Выдержки из «Путешествия из Оренбурга в Бухару» Е. К. Мейендорфа, а также из одноименной книги
Э. А. Эверсмана. Ранее размещался
другой отрывок.
Фрагмент плана Бухары с окрестностями, опубликованного в 1823 г. в книге натуралиста Эдуарда Эверсмана, участника русского посольства 1820-1821 гг.
Мы находились в стране, едва знакомой европейцам; все здесь вызывало наше любопытство. Представьте себе тот интерес, с каким разглядывали нас жители, одетые в синие одежды и увенчанные белыми чалмами, сбежавшиеся нам навстречу: одни - пешком, другие - верхом, сидя на ослах или лошадях, теснясь вокруг нас и приветствуя нас по-своему. Многие свидетельствовали живейшим образом свою радость, обращая к нам по-русски несколько учтивых слов. Их выражения удивления, их крики, наконец, шумное движение, одушевлявшее всю эту толпу, придавали нашему въезду в Бухару вид народного празднества, веселье которого мы бы разделили, если бы не огорчавшее нас присутствие агентов полиции. Голоса их раздавались среди этого шума, и, вооруженные толстыми палками, они били без разбору направо и налево, заставляя уступить нам место и напоминая, что весь этот беспорядок причинил наш приезд и что старание увидеть столько урусов [имя, которым большая часть восточных народов называет русских] влекло за собой опасение получить удар.
Мы испытывали тягостное чувство, заметив среди азиатского населения русских солдат, доведенных до печального состояния рабов. Большей частью это были 60-летние немощные старики; при виде своих соотечественников они не могли удержать слез и, невнятно бормоча несколько слов на родном языке, пытались броситься к нам. Чрезмерная радость оттого, что они снова увидели наших солдат, вызвала у них большое волнение. Эти трогательные душераздирающие сцены не поддаются описанию.
Население Бухары состоит из кочевников и оседлых жителей, одни из которых земледельцы, другие - горожане. Это обусловливает известное различие в нравах. Так как обычаи кочевников почти такие же, как, и других пастушеских мусульманских народов, я буду беседовать с читателем главным образом об обычаях оседлых бухарцев: я только их и имел случай наблюдать.
Я должен, между прочим, снять с кочевых узбеков-бухарцев упрек, который слишком часто делается по их адресу в Европе, где их считают похитителями людей. Покровительство, которое бухарское правительство оказывает торговле, известный порядок, существующий в управлении, наконец, закон Корана, запрещающий мусульманину-сунниту владеть рабом одной с ним веры, положили в Бухаре конец обычаю похищать людей. Индусы, персы, русские, армяне приезжают в Бухару совершенно безопасно, если правительство убеждено, что они действительно купцы. В плен берут только во время войны, что особенно практикуют узбеки и туркмены Мервского округа,
совершающие набеги против хорасанских персов.
Так как ислам оказывает очень большое влияние на быт исповедующих его народов, последние почти всюду придерживаются одинаковых обычаев. Кроме того, узбеки - настоящие тюрки, нравы которых имеют много общего с нравами константинопольских османлы, и все, что делает халиф, все, что происходит в Стамбуле, вызывает восхищение мусульман в Бухаре.
Мусульманин мнит себя безупречным, если исполняет предписания, содержащиеся в Коране и в комментариях к нему, заменяющих собой кодекс законов. Ему чужды более глубокие нормы поведения, диктуемые нам совестью и честью. Бухарцы более чем суеверны, и правительство не пренебрегает ничем, чтобы поддержать в них это чувство.
В Бухаре имеет силу закон, воспрещающий кяфирам одеваться одинаково с правоверными, но в то же время кяфиры не должны носить одежду, резко отличающуюся от обычного костюма. Они должны брить голову, носить длинное платье, чтобы их нельзя было очень легко признать за «неверных», вид которых вызывает у правоверных чувство ненависти и презрения. Правительство покровительствует обращению в ислам: почти все рабы вынуждены принять мусульманскую религию, носить чалму и подвергнуться обрезанию. При этом власти воображают, что совершают весьма богоугодное дело. Религиозный бухарец считает себя оскверненным, прикасаясь к предмету, поднесенному кяфиром.
Всякий раз, когда дети говорили мне «селям-алейкум», обычное приветствие мусульман, означающее «да будет с вами мир», я слышал, как взрослые мусульмане грубо говорили детям, что к «неверным» не разрешается обращаться с этим приветствием.
Нетерпимость и суеверие настолько распространены в Бухаре, что нечего удивляться тому, что «неверные» платят налоги в большем размере, чем другие жители, что они подвергаются большим притеснениям. Дух управления таков, что ни одна религия, кроме ислама, не может открыто исповедоваться в Бухаре. Вот почему не следует искать в этой стране ни гебров, ни несториан; одни евреи сумели удержаться в силу своей изворотливости.
Правительство рассматривает молитву как непременную обязанность и общественный долг. Оно не ограничивает своих действий соблюдением законов и надзором за тем, чтобы соблюдались права всех жителей. Оно стремится также, хотя это и противоречит духу ислама, управлять религиозным поведением каждого. Всякий домовладелец обязан отправляться чуть свет в свою мечеть. Полицейские чиновники осведомляются у привратников мечетей об именах тех, кто пропускает молитвы, и выгоняют их из домов, применяя силу.
Каждый вечер на Регистане около 4 часов, в этот посвященный молитве час, полицейские выгоняют всех продавцов и покупателей и отправляют их в мечеть. Следует заметить, что в это время базар обычно бывает наиболее оживлен. Полицейские или базарные надсмотрщики бросаются на людей с большими бичами шириной в три пальца и избивают всех, кто попадается им на пути. Толпа шумит: одни кричат, другие смеются и убегают, лавки, столы, палатки исчезают в мгновение ока, и мечеть наполняется благочестивыми мусульманами, привлеченными к божественной службе ударами бичей!
В Бухаре можно встретить все суеверные представления, к которым чувствуют пристрастие мусульмане. Следовательно, там в почете астрология: у хана свой астролог, который получил образование в Исфагане. Обычай приносить в жертву козла в память какого-либо друга, какой-нибудь почитаемой особы или святого распространен среди киргизов так же, как и в Бухаре. Верхушка одного из портиков Бахауддина украшена множеством козлиных рогов, посвященных святым.
Если столько европейцев еще питают веру в ложное искусство предсказывать будущее, то как же этот сумасбродный предрассудок чужд бухарцам? Карты, распространенные в России и у индусов, бухарцы заменяют игральными костями. Они насаживают четыре кости на одну проходящую через них железную ось и поворачивают этот механизм. В результате после известных весьма сложных комбинаций из костей они считают, что получают возможность предсказать хороший или дурной исход дела. В Бухаре, как и во всех мусульманских странах, встречаются пилигримы, облаченные в длинный плащ, с сосудом из тыквы-горлянки и посохом. Попадаются и сумасшедшие, вприпрыжку бегающие по улицам, - они считаются полусвятыми.
Большинство бухарцев не курят, потому что Коран запрещает употреблять любой наркотик. Эта строгость вызвала недовольство одного из посланцев великого султана, подвергшегося при въезде в Бухару осмеянию за то, что он курил трубку. Персидские рабы много курят и пользуются кальяном [род трубки, в которой дым проходит через воду]. Я сам видел, как в земле выкапывали две ямки, соединяющиеся вместе, и, положив табак в одну из них, курили через другую, заменяя трубку.
Известно, что во всех мусульманских странах употребление крепких напитков воспрещено и даже карается смертной казнью. Однако довольно много бухарцев, особенно состоятельных или молодых, предаются пьянству, но это всегда происходит втайне, и поэтому на улице никогда не видно пьяных. Я видел детей первых бухарских сановников, с жадностью выпивавших стакан вина и в тот же момент терявших голову. Сам куш-беги признался нам откровенно, что в молодости он выпивал в компании с нынешним ханом. Тюря-хан, предполагаемый наследник престола, потеряв вкус к плохому бухарскому вину, ежевечерне опьяняет себя опиумом. Этот принц, отличавшийся, говорят, знаниями и умом, едва дышит из-за этого страшного наркотика. Один из ханских сыновей, сообщив как-то г-ну Негри, что ему предстоит аудиенция у хана, назначил час, когда надлежало прибыть, и, зная, что мы пьем вино, умолял г-на Негри не приходить пьяным.
Женщины легкого поведения [они были изгнаны из Бухары отцом нынешнего хана лет 30 назад; почти все были цыганки] преследуются в Бухарии, а внебрачные связи наказываются смертью.
Один молодой бухарец из хорошей семьи, которого я спросил, в чем состоят его развлечения, сказал мне, что он дает обеды, во время которых рабы играют на музыкальных инструментах, ходит на охоту и, наконец, у него есть свои джуани, или любимцы. Я был удивлен спокойствием, с которым он произнес это слово, которое свидетельствовало, насколько свыклись здесь с самым постыдным пороком. Бесполезно приводить другие примеры в том же роде.
Азиатские ханства ведут с киргизами и туркменами торговлю рабами, источником которой прежде всего являются разбои, совершаемые этими кочевыми народами, и войны с персами. Уже было указано, что взятие
Мерва увеличило на 25 тыс. число персидских рабов в Бухаре, каковое мы определяем тысяч в 40. От 500 до 600 русских томятся в рабстве: они были проданы киргизами, или туркменами, захватывавшими потерпевших кораблекрушение рыбаков на восточном берегу Каспийского моря, или хивинцами.
Читральцы, сияхпуши, хезарейцы и даже грузины также находятся в числе рабов. Число это не уменьшается, потому что рабам дают в жены персианок и их существование связано с интересами их господ. Стоимость сильного мужчины примерно от 40 до 50 тилля (от 640 до 800 рублей ассигнациями). Если это ремесленник, например столяр, кузнец или сапожник, за него платят до 100 тилля (1,6 тыс. рублей ассигнациями). Женщины обычно стоят дешевле, чем мужчины. Если же они молоды и красивы, то стоят от 100 до 150 тилля (от 1600 до 2400 рублей ассигнациями).
Участь рабов в Бухаре внушает ужас. Почти все русские жаловались на то, что очень плохо питаются и измучены побоями. Я видел одного раба, которому его хозяин отрезал уши, проткнул руки гвоздями, облил их кипящим маслом и вырезал кожу на спине, чтобы заставить его признаться, каким путем бежал его товарищ. Куш-беги, увидев однажды одного из своих русских рабов в пьяном виде, велел на следующий день повесить его на Регистане. Когда этого несчастного подвели к виселице и стали принуждать отказаться от православия и сделаться мусульманином, дабы заслужить помилование, он предпочел умереть мучеником за веру.
Большая часть русских невольников, находившихся в окрестностях Бухары, содержались в заключении и работали с кандалами на ногах в продолжение последних недель нашего пребывания в этом городе. Лишь один из них сумел присоединиться к нам верстах в 100 от Бухары после 18-дневного скитания по пустыне. В течение этого времени он поддерживал себя только водой и мукой. Он выразил нам самым простым и трогательным образом тревогу, которую испытал, увидев нас (так как он боялся, не были ли мы киргизами, хивинцами или узбеками), и крайнюю радость, когда узнал наших казаков. Я не смогу описать бурного восторга десятка русских невольников, которых мы выкупили в Бухаре и во время пути. Они проливали слезы радости. Поверят ли, что бухарское правительство было достаточно жестоко, чтобы препятствовать этим выкупленным русским вернуться на родину! Это фанатическое правительство даже запретило своим подданным продавать нам русских под тем предлогом, что якобы вследствие этого уменьшится число прозелитов.
Нужно было видеть несчастных русских невольников в Бухаре и Хиве, чтобы воодушевиться пламеннейшим желанием освободить их. Может ли покупка этих людей, похищенных из родных мест в обстановке полного мира, рассматриваться как вид какого-то законного владения? Разве репрессалии, которые предпринимает русское правительство, задерживая во всей империи бухарцев и хивинцев с их товарами с целью заставить эти народы вернуть в Россию ее подданных, будут несправедливы или безуспешны? Посредством этой суровой, но справедливой меры не будут ли возвращены на родину, в круг родных, к своей вере тысячи людей, исторгнутых из пределов России или из лона своих семей? Состоятельные бухарцы обыкновенно имеют до 40 рабов. Некоторые крупные вельможи, вроде куш-беги, обладают, быть может, сотней, так как у них, должно быть, большое окружение и они владеют обширными садами и другими поместьями. Нет почти ни одного зажиточного бухарца, у которого не было бы сада за городом и маленького домика, куда он отправляется летом во время жары подышать чистым воздухом.
Владельцы поместий отдают свои земли в аренду или обрабатывают их с помощью рабов. Приятности жизни, домашние радости, общественные удовольствия еще очень мало известны в Бухаре. Дома холодны и сыры зимой, в них нет никакой мебели, кроме ковров, одеял и подушек. Доступны только удовольствия, вкушаемые в гаремах. Никакие большие собрания не оживляют однообразного и молчаливого существования бухарца.
Я никогда не видел танцующих, кроме слабоумных, которые поют, ударяя в такт руками, «ба-ла-ки-бла», как черкесы, поющие слоги «а-пу-па-пю-па». Персидская цивилизация, насажденная в Бухаре Тимуром, проявляется в некоторых обычаях вежливости. После смерти первой супруги куш-беги, женщины, весьма уважаемой мусульманами, самые значительные люди в Бухаре явились к нему с визитом, чтобы выразить соболезнование. Куш-беги роздал богатые подарки родным покойной и нищим, которых кормил в течение нескольких дней.
Бухарец, приходящий в гости к другому, входит только тогда, когда получает позволение хозяина, который предлагает гостю чай, фрукты и сласти. Особой вежливостью со стороны хозяина считается, если гость унесет их с собой. Всякий раз, когда мы приходили к куш-беги, он предлагал нам конфеты или сахарные головы, которые посылал нам после аудиенции. Сам хан также дарит сахар; часто он прибавляет к нему комплект одежды из подарочной материи, известной в Бухаре под названием сарпай. Прежде чем войти к женатому бухарцу, обычно ждут несколько минут, давая женщинам возможность скрыться. Самая почтительная манера садиться - присесть на колени, опираясь на пятки и икры. Если же хотят расположиться поудобнее, то садятся, подобно нашим ученикам портных, скрестив ноги.
При приветствии бухарцы слегка наклоняются, кладут правую руку на сердце и произносят слово «хош». Эта учтивость часто преувеличивается самым смешным образом, особенно рабами: они несколько раз поворачивают голову, наклоняют ее к левому плечу, держат обе руки на сердце, чудаковато улыбаясь и торжественно произнося «хош», словно падают в обморок от удовольствия.
Обитатели Бухары отличаются учтивостью, раболепием и низкопоклонством. Вежливость бухарцев нас поражала тем более, что мы только что провели несколько недель с киргизами, которые крайне грубы.
Пища бухарцев очень проста: после утренней молитвы они пьют чай, который кипятят с молоком и солью, что делает его чем-то похожим на суп. Они обедают не ранее 4-5 часов. Обед состоит из плова, приготовленного из риса, моркови или репы и бараньего мяса. Сейчас же после обеда пьют чай, заваренный как в Европе. Кофе они не пьют. Едят бухарцы пальцами, не имея понятия о ложках и вилках.
Одежда бухарцев состоит из одного или двух длинных платьев из синей или полосатой бумажной материи. Одно, покороче и поуже другого, заменяет рубашку. Почти все бухарцы носят белую чалму из бумажной ткани около 1,5 или 20 аршинов длиной. Персидские рабы часто носят цветные шапки; многие узбеки носят только остроконечные шапочки из красного сукна, обшитые куньим мехом. В Бухаре, как и в Константинополе, форма чалмы обозначает различные звания или состояния. Все жители этой страны носят под широкими панталонами короткие и узкие кальсоны, которые они не снимают никогда то ли по лености, то ли ради приличия. Состоятельные особы пользуются полушелковыми или суконными халатами, богатые государственные чиновники одеты в кашемир и парчу, которые варьируются согласно чину. Одежды из блестящих золотых тканей, ослепительно белые чалмы, густые бороды - все это представляет собой любопытное зрелище во дворе арка, через который мы проследовали, направляясь на нашу первую аудиенцию.
Женщины носят на улицах длинное покрывало, рукава которого соединяются сзади, и черную вуаль, совершенно закрывающую лицо. Они плохо видят сквозь нее, но, встречаясь с одним из нас тайком, приподнимали уголок. Женщины-таджички даже находили удовольствие в том, чтобы дать нам возможность увидеть их прекрасные глазки. Среди бухарских дам вошло в моду ходить смотреть ференги [чужеземцев]; край навеса нашего дома был для них местом собраний и пределом, который приличие полагало их любопытству. Там некоторые красавицы, незаметно для бухарцев, предоставляли себя нашим взорам, и нас часто восхищали черные, полные огня глаза, великолепные зубы и очень красивый цвет лица. Бухарская суровость скоро положила конец этой слишком светской моде: полиция запретила женщинам приходить под наш навес, и мы были лишены удовольствия, оживлявшего наши беды.
Зачем эти прекрасные создания так уродуют себя, пропуская через ноздри кольцо и употребляя притирания, в то время как природа наделила их столькими прелестями! Женщины и некоторые мужчины красят себе ногти в красный цвет соком истолченной травы хенне. Персы используют это растение для окраски бороды в красный цвет, после чего она легче принимает черную краску. Я видел в Бухаре белых лошадей, хвосты которых были выкрашены в красный одет этим растением. Бухарские женщины красят брови в черный цвет и соединяют их черной чертой, сделанной особым видом глазной примочки. Наконец, они красят ресницы и край век в черный цвет сурьмой, доставляемой из Кабула и выделываемой из графита. Некоторые бухарцы и индусы пользуются тем же приемом.
Бухарские франты выщипывают волосы из верхней части щек, и за этой работой часто можно видеть брадобреев в их заведениях, открытых на улицу. Влияние кочевых привычек сказывается в отсутствии экипажей в Бухаре: у бухарцев нет никаких других повозок, кроме больших двухколесных телег, о которых мы говорили выше и которыми никогда не пользуются для переезда с одного места на другое. Для этого существуют верблюды, лошади, мулы и ослы. Лошадь иной раз перевозит целую семью, и дети с самого нежного возраста, таким образом, учатся быть хорошими наездниками. Разъезжающими на мулах я видел только ханских жен: они попарно сидели на одном животном. Подобно другим бухарским дамам, они пользуются правом ездить в гости. За всадником более высокого сословия следует пешком слуга для охраны коня; богатый использует для этого одного из своих рабов, и грустно видеть, как всадники-беки, почти всегда ездящие быстрым аллюром, вынуждают бежать за собой запыхавшихся рабов. Бедняк велит сопровождать себя сыну и обычно едет более умеренным шагом. Из этого описания бухарских нравов можно судить, что роскошь там до настоящего времени ограничена. В основном они тратятся только на лошадей и одежду. Персидские ковры у них весьма посредственны; почти нет мебели; совсем нет столовых часов, редки и карманные. Нет никаких серебряных вещей и оконных стекол; дома выстроены скверно. Наконец, они вовсе чужды искусству наслаждаться роскошью, которую мы умеем ценить и к которой привыкли. Если бухарцы не чувствуют еще ее ценности, то это надо приписать недостатку цивилизации, влиянию древних обычаев, боязни обнаружить свои богатства в деспотическом государстве и скупости, господствующему пороку в этой стране. Впрочем, я убежден, что их торговые связи с Россией и Индией привьют им вкус к роскоши, так как она слишком льстит тщеславию и в ней слишком много очарования, чтобы не восторжествовать над всеми препятствиями.
Приложение: выдержки из книги натуралиста Э. А. Эверсмана, участника того же посольства («Reise von Orenburg nach Buchara»), перевод с немецкого В. Н. Терновского:
Нищие здесь в таком количестве и отличаются такой наглостью, что с ними приходится ссориться целыми днями. Их разноголосые крики, состоящие из пожеланий, молитвенных и коранических формул и благословений, вначале забавляют, но вскоре надоедают. Нищие орут так невероятно громко, что вздумавший им подражать надорвал бы голос в первые же полдня. Любой анатом с удовольствием взялся бы за препарирование голосовых связок такого нищего. Часто можно наблюдать одного из них на перекрестке улицы, выкрикивающего на все четыре стороны света свои молитвословия столь оглушительно, что первое время я подозревал, что тут произошло смертоубийство. Мусульманин же при этом бывает растроган и получает за один пул благословение, совершающееся следующим образом: нищий хватает его за руку и сотрясает ее с такой силой, что можно опасаться вывиха предплечья, затем берет жертвователя за грудь, трясет с той же силой и вместе с молитвами произносит пожелания всего того, что должен ему ниспослать господь бог. Я видел одного бухарца, который в подобных обстоятельствах до такой степени расчувствовался, что у него катились слезы из глаз. Все это происходит публично на улице или на базаре, где толкутся сотни людей, и всегда только за один пул со стороны благословляемого, если прочие зрители, тронутые восклицаниями нищего, не одарят его дополнительно.
В собственной комнате в караван-сарае от этих нищих нет покоя, и многие из них при получении отказа врываются насильно, требуют подаяния и вопрошают: «Разве у тебя нет бога?» На это я часто отвечал: «Нет», и так как нищие в своей практике этого никогда не слышали, то покидали меня с отвращением. На улицах они останавливают прохожих со словами: «Дай денег!»
В качестве ревностного мусульманина хан покровительствует им и раздает много милостыни, вместо того чтобы обеспечить их работой, как это бывает в других странах. Три раза в год происходит большая раздача подаяния, когда собираются все нищие, и хан, имея подле себя мешок с деньгами, дает каждому по 3-4 теньги. Понятно, что это еще более умножает число попрошаек. Говорят, в Бухаре есть нищие, располагающие состоянием в несколько тысяч, а на улицах выпрашивающие полушку.
В городе, как сказано выше, существует приют для бедных слепых - Фатхабад, где их содержат за счет хана. Хотя этот приют, по слухам, густо заселен, однако нищие-слепцы бродят по улицам бесчисленными толпами.
Другой вид нищенства, несколько более высокого порядка, состоит в том, что какой-нибудь грамотей выписывает молитвы в стихах или изречения из книг, заучивает их наизусть или составляет их сам, пользуясь различными сочинениями. Затем он является по вечерам в какой-либо караван-сарай или на улицу и громко возглашает, не найдутся ли любители, которые за несколько пулов купят у него экземпляр этого превосходного стиха. Те нищие, которые уже не могут двигаться, садятся на улице и выклянчивают милостыню. Они используют всякие уловки для получения денег: часто изображают судороги или припадки или притворяются, что они при последнем издыхании, и очень часто действительно умирают от голода и нужды.
Вино и водка в большом употреблении в Бухаре, хотя это и мусульманский город. Напитки эти изготовляют евреи и один армянин, которому принадлежит главная роль в торговле ими. Всем этим лицам дозволено заготовлять лично для себя сколько угодно спиртного и пьянствовать дома, но покидать свои жилища в нетрезвом виде они не имеют права, так же как и продавать вино: в противном случае хан может поступить с нарушителем как ему вздумается. Так, например, пять лет назад жертвой этого закона пал первый здешний врач, немного подвыпивший на свадьбе сына: хан приказал его повесить. Но, несмотря на этот закон, хан действует так, как ему заблагорассудится: недавно он распорядился произвести обыск во всех еврейских домах, и там, где были обнаружены запасы вина, владельцы были жестоко избиты в своих собственных домах, а самый богатый из них посажен в тюрьму на хлеб и воду, где его ежедневно избивали; его предупредили, что он получит свободу только в том случае, если подарит хану свой каменный дом, стоимость которого достигала 800 тилля. Но так как этот богач скуп и считает деньги величайшим благом, то он и до настоящего времени не выразил согласия на требование хана. Невзирая на все это, сам хан является первейшим пьяницей, и ему подражают знатные узбеки, в дома которых полицейские не осмеливаются врываться для обысков и к которым по этому поводу хан не решается применить свою власть. Эти люди приобретают вино у упомянутого выше армянина, которому они, разумеется, покровительствуют. Тем не менее он находится в критическом положении. Когда хан велел произвести обыски в еврейских домах, то посоветовал ему уехать и в течение трех дней покинуть страну. Хотя этот приказ и был затем отменен, армянин, опасаясь, что, как только наше посольство уедет, его жизнь окажется в опасности, решился выехать из Бухары вместе с русскими, пока сам куш-бега не заверил его, что ему нечего опасаться, и не упросил его остаться.
Попутно мне хочется отметить, что армяне, хотя и являются христианами, ставятся мусульманами выше прочих наций или, лучше сказать, менее презираются, чем последние. По этой причине армянина хотят удержать здесь, так как для хана унизительно покупать вино у евреев.
Остальные мелкие сошки, которые бывают уличены в склонности к вину, часто должны расплачиваться дороже - почти ежедневно шныряющие повсюду агенты полиции задерживают на улицах лиц, выходящих от армянина или от евреев со спрятанными под платьем бутылочками, потому что полицейские имеют право обыскивать любого обывателя. Пойманных тащат в полицию, основательно избивают или даже подвергают смертной казни, если они ранее уже попадались несколько раз.
Изготавливаемые здесь вина гораздо крепче, чем европейские: их приготовляют из самых спелых гроздьев, которые завяли почти до состояния изюма. Вообще виноград здесь достигает такой сладости, какой мне не приходилось наблюдать нигде в других местах.
Водку приготовляют также из винограда (и только из самого спелого) или изюма и затем крепят перегонкой, что, как известно, очень нелегко производится с нашими европейскими винами. Водку перегоняют до крепости рома. Она прозрачна и отличается, по крайней мере на мой взгляд, отвратительным вкусом и запахом мочи; употребление ее вызывало у меня сильную головную боль и приливы крови к голове.
Текст воспроизведен по изданию: Мейендорф Е. К. Путешествие из Оренбурга в Бухару. Перевод с французского Е. К. Бетгера. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1975 (с сайта www.vostlit.info).