Мастер ужасок. Часть 4

Nov 22, 2010 09:34

назад в Мастерская Айспина. Жир.

Мастер и ужаски
       В каждом крупном городе Замонии имеется мастер ужасок, руководящий деятельностью ужасок. Он выдаёт новоприбывшим ужаскам разрешения на предсказания (или не выдаёт), проверяет бухгалтерские книги ужасок, постоянно проживающих в городе, делает им прививки против ужасковой лихорадки (болезнь, которой болеют только ужаски, при этом они в течении нескольких недель находятся в предсказательном экстазе, предсказывая только самые ужасные вещи, которых никто не хочет слышать), проводит ежегодные увольнения и собирает налог на предсказания. Айспин совершал все эти обязанности в Следвайе с огромным рвением и, кроме того, регулярно, по собственному желанию запирал пару ужасок в ужасковой башне, где сутками мучал их музыкой визгливой флейты и жуткой волынки.
        Кроме того Айспин был большим сторонником сжигания ужасок на костре, что, к счастью, уже давно считалось истреблённым средневековым варварским обычаем, который унёс жизни стольких невинных ужасок. К его великому огорчению замонийские законы не позволяли практиковать сжигание ужасок, но он постоянно писал новые заявления на возобновление их действия в Натиффтоффское юридическое министерство в Атлантисе, собирал подписи противников ужасок и даже создал партию, единственным членом которой был он сам. Его наиглавнейшей целью была устновка в каждом городе чугунного кострища, предназначенного исключительно для сжигания ужасок, которое он гордо называл Айспинским ужаскинским грилем.
        Суккубиус Айспин написал одну книгу о постройке такого гриля и технике сжигания на нём (особенно он гордился конструкцией решётки, через которую пепел сгоревших ужасок падал прямо на поднос для пепла) и ещё одну о принципах допроса ужасок, уходящую далеко за границы средневековых чудовищных методов пыток. В ней он подробнейшим образом описывал пыточные инструменты, такие, например, как ужасковыжималка, тлеющий Густов и электрический медный хлыст с подключённой к нему алхимической батарейкой. Или воздухонепроницаемый айспинский пыточный мешок из кожи нутрии, наполненный чертополохом и крапивой, в который зашивали ужаску вместе с беременной гадюкой, бешенной лисой и боевым петухом и держали до тех пор, пока она не признавала свою вину. Многие свободомыслящие жители Замонии были возмущены, что именно этот знаменитый противник ужасок занимал пост мастера ужасок, но было достаточно сторонников, считавших, что этими бродячими предсказательницами должны управлять железные руки.
        И именно это Айспин мог гарантировать. Ни в одном другом городе Замонии жизнь и работа ужасок не были так осложнены, как в Следвайе. Только здесь имелся Reglementarium Schrecksii - свод законов из восьмиста параграфов, полный юридических и бюрократических подлостей, состряпанный самим мастером. В нём было жёстко установлено в какое время суток и с какими, часто очень абсурдными, ограничениями разрешалось ужаскам работать и какие штрафы в случае нарушения они были обязаны платить. Например, ужаскам было запрещено работать по ночам, в полдень и после обеда, во время тумана или полнолуния, по пятницам, при определённом давлении воздуха и при минусовой температуре. Проживать им разрешалось только в домах так называемого переулка Ужасок, в которых не имелось подвала. Четыре раза в год ужаски были обязаны подавать налоговую декларацию, такую сложную и так мелко написанную, что один только процесс её заполнения свёл бы с ума дипломированного натиффтоффского налогового советника. Ужаскам разрешалось совершать покупки только в определённые часы, выпадавшие на их рабочее время, но при этом им было запрещено заходить в магазины в своё рабочее время.
        Штрафы начинались с приличных денежных сумм и заканчивались многомесячным содержанием в тёмницах, ссылкой в Кладбищенские болота и принудительными работами в серных шахтах в Демоническом ущелье. Каждая ужаска в Следвайе постоянно передвигалась по тонкому льду нелегальности, поскольку айспинский свод законов был настолько хитроумным, что мастер ужасок мог каждую из них в любое время дня и ночи обвинить в преступлении, даже тогда, когда они спокойно спали дома в собственной кровати. Всё это привело к тому, что Следвайя сначала стала первым замонийским городом с наименьшей долей ужасок, так как большинство предсказательниц предпочли перебраться в другие города или даже в опасные дикие районы Замонии. Это неизбежно привело к тому, что и официальная трудовая деятельнось Айспина практически свелась к нулю и теперь он ещё интенсивнее мог заниматься своими зловещими исследованиями, что с самого начало и было его планом.

Брёмен книльша и осётр-невидимка
        - Кулинария - это алхимия, а алхимия - это кулинария, - сказал Айспин подавая Эхо еду. - Смешивать всем известные ингредиенты и создавать из этого что-то совершенно новое - вот суть кулинарного искусства и алхимии. В обоих случаях котёл и огонь играют важную роль и речь идёт о точном взвешивании используемых продуктов, о выпаривании жидкостей и комбинировании давно всем известного старого и новаторски нового. Успех или неудача могут зависеть от микроскопичеких долей ингредиентов и от нескольких секунд времени приготовления. Приготовление отличной еды я считают таким же важным процессом, как открытие нового лекартва. Ведь каждый приём пищи это своего рода мероприятие против смерти, не так ли? А хороший куринный суп часто является лучшим лекарством против многих болезней!
        Остаток вечера Айспин провёл в свой кухне. Она находилась на нижнем этаже замка и показалась Эхо полной противоположностью хаотической и неприятной лаборатории. Всё здесь было светлым, блестящим, дружелюбным и благоустроенным. Здесь не было никаких жутких препарированных животных, никаких странных инструментов, заплесневелых книг и болесвечек. В центре кухни на большой чёрной плите стояли медные полированные котлы, сковороды и кастрюли. Рядом стоял огромный обеденный стол со множеством стульев вокруг, с белоснежной скатертью, с тарелками, с серебряными приборами, с бокалами для винам и воды, как-будто с минуты на минуту должны были пожаловать гости.
        Остальные сковороды и кастрюли, всевозможные кухонные инструменты, венчики, поварёшки, ножи, шумовки, сита, скалки и многое другое висели на крючках вдоль стен или свисали с потолка. На красивых тёмных деревянных полках стояла посуда различных форм и расцветок. Белоснежная сушилка для посуды была заполнена свежевымытыми тарелками. В огромном открытом кухонном шкафу стояли бесчисленные стеклянные баночки с сушёными травами, а между ними лежали поваренные книги и бутылки с вином. В другом, маленьком шкафчике было множество выдвижных ящичков, на каждом из которых была наклеена этикетка с от руки написанным названием: мука, сахар, какао, ваниль, корицохлёбка или другое аппетитное название.
        В этом помещении мебель и предметы служили целиком и полностью только для приготовления пищи, а не для совершения каких-либо ужасных и опасных экспериментов.
        Еда - что за бессмысленное, практически унизительное слово для того, что сегодня вечером приготовил Айспин для Эхо. Конечно, старая хозяка заботилась о царапе, но кормила его всегда одним и тем же: много молока, иногда рыбка или кусочек курочки. По-этому Эхо до сих пор считал, что та миска жареных мышиных пузырьков, которые она ему однажды приготовила, было верхом наслаждения. Он не имел ни малейшего понятия, каких вершин может достичь кулинарное искусство. И именно это демонстрировал ему сейчас Айспин.
        В качестве первого блюда мастер ужасок подал на стол маленькую, можно даже сказать микроскопическую, фрикадельку, плавающую в прозрачном красно-золотом бульоне. Эхо, бессмысленно прыгающий по столу, с любопытством наклонился к придвинутой к нему тарелке.
        - Шафрановая томатная эссенция, - проворчал Айспин. - Для её приготовления берут наилучшие, созревшие на солнце помидоры, снимаю с них шкурку, заворачивают в салфетку и подвешивают над кастрюлей. Постоянное земное притяжение в течение последующих трёх дней заботится о том, что жидкость из томатной мякоти, тщательно фильтрующаяся через свежайшую материю, капля за каплей стекает в кастрюлю. Именно так получается чистейший томатный вкус - их томатная душа! Затем добавлаем немного соли, совсем немного сахара и двенадцать - именно двенадцать! - шафрановых нитей и сутки при невысокой температуре - это не должно кипеть, иначе душа томатов покинет жидкость и она полностью потеряет вкус! - томить на небольшом огне. По-другому невозможно получить этот красно-золотистый цвет.
        Эхо был поражён сколько терпения и усилий приложил Айспин только для одного бульона. А как чудесно он пах.
        - А фрикаделька! Это мясо лосося, обитающего только в самых чистах ручьях Многоводья. Их вода - самая опасная в Замонии - она такая прозрачная, что её часто не замечают, пока не упадут в неё и не утонут. Лососи, живущие в ней, считаются настолько счастливыми, что, говорят, в полнолуние по ночам можно услышать их смех, когда они выпрыгивают из воды пытаясь достать до луны. Питаются они исключительно маленькими речными рачками, которые уже сами по себе считаются таким деликатесом, что в разгар сезона продаются почти по цене золота. У этих рачков фруктовый, сладковатый вкус и они пахнут абрикосами.
        Айспин тихо причмокнул и закрыл глаза, мысленно представляя себе вкус рачков.
        - Из лососьего мяса я приготовил фарш, - продолжил он. - Добавил немного соли, пару трав, мелко порезанный глазированный лук и с помощью рисовой бумаги - такой тонкой, как дыхание на оконном стекле - сформировал фрикадельку. Затем я подвесил её на нитке над кастрюлей с изысканным слегка кипящим голубым чаем. В этом нежном голубом пару лососевая фрикаделька провисела ровно семь тысяч ударов сердца - тогда она было идеально приготовлена. Я вынул её из рисовой бумаги, положил в томатную эссенцию - и готово! Попробуй-ка!
        Как только Эхо аккуратно укусил кусочек приятно пахнущей фрикадельки, произошло что-то удивительное. Весь мир вокруг него исчез, лаборатория вместе с Айспином растворилась - нет, не в воздухе, а в воде ! Он почувствовал это всем телом, он видел собственными глазами пузырьки воздуха поднимающиеся вверх, большую тёмную речную гальку под собой и крупных толстых лососей, плывущих рядом с ним. Вода была не только вокруг него, но и в нём, во рту, в горле - он её по-настоящему вдыхал. И вдруг он понял, что он превратился в лосося. Эта мысль была такой живой и неожиданной, что он от удивления издал звук и из его рта выскочил большой пузырь воздуха. И тут, так же неожиданно, как он исчез, всё в один момент вернулось: знакомый мир, кухня и мастер ужасок. Эхо был настолько потрясён, что отскочил от тарелки и попытался стряхнуть воду с шерсти. Но воды не было. Он был совершенно сухим.
        - Ты был несколько секунд рыбой, не так ли? - спросил Айспин и не дожидаясь ответа продолжил. - Не какой-то рыбой, ты был лососем! Ты чувствовал воду в жабрах, да? Хотя у тебя нет никаких жабер.
        - Да, - всё ещё сбитый с толку ответил Эхо. - Я был рыбой, по-настоящему рыбой. Я дышал водой.
        Он попытался лапкой вытряхнуть из уха каплю воды, но оно был таким же сухим, как и вся его шерсть.
        - Значит я правильно следовал рецепту. Я получил его от знаменитого лососевого повара Многоводья. За всю свою жизнь он не решился приготовить ничего другого кроме лосося и это был его любимый рецепт. Угощайся!
        Одно мгновение Эхо сомневался, но затем доел фрикадельку - и опять оказался под водой! Для царапа это совсем неприятное состояние, но теперь, когда он знал, что это лишь иллюзия, он получал удовольствие от этого кулинарного фокуса. Он подплыл к порогам, потоком воды и воздушных пузырей был подброшен вверх, на секунду вынырнул из воды, увидел голубое солнечное небо - и вдруг опять сидел на кухонном столе Айспина.
        - Это было чудесно! - воскликнул он восхищённо и снова отряхнулся. - Удивительно, что подобного можно достичь с помощью одной только фрикадельки.
        И он продолжил есть изысканную томатную эссенцию.
        - Это была так называемая метаморфозная еда, - объяснил Айспин. - Алхимический подраздел кулинарного искусства, возникший уже в самом начале развития алхимии. В настоящее время это запрещено Натиффтоффским министерством здравоохранения - надеюсь ты не сообщишь им про меня.
        Мастер ухмыльнулся.
        - Галюциногенное действие частично достигается с помощью очень редкого сорта голубого чая, растущего только на краю Сладкой пустыни, и частично с помощью трав в лососевом фарше, которые умеют выращивать только алхимики: соннокорень, фантрушка и гипнориана, например. Если бы я увеличил дозировку чая и трав, то ты бы несколько часов плавал как рыба.
        - Правда?
        - Никаких проблем. Но было бы глупо, если бы ты несколько часов валялся тут на столе и думал, что ты лосось. Всё дело в дозировке. Точно так же как пересолить суп.
        - Понимаю, - кивнул Эхо. - Это возможно только с лососем?
        - О, нет! С любым сортом рыбы. С любым животным. Даже с растениями. Курица. Кролик. Кабан. Всё, что можно есть! Если хочешь, я могу превратить тебя в боровик.
        - Я поражён! - сказал Эхо. - Ты много пообещал, но это превосходит все мои ожидания.
        - Это только цветочки, малыш, - отмахнулся Айспин. - Только начало. Закуска. Одна из многих.
        Он убрал облизанную тарелку и поставил новую. Эхо удивился, какой восхитительный запах исходил от тарелки, хотя на ней ничего не было.
        - Невидимая икра, - сообщил Айспин. - От осетра-невидимки. Самая дорогая и редкая икра в мире. Попробуй для начала словить голыми руками невидимую рыбу, поскольку только так позволено ловить осётров-невидимок. Мне удалось достать всего лишь одну единственную икринку и могу сказать тебе, что для этого мне пришлось воспользоваться моими самыми сомнительными связями в Подземном мире Следвайи. Эта икринка покрыта кровью!
        Эхо отпрянул от тарелки.
        - Нет, не сама икринка, - сказал Айспин. - В переносном смысле. Она вообще-то была зарезервирована для Цаана Флоринтийского. Мне сообщили, что в дело пошли флоринтийские стеклянные кинжалы и некоторые помощники повара были утоплены в супе, только для того, чтобы уговорить шеф-повара Цаана обмануть своего хозяина. Он уговорил его съесть икринку с завязанными глазами, что якобы усиливает её вкус, и подсунул ему обычную осетровую икринку. С тех пор как Цаану Флоринтскому на голову упал кусок штукатурки, с ним легко проходят подобные фокусы.
        Икра, добытая таким авантюрным способом, снова вызвала любопытство Эхо и он начал искать языком на терелке невидимую икринку. Вдруг он почувствовал во рту такой взрыв вкуса, что его даже приятно передёрнуло.
        - Хмммм..., - признёс Эхо. Значит такой вкус у икры осетра-невидимки. Божественно!
        - А теперь посмотри на свой язык, - приказал Айспин и положил перед царапом серебряную ложку, чтоб тот в неё посмотрелся.
        Эхо нагнулся над ней, весело посмотрел на своё искажённое отражение, открыл рот - и в ужасе замер. Его язык исчез!
        - Нет, - ухмыльнулся Айспин. - Он не исчез. Он лишь на время стал невидимым. Он появится снова, когда исчезнет вкус икры.
        Эхо с разинутым ртом смотрелся в ложку, оцепеневший от ужаса. А что если Айспин ошибается? Жизнь царапа без языка так же невозможна, как без хвоста. Но точно: чем больше улетучивался вкус, тем виднее становился язык, пока он совсем не стал прежним. Эхо облегчённо вздохнул.
        - Настоящее наслаждение должно быть всегда связана с определённым риском, - сказал Айспин, снова готовящий новое блюдо в чугунной сковороде. - Какое удовольствие есть пчелиный хлеб не опасаясь встретить демоническую пчелу с жалом? Какой интерес в приготовленной на пару рункель-рыбе, если во время еды не нужно опасаться её смертельно ядовитых косточек? Чувствуешь приятное облегчение снова видя свой язык? И это тоже наслаждение! Бесценное.
        Айспин поставил перед Эхо новую тарелку.
        - Не бойся. От этого у тебя не вылезет шерсть и не вырастут рога. Это жареный брёмен книльша.
        Эхо подозрительно рассматривал новое блюдо.
        - А что такое, извиняюсь, брёмен? И что такое книльш?



- Книльш - это животное, обитающее исключительно в канализации и питающееся тем, о чём за столом не говорят. Выглядит он так же отвратительно. Из-за такого жуткого места обитания у книльша имеется один орган, который одновременно выполняет пищеварительную функцию желудка, очистительную функцию печени и фильтровальную функцию почек: брёмен. И не только это: представь себе, книльш к тому же думает брёменом! Супер-орган, не имеющий эквивалентов во всей замонийской биологии. Свежий книльшский брёмен - деликатес, из-за которого шеф-повара дуэлируют филировочными ножами на воскресных рынках.
        Эхо стало немного не по себе. Он попытался представить себе книльша, но когда у него в воображении возникло существо со свалявшейся шерстью и розовым мясистым хоботом, он оставил эту идею.
        - Почему у гурманов продукты, вызывающие естественное отвращение, считаются самыми лучшими деликатесами? - спросил Айспин. - Живые устрицы, больная печень откормленных гусей, мозги молодых телят? Нерождённые дети рыб? Брёмен книльша?
        И сразу же сам ответил на свой вопрос:
        - Прелесть преодоления! А преодоление норм - самая сильная движущая сила алхимии. Не только процесс приготовления еды, но и сама еда связана с алхимией. Съешь этот книльшский брёмен, проанализируй языком и гортанью его вкусовые составляющие и ты будешь готов стать учеником алхимика! Закрой глаза!
        Эхо послушался, укусил странный орган и сосредоточенно прожевал кусок. Но он не почувствовал никакого вкуса. Ничего, что напоминало бы вкус какого-либо продукта. Как-будто он пробовал еду, приготовленную на другой планете.
        - Я не чувствую никакого знакомого мне вкуса. Запах мне незнаком. Вкус тоже. Всё очень необычно. Но интересно.
        Эхо проглотил кусочек.
        Айспин ткнул пальцем в царапа и триумфирующе произнёс:
        - Значит ты настоящий гурман! Прирождённый гурман и алхимик!
        - Правда?
        - Без сомнения! Кулинарный невежда сразу выплюнул бы брёмен книльша - практически ничего больше не имеет такого необычного вкуса. Такие люди ищут привычные удовольствия - они с удовольствием ели бы всегда одну и ту же еду. Настоящий же гурман попробует даже кусочек жареной парковой скамейки только для того, чтобы узнать какая она на вкус. В этом и есть суть алхимика: ничто незнакомое, новое и неожиданное не пугает его - он сам ищет это. Готов к следующему блюду?
        И так продолжалось весь вечер: спагетти, запечённые с листовым золотом, кошачий сом с креветочным маслом, урчащих петух с двенадцатью соусами, морской паук с кассонадой из паприки, камбала с чешуёй из цукини, сотэ из омара в баклажановой лодочке, почечки снежной болотной курицы в строчковой эссенцией, голубиное шартрозе в листьях мангольда, языки мидгардских кроликов в лавандовом соусе, фаршированный хвост поросёнка с голубой цветной капустой, мясо вилконога в мелиссовом желе, замороженный суп из морских огурцов со строганиной из лангустового мяса - крошечные порции, часто всего один кусочек, чтобы после каждого блюда аппетит не уменьшался. А затем дессерты! Айспин ставил на стол одно за другим изысканные фантастические блюда и сопровождал каждое из них пояснениями: увлекательное историей или какой-нибудь сумасшедшей легендой. Никто до этого так чудесно не кормил и одновремненно не развлекал Эхо. Он, как зачарованный, следил за работой мастера ужасок у печи и внимательно слушал его речи поедая еду. Тиран Следвайи показал себя с совершенно неожиданной стороны: идеальный хозяин и очаровательный всезнающий собеседник, совершенно спокойно готовящий при этом одну за другой кулинарные сенсации и с идеальными манерами профессионального официанта подающий их к столу. Всё было приготовлено наилучшим образом, идеально приправлено, имело единственную необходимо правильную температуру и разложено на блюдах так гармонично, как раскладывают флоринтские цветочные букеты на весеннем рынке. Эхо был очарован. Мысли о полнолунии, цараповом жире и скорой смерти совершенно исчезли. До поздней ночи подавал Айспин блюдо за блюдом, пока Эхо наконец не взмолил о пощаде.
        После этого мастер ужасок отнёс находящегося в полуобморочном сотстоянии царапа, весящего теперь в два раза тяжелее, чем за несколько часов до ужина, в другую комнату, где стояла огромная тёплая печь и положил Эхо в прекрасную, набитую мягкими подушками корзинку, где тот сразу же уснул.

Мавзолей кожекрылов

Вальтер Моэрс, Мастер ужасок, Замония

Previous post Next post
Up