пустили корни и вросли в социальный организм. Мне гораздо больше нравится соседский контроль, чем полицейский.

А мне - нет! Я вырос совсем в другом обществе и «соседский контроль» меня не вдохновляет. А при словах «маленькое общество» почему-то сразу представляется какая-то усредненная станица Кущевская. Не уверен, кто хуже, соседи или полиция. Оказывается, не я один такой:

- В России очень плохая ситуация с доверием людей к друг другу, говорит Кристи. По статистике она находится где-то в самом низу списка. Ваши трудности с самоуправлением, неспособность людей организовать свою жизнь без указаний сверху - это все связано со взаимным недоверием. Если бы у меня была еще одна жизнь, я бы переехал в Россию и убеждал бы людей доверять друг другу.

Он и так часто приезжает и со страстью убеждает, несмотря на свои 83 года. Происходящее его явно радует.

- Кстати, единственный раз, когда на меня напали - был здесь, меня ограбили прямо на Невском проспекте, - радостно рассказывает он. - Я, конечно, разозлился тогда, но думаю, если бы мы познакомились с этим вором, оказалось бы, что это тоже вполне нормальный человек.

Вот же, приезжает и поучает нас, как жить. То ли он русофил, то ли русофоб - похоже, и то, и другое одновременно, как и мы сами. Почему его речи вызывают столько эмоций? Старик нордической внешности с весело искрящимися глазами приехал из прогрессивно-либеральной Норвегии проповедовать нам ценности общины и традиции. У нас полиция-то всего несколько недель как существует, а он говорит, что она нужна лишь в обществе чужих друг другу людей, а свои как-нибудь сами разберутся.

- Неужели вы думаете, что люди, которые живут тесно в деревеньке, будут жестоки и невнимательны друг к другу? - спрашивает он.

- Неужели он не знает, каким жестоким может быть замкнутое на себе сообщество? - думаю я. У нас большинство убийств совершают не понаехавшие чужаки, а свои, после «подлинного общения» в пьяных драках. И потом, зачем все эти разговоры, если мы уже живем в большом городе?

Похоже, не знает он жизни, наивный идеалист, еще один харизматичный скандинавский сказочник. И сколько людей охмурил - вот к нему, словно к гуру, по очереди обращаются профессор юриспунденции, глава подмосковной комиссии по делам несовершеннолетних, представитель белорусского МВД. Зал полон его поклонниками - юристами, психологами, социальными работниками.

Кристи - знаменитость. Может и идеалист, но говорят, это во многом благодаря его усилиям преступность в скандинавских странах на порядок ниже нашей, а тюрьмы так похожи на дома отдыха.

В Норвегии всего-то три с половиной тысячи заключенных, да и те как-то уж очень либерально сидят. Во многих тюрьмах их отпускают днем на работу и даже на учебу в университет, а вечером они самостоятельно возвращаются. Заключенные должны быть готовы к свободе, найти себе дело по вкусу. Отсидевшим большую часть срока даже положены отпуска. Ведь главная задача скандинавской тюрьмы - ресоциализация, возвращение преступника в общество в качестве нормального человека, а вовсе не наказание.

Да разве бандит не должен бояться тюрьмы? И почему простые труженики не требуют покарать злодеев? Должна же быть справедливость на свете. А хитрым скандинавам может и хочется покарать, но видимо, еще сильнее хочется, чтобы у них было как можно меньше тюрем. А чего больше хочется нам? Когда-то я уже читал об их тюрьмах, в восторженных газетных отчетах о западной жизни времен перестройки, из которых следовало: они - культурные люди, а мы - дикие. Похоже, с тех пор мало что изменилось.

Тюрьма как зеркало

От тюрьмы у нас не зарекаются - по данным «Центра содействия реформе уголовного правосудия» каждый четвертый взрослый мужчина в России имеет тюремный опыт. А остальные три четверти тоже найдется за что посадить - законы что дышло. И мы еще удивляемся, почему люди слушают весь этот блатняк-шансон.

- Вы - страна, которая осуждает больше людей в пропорции к общему числу населения, чем любая другая нация в мире, за исключением американцев. В США 743 заключенных на 100 тысяч населения, у вас - 577. В России сидит в тюрьме 820 тысяч человек, в штатах - больше двух миллионов. А в соседней Канаде совсем другой подход к наказаниям - уровень заключенных там такой же, как в самых культурных странах Европы.

Кристи на память приводит статистику заключенных в разных странах. Для него это - уровень культуры государства, измеряемый в точных цифрах. Россия и Норвегия - на разных концах этого списка. В Норвегии число заключенных на душу населения почти раз в 10 меньше, чем у нас.

Почему мы такие дикие? Зачем нам эта армия заключенных, стоящая государству огромных денег, распространяющая среди населения неизлечимый туберкулез (в тюрьме им заболевает каждый третий), а главное - заражающая всех нас криминальным сознанием? Затем, наверное, что страшно - у нас высокая преступность, если лихих людей не пересажать, то они нас изведут. Вон какие ужасы в новостях целыми днями показывают!

«Вы выбрали именно такой подход для решении проблем, возникающих при переходе от маленьких сообществ, где все друг друга знают, к большому сообществу, где все чужие друг другу. Это старая русская традиция - решать социальные проблемы, сажая людей в тюрьмы, окрепшая задолго до Советского союза.

Разве вы так уж отличаетесь от ваших соседей - финнов? Поверьте, они похожи на вас. Они тоже наследовали традиции царской России и до 60-х годов у них был близкий к вашему уровень тюремного населения. Им это казалось естественным - холодно, пьют много, вокруг леса, народ дикий. Но им очень хотелось стать настоящими скандинавами, это было для них жизненно важно тогда - показать всем и себе, что они отличаются от русских и восточных европейцев. И я очень горжусь этим фактом своей жизни - я обратил их внимание на то, что их количество тюремного населения показывает - они никакие не скандинавы, а самые настоящие русские.

Тогда, в начале 60-х, международной статистики не существовало, а я ездил по разным странам и собирал её. И когда я на заседании Ассоциации уголовного права в Хельсинки выступил с такой речью, они были поражены, страшно всполошились и всего за несколько лет догнали другие скандинавские страны, уменьшив тюремное население раз в пять. Как это так - за два года количество преступлений уменьшилось в несколько раз? Потому что такой вещи как преступление не существует. О чем в действительности говорит ваш уровень преступности - так это о вашей социальной культуре и о способах, которыми вы привыкли решать социальные проблемы».

- Тюрьмы - это ваше зеркало, - говорит Кристи.
- Ну а что же оно отражает, чем таким мы отличаемся от вас?
- Ну, прежде всего мы очень маленькая страна - все население Норвегии меньше, чем пол Москвы. Это большое благословение - быть маленькой страной. Вам бы разделить Россию на части поменьше…
- У нас, если человек такое говорит, считается, что он американский шпион.
- Я и американцам то же говорю - «Зачем ваши штаты соединены - гораздо меньше было бы проблем для всех, если бы вы их разделили».

Вот безумный старик - говорит, чего хочет, и с такой уверенностью! «Ярый антисоветчик», говорили раньше про таких, а как говорят теперь, даже не знаю, - наверное, «он раскачивает лодку», что-нибудь в этом роде. Надо попытаться направить разговор в конструктивное русло.

- Какие проблемы мы решаем, отправляя людей в тюрьмы?
- Тюрьма - это место для тех, кого общество выпихивает из своих рядов. Кто обычно попадает в тюрьмы? - это же почти всегда бедняки. Сильное имущественное расслоение ведет к очень большому напряжению в обществе - это корень очень многих проблем. Социальные контрасты, безобразно богатые люди - это очень плохо для контроля над преступностью. Причем в такой системе плохо всем. Преодоление гигантской дистанции между верхами и низами нужно не только бедным, но и богатым - весь социальный организм станет здоровым и счастливым. Здоровье отдельных людей, средняя продолжительность жизни, количество заключенных, моральный климат общества, жестокость людей - все это напрямую связано с уровнем разрыва богатых и бедных.
- Разве в США много бедных?
- Конечно, там много очень богатых и много бедняков, особенно черных, которые наполняют тюрьмы - и большинство из них попадает туда из-за какой-нибудь ерунды вроде марихуаны или драки. Ситуация с марихуаной вообще постыдная, она подобна запрету противозачаточных средств католической церковью и является одной из главных причин высоких цифр статистики осужденных. Сейчас они постепенно приходят к тому, что запрет марихуаны себя не оправдал. Надеюсь, они сделают доступ к канабису легальным, а вслед за ними и другие страны.
- У нас тоже огромное число людей сидит за наркотики, в том числе просто за хранение и употребление.
- Уголовная политика, применяемая по отношению к наркотикам - это просто катастрофа. Если в России запретить легальный наркотик - алкоголь - мы тогда создадим отчаянно опасное сообщество. Мы в Норвегии, как и американцы, пробовали идти по пути жесткого запрета алкоголя и потерпели неудачу - образовалась огромная мощная мафия, начались убийства, резко возросло число преступлений. То же происходит с остальными наркотиками. Сейчас мы контролируем алкоголь - его не купить после 6-ти часов вечера, даже пиво, но это не уголовщина. Уголовное преследование наркоманов - это сумасшествие и нарушение прав человека. Мы много сражались, чтобы изменить антинаркотическое уголовное законодательство, провели ряд больших конференций. Мы должны регулировать оборот наркотиков, и очень жестко - но это вовсе не значит, что мы должны сажать потребителей в тюрьму.
- Но ведь есть же по-настоящему бедные страны, такие как Индия, а мы с США их намного опережаем по уровню преступности.
- Смотря что назвать бедностью и богатством. США богаты деньгами, а индийцы - своей социальной общностью, отношением друг к другу.
- А вы не идеализируете их?
- Вот мы сейчас сидим и говорим о главных вещах - а разве американцы богаты такой жизнью? Они страдают от глубокой изоляции, и от этого не спасут роскошные машины и дома. Счастье людей оттого, что они по-настоящему вместе - вот главное богатство. А избыток вещей - лишь тяжелая обуза. На что они тратят свои деньги? В Калифорнии больше денег тратится на тюрьмы, чем на образование. Их тюремная система - эта огромная отрасль индустрии. А вдобавок там еще смертная казнь, больше казнят только в Китае. Я в отчаянии от всего этого, я пытаюсь говорить с ними, остановить их. Но проблема с самым большим мальчиком в классе в том, что его очень трудно пристыдить.
- А у нас вице спикер Госдумы недавно признавалась, что свечку ставит в церкви, молясь за восстановление казней…
- Я гостил в России, когда у вас ввели мораторий на смертную казнь. И многие мои знакомые юристы начали вопить - сейчас будет взрыв, начнется разгул преступности! И ничего не произошло. Почти никто этого не одобрял, просто вы вынуждены были это сделать, чтобы Россию приняли в Совет Европы. Кстати, мне очень жаль, что США не хотят быть членами совета Европы - улыбка, все время блуждающая на лице Кристи, становятся печальной - не знаю, как еще вынудить их остановить убийства. Неужели этого не стоит сделать хотя бы ради того, чтобы не казнить по ошибке невиновных? - ведь это нередко случается. Да и как можно рассчитывать удержать кого-то от убийства, если государство позволяет себе убивать?

Дума до сих пор не ратифицировала этот закон. Наши вечерние новости все чаще состоят из двух главных блоков - официальная хроника и хроника страшных преступлений. Мы все испуганы, мы жаждем справедливого возмездия, мы хотим крови злодеев, желающих нашей крови. Надо бороться с преступностью, что еще остается? Нас пугают, и мы сами просим репрессий.

Вот и Президент говорит в новостях - «тот, кто хочет крови, захлебнется своей кровью». Это он не о нас, конечно, а о террористах. Хороший, между прочим, президент, при котором население тюрем начало уменьшаться, уголовное законодательство смягчается, и даже наша славная милиция-полиция, возможно, уже не будет так пугать простых людей. Удастся ли на этот раз попасть в компанию культурных наций?

- Главная опасность - не в преступлениях, - говорит Кристи, - а в том, что борьба с преступностью может столкнуть общество на тоталитарный путь.

За пределами преступления и наказания.

Преступления не существует.
Наказание безнравственно.
Как может профессор криминологии говорить такое?
- Некоторые из моих коллег тоже очень на меня злы за эти утверждения, - с явным удовольствием говорит Кристи. - Но от страны к стране, от времени к времени понятие о том, что преступно, а что нет, меняется. Если мы обсуждаем плохой поступок, нам приходят в голову разные способы справиться с его последствиями - можно обсудить произошедшее, виновный может попытаться возместить ущерб, возможно, удастся достичь примирения с пострадавшими. А если мы рассматриваем это же деяние как преступление, остается лишь наказать преступника.

Нильс Кристи начал беспокоить советских людей своими странными идеями еще в 1985 году, когда вышла книга «Пределы наказания». На самом деле она называлась «Пределы боли», но издатели сочли, что русский читатель решит, что «боль» - это что-то про медицину. В книжке очень доходчиво объяснялось, что наказание - это и есть причинение боли. По Кристи, судья - это тот, кому был выдан мандат причинять боль. Профессора уголовного права должны именоваться профессорами права причинять боль. У него свой метод проверять суть явлений - называть сложные вещи простыми словами.

С тех пор он часто наведывается в Россию - мы продолжаем «мочить в сортирах» своих «ублюдков», а он продолжает повторять: «Общество стремится уменьшить страдания и для этого прибегает к наказанию. Но наказать - это и значит причинить человеку побольше страдания, в этом цель и смысл наказания. Мы хотим причинить страдание тому, кого наказываем, чтобы он как следует почувствовал боль. Должно ли порядочное общество воздавать за дурное деяние той же монетой?»

Но как же, разве вор не должен сидеть в тюрьме? Без строгости и страха наказания не будет и порядка. Его впрочем, и так нет. Мы уже поняли, что причинять детям боль ради воспитания и пороть их - не очень эффективный путь. Может и с наказаниями для взрослых стоит поосторожнее?

Ведь представление о том, что чтобы исправить человека, нужно сделать ему больно - это чепуха. Жестокое обращение с людьми делает их только хуже. Тюрьма никого не исправляет - наоборот, это школа преступности, она озлобляет людей и повышает уровень преступности и жестокости в обществе. Насилие не может остановить насилие. Поэтому-то Кристи и ищет альтернативу наказанию как причинению боли.

Вроде же этому должна церковь учить - прости, подставь другую щеку и все такое… Странно, что проповедовать такие вещи приходится профессору криминологии.

- Вы говорите как проповедник.
- Я не религиозный человек и не хожу в церковь. Я говорю о простейших, понятных всем ценностях, просто исходя из своего жизненного опыта. - мы должны уменьшить страдания, а не пытаться сразу причинить боль. Нам нужно менять систему правосудия - это же очевидно - так, чтобы она соответствовала этим ценностям.

Простые вещи.

- Я лично знаю очень много убийц, но никогда не встречал монстров.

Хочется сразу выкрикнуть - а что вы будете делать, если встретите в темном переулке одного из этих убийц и грабителей, которых защищаете?
- Моя жена Хедда - она тоже криминолог - 10 лет потратила на изучение одного отчаянного рецидивиста, его считали чуть ли не самым опасным человеком в Норвегии, настоящим чудовищем. Он был из бродяг, цыганом, кажется. После очередного срока за убийство (у нас они сравнительно короткие) он выходил и тут же убивал кого-то снова. Но потом он встретился с Хеддой, которая пыталась понять, почему он так поступает - его привели два охранника, он был закован по рукам и ногам - так его боялись. Они много общались, а когда его отпустили, Хедда ездила к нему, останавливалась в его доме на ночь. Её спрашивали - «Вы не боитесь?». Она отвечала: «Нет, наоборот, если что случиться, он меня защитит». Может быть, впервые в его взрослой жизни к нему кто-то отнесся по-человечески. И он перестал совершать преступления.

Идиллия. А если бы он и её убил? Может, лучше один раз сажать за убийство на всю жизнь - и нет проблемы? Это же справедливо - око за око. Правда, я слышал, что этот древнеарамейский принцип означает не то, что вас надо лишить зрения, если вы лишили кого-то - а то, что вы должны стать поводырем. Нильс между тем все хвалится своими знакомствами:
- У меня много друзей с нехорошим прошлым, но если бы они были здесь, я не стал бы их вам представлять: вот этот - грабитель, а этот - убийца. Если называть человека «убийца» - вы уже не заметите в нем человека. Чтобы уменьшить число злодеяний, вместо навешивания этих ярлыков мы должны рассказывать истории их жизни, понять их.
- Что же, злодеев не существует?
- Существуют конечно мерзкие поступки, гнусные человеческие черты. Нет злых людей.

Какой-то булгаковский Иешуа просто. В его присутствии каждый - «добрый человек».
- Но бывают же хрестоматийные подонки - те же нацистские преступники?
- Если вы превращаете нацистов в чудовищ, это простое и понятное объяснение для концентрационных лагерей, но это и шаг к ним - ведь чудовища должны сидеть в концлагерях или их подобии. Но если вы видите каждого из них как одного из нас, тогда перед нами встают совсем другие вопросы - что за система заставляет людей создавать концентрационные лагеря?

С концлагерей все и началось. В 1949 юный Нильс, учившийся на социолога, по просьбе своего профессора беседовал с бывшими охранниками концлагеря - норвежцами, работавшими на фашистов и нередко убивавших заключенных там сербов. Его заинтересовало, чем охранники, жестоко обходившиеся с заключенными, отличались от тех, кто не принимал участия в издевательствах и убийствах. Тогда-то он и понял простую вещь, определившую его дальнейший жизненный путь: убийцы, считавшие пленных опасными недочеловеками, грязным быдлом, никогда не общались с пленными. Те же охранники, с которыми сербам удавалось хоть раз поговорить, несмотря на разделявший их языковой барьер, или показать фотографии своей семьи, начинали видеть в них людей и уже не могли убивать их.

Кристи любит вспоминать рассказ одного из заключенных, сумевшего немного выучить норвежский с помощью найденного им словаря. В плену он вкалывал на дорожных работах и однажды услышал, как один из охранников попросил у другого спички, а тот ответил, что у него нет. Тогда этот серб произнес по-норвежски: «У меня есть спички». Позже он признавался, что эта фраза спасла его жизнь, - охранники поняли, что перед ними человек, такой же, как они.

Нильс стал криминологом, уже зная главную идею, которую он понесет в мир - жестокость можно предотвратить, если сблизить людей. Чтобы сократить количество преступлений, нужно создавать ситуации, в которых мы видим друг друга как людей. Даже если преступление уже совершено, мы сможем уменьшить его последствия и предотвратить дальнейшие злодеяния, если преступник и жертва встретятся и сумеют по-человечески понять друг друга.

Есть одна вещь, которая, похоже, каждый раз вызывает в нем негодование - абстрактный язык экспертов.
- Я с вами согласен по сути, но говорите пожалуйста более доходчиво, более простыми словами, - повторяет он нашим гуманитариям, - сейчас вокруг все больше экспертов - а что делать не-экспертам? Я бы не хотел, чтобы полчеловечества стало экспертами, и эта половина решала бы судьбу другой половины. Я предпочитаю экспертным заключениям обычные здравые слова и разумные подходы к делу.

- Но ведь психологи и социальные работники специально обучаются искусству помогать людям, разрешать конфликты…
- Психологу трудно устоять от соблазна настаивать на своей экспертной квалификации, подменять человеческое профессиональным. Мы должны защищать себя от гуманитариев-экспертов, иначе они все забирают в свои руки. Целые небоскребы заполнены социальными работниками, сидящими в своих офисах, говорящими на своем экспертном языке и стремящимся контролировать нас. Я бы сломал эти небоскребы. Настоящий социальный работник должен работать со своими соседями и пользоваться у них славой доброго советчика, если он чего-то стоит. Профессионал должен говорить и писать так, чтобы его понимала его пожилая тетушка. А студенты говорят мне: «Я чувствую себя голым, если не могу пользоваться своими профессиональными терминами». Я отвечаю: «Отлично, вы и должны быть голыми - эксперт должен быть так же доступен обычным людям, как и они ему. Человек, работающий с людьми, должен быть как можно ближе к людям.
Психологи, юристы и психиатры должны не клеймить человека своими диагнозами, а писать истории о людях, с которыми встречаются. Если описать, что же реально произошло, в понятных человеческих словах, тогда и судье было бы труднее спрятаться от человека, судьбу которого он решает, за стеной профессиональных терминов. Ведь опыт показывает, что чем ближе знакомство, тем труднее причинять друг другу страдания. И это хорошо.

Восстановление вместо возмездия

- Идея, которая нас объединяет - уменьшить страдания, - говорит Кристи на конференции по восстановительному правосудию и медиации, проходящей в стенах Московского Государственного Психолого-педагогического Университета. Его аудитория - съехавшиеся со всей России медиаторы - люди, помогающие разрешать конфликты. Для них он - великий мудрец и учитель.

Медиация - один из главных механизмов восстановительного правосудия - той альтернативы карательному правосудию, которую создают и отстаивают Нильс Кристи и его единомышленники. Они рассматривают преступление как конфликт двух людей который часто, хотя и не всегда, можно разрешить, загладив вред, возместив ущерб, наладив диалог между сторонами. Медиаторы выступают как посредники при встрече сторон конфликта.

Встреча - центральное событие в программах восстановительного правосудия, она дает участникам конфликта шанс для диалога и понимания друг друга. Искусство медиатора состоит в том, чтобы помочь им увидеть друг в друге «целого человека», а не жертву или преступника. Кристи словно родился медиатором - у него талант внимательно прислушиваться к людям и к себе. Мудрый и в тоже время очень простой, а главное, очень добрый - есть такая особая доброта, проистекающая не из благодушия, а из внимательного присутствия и понимания людей.

В Норвегии восстановительное правосудие - норма жизни. Большая часть мелких преступлений не заканчивается тюрьмой. При каждом местном органе власти действует «конфликтный совет», где работают медиаторы. Если стороны конфликта договариваются, уголовное дело закрывается. В прошлом году в Норвегии было 9000 случаев, переданных полицией медиаторам (это при том, что все их тюремное население составляет 3500 человек).

- То что могло стать девятью тысячью преступлений, стало девятью тысячью попыток понять друг друга, - говорит Нильс.
- Кто придумал медиацию?
- Разрешение конфликтов - это очень древняя традиция. В старые времена собирался совет всех кто имеет к этому отношение, и пытался разрешить конфликт. Если у вас нет большого централизованного государства, вы просто должны найти другие способы разрешения конфликтов. Я видел это у маори в Новой Зеландии, у аборигенов Австралии. Я видел, как индейцы в Канаде передают друг другу белое перо и говорят по кругу - никто не может перебить говорящего. И ярость уходит.
- В каких случаях медиация подходит как метод работы?
- Надо пытаться использовать ее как можно чаще. Если вы спрашиваете про убийства - вполне подходит.
- Но что тут восстанавливать? Нельзя воскресить убитого человека.
- Да, восстановление - не всегда подходящее слово. Может быть, мы пытаемся восстановить основные человеческие ценности.
- Зачем проявлять снисхождение к убийце?
- А если преступником был бы ваш сын - вы бы не хотели, чтобы мы проявили к нему человечность? Конечно, существуют и ужасные деяния, которые должны наказываться уголовно. Нам нужна уголовная система, медиация не универсальна, но эта уголовная система должна быть как можно более человечной. Она не должна быть монстром, как в России или в США.
- Что должен сделать медиатор, чтобы устранить ненависть?
- Просто встретиться с участниками конфликта и увидеть в них людей. Есть конфликты, которые невозможно разрешить. Даже если участники конфликта согласятся на встречу, не обязательно в результате нашей работы они пожмут друг другу руки и преступник раскается, а пострадавший простит его. Ну, пусть они хоть что-то поймут друг о друге, хоть немного услышат друг друга. Встреча может помочь совершившему злодеяние человеку взять ответственность за свой поступок, понять мотивы своих действий - это важные шаги к исправлению.
- Ну а если злодей говорит - «я раскаиваюсь, хочу участвовать в медиации» - просто потому, что не хочет в тюрьму?
- Пусть приходит, начнем процесс медиации и посмотрим, что получится. Сотворить мир - это более высокая цель, чем причинить боль, и ради нее стоит рискнуть. Это вопрос о ценностях, что для вас важнее - возмездие или восстановление мира.
- А если они не хотят участвовать в медиации?
- Тогда мы ничего не можем сделать. Хотя власти очень хотят сделать этот процесс принудительным.
- А власти вообще как к вам относятся?
- В начале они относились к нам с большим недоверием, теперь министр юстиции сам просит своих подчиненных передавать побольше дел на медиацию.

В России восстановительный подход реализован только в нескольких десятках мест - в ряде регионов медиаторами становятся специалисты (психологи, помощники судей, педагоги), работающие с несовершеннолетними правонарушителями. Потихоньку распространяется медиация в школах - там организуются службы примирения, состоящие из детей-медиаторов, которые сами разрешают конфликты между сверстниками. Совершеннолетние правонарушители пока что шанса на медиацию лишены

А Нильс Кристи тем временем отправляется дальше - из города в город, из аудитории в аудиторию, чтобы вновь и вновь повторять: «В чем суть наказания? Это причинение другому боли. Мы должны четко осознавать, что и зачем мы делаем, когда наказываем».

Все, кто его знает, говорят о нем, как в секте говорят о гуру. Я теперь тоже - по-моему, он просветленный, или вроде того.




Говорят люди, окружающие Нильса Кристи.

Мария Арман, переводчик Нильса Кристи:
- Я его переводила и в Совете Президента, и в Думе, и на высших уровнях уголовных структур, и в обычных колониях. Помню как-то в большой камере женщин-рецидивисток он сказал - здесь сидит больше женщин, чем во всей Норвегии. Он находит доступ к самым разным людям и люди меняются после встречи с ним. И общество меняется - вот наше сообщество медиаторов существует благодаря его работе.
Он очень глубоко знает реальную жизнь. Я живу в своих страхах и пристрастиях, а он - в общечеловеческом. Я не тяну на его мудрость и когда я вижу, какая чернуха у нас иногда совершается, у меня не хватает толерантности. Все мы можем говорить о высоких идеалах, но огромная человеческая сила заключается в том, чтобы воплощать их в повседневности.

Рустем Максудов, председатель Всероссийской ассоциации восстановительной медиации:
- Мы уже 14 лет практикуем медиацию в разных местах России. Сюда, на конференцию съехались медиаторы из Новосибирска, Казани, Самары, Волгограда, Красноярска, Петрозаводска, Перми, Чебоксар. Нашему обществу очень важно обратиться к подлинному гуманизму. Он ведь не в том, чтобы восторгаться человеком, - для него нужна смелость ставить по-настоящему острые вопросы. Больше всего в работах Нильса Кристи мне нравится способность ставить острые вопросы.

Панова Альфия, медиатор:
- Несколько дней назад я участвовала в круглом столе по защите прав детей. Это было в Новгороде, я там живу. Уполномоченная по правам детей при губернаторе рассказала историю: в детском саду один двухлетний ребенок искусал другого. Они пытались решить ситуацию так: маму того ребенка, который кусал, заставили забрать его из детского сада. Мама пыталась его защитить, дело дошло до прокуратуры, на маму собрались даже завести уголовное дело. Тогда я спросила уполномоченную: «А кто будет защищать того ребенка, который кусался?». К моей радости, она смутилась и признала, что не знает, как защищать права детей. Нарушения прав детей чаще всего происходят не по злому умыслу, а из невежества, непонимания того, что нужно делать.

Людмила Альперн, заместитель директора Центра содействия реформе уголовного правосудия:
- Нильс сейчас приехал в Россию в связи с переизданием его книг - каждая из них, начиная с 1985 года, вызывала в России бурную реакцию благодаря уникальной подаче материала и необычному видению проблемы. Когда-то мы открыли Нильса Кристи российской публике. Наш центр происходит еще с самиздатовских времен, его директор Валерий Абрамкин был одним из основателей самиздата. Мы привыкли передавать книги Нильса из рук в руки, как запрещенную литературу в советское время. Но эта традиция оказалась фатальной для издательской деятельности нашего центра - книги Нильса Кристи должны быть доступны всем. Поэтому мы передаем эту функцию издательству «Алетея», предложившему издать собрание сочинений Кристи.

Хедда Герцен, профессор криминологии, жена Нильса Кристи:
- В медиации процесс важнее результата. Результат может быть тот же, что и в суде - например, решение о компенсации. В Норвегии очень часто приходят к такому решению - это могут быть деньги или работа на потерпевшего. Но может быть и особый результат - примирение. Это очень большое событие и очень большое облегчение для людей, хотя внешне ничего особенного не происходит - они просто пожимают друг другу руки. Но как часто этот случай имеет для их жизни огромное, неизмеримое значение!

Андрей Константинов, Русский Репортер