(no subject)
Это второй роман Золя, который я читаю на французском.
Он любит все подробно описывать, причем со знанием дела. В первом романе (Le rêve), где речь шла о вышивальщиках, он описывал их работу с такой доскональностью, как будто всю жизнь вышивал.
В этом романе сцена, где герои занимаются любовью на медвежье шкуре в оранжерее, растянулась на шесть страниц, причем Золя перечисляет названия всех окружающих растений. Тем не менее язык у него достаточно абстрактный. Переводчику на русский язык не позавидуешь. Все эти « gonflée de volupté»... Золя немножко грешит красивостью, иногда «множко».
Вот заключительный абзац этой сцены, одновременно и конец четвертой главы.
« Et, au milieu de la peau noire, le corps de Renée blanchissait, dans sa pose de grande chatte accroupie, l’échine allongée, les poignets tendus, comme des jarrets souples et nerveux. Elle était toute gonflée de volupté, et les lignes claires de ses épaules et de ses reins se détachaient avec des sécheresses félines sur la tache d’encre dont la fourrure noircissait le sable jaune de l’allée. Elle guettait Maxime, cette proie renversée sous elle, qui s’abandonnait, qu’elle possédait tout entière. Et, de temps à autre, elle se penchait brusquement, elle le baisait de sa bouche irritée qui s’ouvrait alors avec l’éclat avide et saignant de l’hibiscus de la Chine, dont la nappe couvrait le flanc de l’hôtel. Elle n’était plus qu’une fille brûlante de la serre. Ses baisers fleurissaient et se fanaient, comme les fleurs rouges de la grande mauve, qui durent à peine quelques heures, et qui renaissent sans cesse, pareilles aux lèvres meurtries et insatiables d’une Messaline géante. »
Emile Zola. Curée.