Ко Дню знаний: Автобиография кокандского поэта. Часть 2
Автобиография кокандского поэта Закирджана Фирката // Н. П. Остроумов. Сарты. Этнографические материалы. - Ташкент, 1896.
НАЧАЛО
Я сын Муллы-Халь-Мухаммада. Отец мой занимался хозяйством и немного был знаком со стихотворством. Когда я достиг семилетнего возраста, то не знал мирских забот, был свободен от всех житейских дел и играл на улице со своими сверстниками: сделав себе лошадь из палки, я ездил на ней. Родители мои, не желая оставлять меня в таком положении, надумали отдать меня в школу. Я опечалился, узнав об их намерении.
Школа (мактаб-хане)
По нашему мусульманскому поверью, суббота считается счастливым днем, и мусульмане каждое новое дело начинают в этот день. Но это неверно, потому что в субботу звезда Зухал [Сатурн. - rus_turk.] царствует на небе, а под ее влиянием во многих делах бывает несчастие; сверх того, суббота - праздничный день евреев. Несмотря на это, отец дал мне в руки блюдо с лепешками и намеревался отвести меня в школу. Я поставил блюдо на голову и вышел на улицу раньше отца; бросив блюдо на улице, я убежал в другой квартал и играл там целый день. После заката солнца я потихоньку пришел домой. Между тем прошло 6 дней. На седьмой день, т. е. в субботу, отец поймал меня на постели, схватил за руку, взял блюдо с лепешками и повел меня в школу. Я дорогой плакал: мое положение показалось мне подобным тому, когда ведут человека на смертную казнь. Отец привел меня в мечеть, поручил учителю и просил его наказывать меня, если я не буду приходить в школу и не буду учиться. Он сказал учителю: «Мясо этого мальчика ваше, а кости мои».
Наказание фалаком
Учителем моим был Мулла-Мухаммад-Амин, хромой. У него было несколько длинных палок и несколько нагаек, на которых были узлы. От страха наказаний шалуны сидели смирно, но со слезами на глазах. Если какой-нибудь ученик совершал даже маловажный проступок, учитель сильно наказывал его: некоторых он бил по пяткам палкой, скрутив им ноги, некоторых подвешивал вверх ногами, а некоторых клал на землю и скручивал им ноги фалаком (палка с веревкой на конце). За оба конца этой палки держали два человека, а учитель бил мальчика дощечкой по подошвам; потом, срезав бритвой подошвы наказанного, посыпал их солью и отпускал его домой.
Если ученик не приходил в школу, то учитель посылал за ним несколько других учеников, чтобы притащить лентяя в школу. Когда лентяя приводили в школу, учитель приказывал раздеть его и бить. Если кто-нибудь из посторонних просил за виновного, то учитель наперекор им усиливал наказание.
В то время в нашей школе старшим учеником был Ахмат-Ахун. Он раз убежал, но учитель послал привести его, а потом заковал в цепи и посадил в темную комнату, лишив пищи и питья на сутки. Утром мы узнали, что он снова убежал через окно темницы.
От страха наказаний я каждый день неопустительно ходил в школу и охотно занимался уроками. После того как я заучил на память 15-20 кратких глав из Корана, я стал учиться читать на доске (лаух). Обучение это происходит так: на деревянной дощечке пишут алфавит и заставляют учить буквы без гласных знаков. Потом, начиная с первой главы Корана до конца, обучают читать уже с гласными знаками. После того переходят к афтияку [Небольшая книжка, содержанием которой служат избранные главы Корана. - Н. Остроумов.]. Я кончил азбуку очень скоро и начал учить афтияк. Тогда отец мой взял два-три блюда угощений и несколько коп. денег, принес все это к учителю моему и поблагодарил его. Я кончил афтияк в шесть месяцев. Между прочим, и я приносил своему учителю подарки. Каждый ученик, проучивши 5-10 уроков, начинает другой, высший отдел. В тот день ученик с несколькими своими товарищами приходит к своему отцу и, получив от него один или два кокана (40 к.), приносит их учителю. Учитель в этот день освобождает учеников от уроков.
Выслушивание урока
Когда я начал учить Коран, отец мой пригласил учителя с его двадцатью учениками к себе, угостил их и подарил учителю халат, а ученикам по платку. В скором времени я окончил Коран и начал учить «Чар-китаб» [Персидская книга, состоящая из четырех отделов, касающихся омовений, молитв и пр. - Н. Остроумов.]. При этом отец снова угостил учителя с его учениками. Потом я стал учиться писать: с утра до полдня я занимался чтением, а затем до вечера писал.
Урок чистописания
Когда мне минуло 8 лет, я начал читать книгу «Мантык-ут-тайр» (Рассказ о птицах) [Поэма «Беседа птиц» шейха Фарид-ад-дина Аттара. - rus_turk.]. Эту книгу я кончил в 6 месяцев. Я читал сочинение Хафиза Шамсуддин-Мухаммада, подобного соловью в цветнике, и поучением его очень наслаждался. Потом я начал читать поэта Бидиля, которого кончил в пять месяцев. Когда минуло мне 9 лет, я начал читать сочинения Амир-Али-Шира Наваи на тюркском языке. Тогда со мной произошел удивительный случай: ночью в пятницу я видел сон; мне снился райский сад; в саду были прекрасная зелень и разные цветы и пруды, а около них беседка, хорошо убранная. Я гулял один в этом роскошном саду, а потом залез на одно дерево и сорвал несколько плодов. Вдруг является один красивый юноша, у которого только пробивались усы, и сказал мне, что меня зовут ученые люди. Услышав это приглашение, я тотчас слез с дерева и вместе с юношей отправился к ученым. Придя к ним, я увидел, что они сидят на упомянутой беседке кругом. На почетных местах сидели три старика; пред ними были открыты книги, и старцы вели ученый спор. Я приложил руку к сердцу и поклонился им. Один из них ответил мне на поклон и указал место, чтобы и я сел. Я присел вежливо. Они спросили меня о моем учении, и я почтительно ответил, что учу книгу «Наваи». Тогда один старец открыл предо мной книгу. Эта книга оказалась «Наваи». Потом они дали мне перо и бумагу; каждый из них читал стихи, а я их записывал. Они благословили меня и позволили мне самому писать стихи… Тогда я услышал голос петухов и проснулся. Сердце мое было светлее зари и чище зеркала. Совершив омовение, я пошел в мечеть на утреннюю молитву, а после молитвы отправился в школу и рассказал свой сон учителю. Учитель поздравил меня и, поцеловав в лоб, объяснил мне сон следующим образом: «виденный тобою на возвышении человек - Наваи Амир-Али-Шир, при помощи которого и ты будешь поэтом». От этих слов сердце мое наполнилось новою радостью.
Однажды я, оставшись один в школе, занимался писанием; вдруг на меня нашло поэтическое настроение, и я написал следующие стихи: «Цель моя - научиться в школе читать и писать». Когда я показал эти стихи своему учителю, он сотворил молитву и пожелал мне успеха. Когда минуло мне 10 лет, я кончил книги «Фузули» и «Маслякуль-муттакин» и стал понимать стихи. В продолжение года я оставался в школе старшим учеником и учил младших учеников. Почерк у моего учителя не был красив; потому я в другой раз занимался чистописанием у Камбар-бия, который писал хорошо и написал много книг. Когда минуло мне одиннадцать лет, я кончил школу, и учитель освободил меня от занятий. Отец мой снова угостил учителя и наградил его халатом. Потом я обратился к одному слепцу (кари) Ашур-Мухаммаду и учился у него правильно читать Коран. В 5-6 месяцев я кончил и это. Отец мой желал, чтобы я продолжал образование, и отдал меня учителю Падша-Ходже, который преподавал уроки в школе, построенной Амиром Умар-Ханом. Этот учитель был человек ученый и скромный. Сначала я начал учить одну рукопись, называемую «началом знания», потом учился спрягать. В этом году я кончил Музи и Занджани. Когда минуло мне 13 лет, я стал учить «Авамиль». В этом же году я начал учить книгу «Кафия». В то время в Фергане ханом был уже Сяид-Мухаммад-Худаяр-хан, по приказанию которого начались каникулы. Обыкновенно учебный год начинается в сентябре месяце. Ученики съезжаются с разных стран и окрестностей и живут в школах и мечетях; некоторые нанимают келии в школе. В неделю учебных дней бывает четыре: суббота, воскресенье, понедельник и вторник; остальные три дня, т. е. среда, четверг и пятница, употребляются на повторение пройденного. Таким образом учатся шесть месяцев, а в марте месяце наступают каникулы.
Получив отпуск, ученики школы занимаются своими делами, а прибывшие из кишлаков отправляются домой к своей земле, чтобы запастись средствами к учению; кроме того, они получают вакуфные деньги (от школы). Вакуф устраивается следующим образом: например, какой-нибудь государь или богатый человек построит школу и пожертвует в пользу школы несколько танапов (1/6 десят.) земли на разных условиях, совершает вакуфные документы, свидетельствуемые печатями казиев, назначает одного честного человека мутаваллием и поручает ему заведывание вакуфом. Мутаваллий отдает земли под посев кукурузы, пшеницы и других хлебов. Собранное с полей он продает и вырученные деньги разделяет ученикам, проживающим в школе, на основании вакуфного документа; например, старшему ученику даст 3 рубля, среднему 2 рубля и младшему 1 рубль. Одним словом, делятся деньги соразмерно величине доходов, то есть если с вакуфа получается мало, то и ученикам выдается мало; если доходов получается много, то и учащимся выдается много. Например, если в одной келье живут три младших ученика, то им выдается всем три рубля; если же в одной келье живет один старший ученик, то он один получает три рубля: деньги выдаются соответственно познаниям учеников. При некоторых школах бывает много вакуфов, так что в год старший ученик получает 15 тиллей, младший 7½ тиллей [Тилля - золотая монета в 3-4 руб. - Н. Остроумов.].
Когда наступил сентябрь месяц и окончилось каникулярное время, я отправился в училище продолжать учение и оставался в школе до марта месяца. Таким образом я учился три года и кончил арабскую грамматику и логику.
Так как небо дает некоторым властителям мат, обижая их, а лукавым людям подает успех, то подвластные Кокандскому ханству киргизы-кыпчаки восстали и в непродолжительном времени захватили Андижан, а сына Худаяр-хана Саид-Насруддин-бека провозгласили ханом. Через несколько дней они запаслись оружием и направились в Коканд. Услышав о возмущении, Худаяр-хан изумился. Наконец стесненный возмущением упомянутого народа, он искал себе убежища и отправился в Ташкент. Это было в 1292 году хиджры, а по русскому летосчислению в 1875 г. После трех дней, киргизы-кипчаки вошли в Коканд, сделали явное возмущение, которое подробно описано в другом моем сочинении. После такой смуты ученики большею частью разошлись в разные стороны; большинство из них занялись разными делами. Я тоже оставил учение и вместе с своим отцом трудился, чтобы доставать себе пропитание. Чрез несколько времени Кокандское ханство было завоевано русскими. Русские выбрали место для нового города около Маргелана, открыли там базары и сделали разные постройки. Многие из мусульман открыли там лавки, дворы и сараи и получили много прибыли.
Этот город в скором времени получил название Нового Маргелана. Там находятся Ферганское областное управление и много других учреждений и больших зданий; там же живут и русские начальники. Улицы там прямые, как в Ташкенте. Дядя мой открыл в Маргелане лавку и звал меня к себе; но я отказался, потому что в то время я убегал, когда видел русского; я даже не любил тех, кто разговаривал с русскими. Через три года приехал дядя мой и рассказал мне о тамошней жизни; я несколько успокоился и изъявил желание ехать с ним. Возвращаясь, он взял меня с собой в Новый Маргелан. Сперва мы торговали вместе в одной лавке, а потом я открыл собственную лавку. Поторговав два-три года, я скопил немного денег. Хотя я занимался торговлей, но не бросал и учения и, найдя себе учителя, стал учиться богословию. После утренней молитвы я учил урок, потом отправлялся в лавку и писал жителям разные прошения. В этом деле я оказал хорошие успехи; выслушав просителей, я записывал их несвязные слова хорошими фразами. Эти прошения нравились переводчикам Управления, и они изъявляли свое довольство. Когда генерал Абрамов был в Маргелане, я писал желающим прошения на туземном языке. Тогда я познакомился с ташкентским богатым сартом Абдул-Халыком, проживавшим в Маргелане. Постепенно дружба наша сделалась до того тесною, что он отдал мне на воспитание двух сыновей, и я долгое время учил их читать и писать. Я был холост; но когда, по желанию отца, я женился, то, по совету друзей, предпочел жить в родном городе Коканде. Простившись с Новым Маргеланом и порвав с ним жизненные отношения, я стал жить в Коканде у своего отца. Жил я долгое время на родине, занимаясь чтением и писанием: я написал брошюрку «Хаммами-халяль» в стихах и перевел рассказ «Чар-Дарвиш», который был написан на персидском языке; по просьбе одного своего друга, я написал рассказ «Нух-Манзар» в стихах. Кроме того, есть и другие мои стихи, которые распространены в Ферганской области и в других странах. Читая стихи мои в собраниях, добрые люди одобряли их, а певцы доставляли удовольствие публике, распевая их под музыку. Все свои стихи я потом собрал в одну книгу.
Маскарабоз (комедиант)
Когда мне минуло 24 года, я подружился с учеными кокандскими мусульманами и от них приобрел много знаний. Я бывал у поэтов Мауляна-Мухьи, Мауляна-Мукими, Мауляна-Зауки и Мауляна-Насбата. Постоянно сходясь вместе, мы сочиняли стихи, то подражая образцу, то толкуя различно содержание его. Иногда мы рвали цветы из цветника славы, а иногда доставали плоды из фруктовых садов похвалы, - то о любви, то о красоте писали стихи. Отыскав бойкие стихи в книгах, написанные другими поэтами, мы от себя прибавляли к этим стихам. И другие поэты интересовались и посещали нас. Когда мы сочиняли какие-нибудь приятные стихи, разумные люди списывали их себе. Таким образом прошло несколько времени, когда я получил письмо от своего друга, маргеланского поэта, торговца Мухаммед-Шарифа, который приглашал меня в Маргелан. В Маргелане я посетил его и у него познакомился с муфтием Муллой-Шамсуддином. По его настоянию, я познакомился с маргеланским кази-каляном Дамулла-Ходжа-джаном, в котором я нашел много одобрительных качеств. Это был очень ученый человек, и сочинял на тюркском языке стихи очень легко. Я читал одни его стихи, прибавленные к стихам Амир-Али-Шира Наваи; стихи оказались очень хорошими. Он был любознательный и в высшей степени религиозный человек. При его дружеской помощи и поддержке, я сам скоро открыл лавку и стал торговать чаем и другими предметами. Жил я в келии при соборной мечети с одним учителем, ездившим в Мекку на поклонение, и днем занимался своей торговлей, а вечером в той же келии упражнялся в чтении и письме. В устроенной Махзум-баем высшей школе я пользовался объяснениями учителя Муллы-Мухаммад-Алима на Шарх-викая. Через несколько времени мне наскучило сидеть в лавке, и я свою торговлю бросил, а наблюдал за торговлей своего друга, который имел лавку в сарае Султан-Мурад-хана и вел его торговую книгу. Этот человек ласкал меня, доставлял мне удовольствия и заботился о поправлении моего дела. После этого у меня явилось желание путешествовать, и я отправился в Ташкент.
Когда я жил в Маргелане и видел у торговцев №№ «Туземной газеты», то брал их и читал. Я удивлялся напечатанным в газете известиям, но не понимал настоящего значения ее. Относительно самого способа печатания газеты я много размышлял и предполагал, что слова газеты сначала вырезываются на большой железной доске, а потом уже отпечатываются на бумаге; если (думал я) таким образом делается, то это соединено с большою трудностью, так как каждую неделю приходилось бы вырезывать такое количество слов… Кроме меня, и другие маргеланцы думали так же. Но прибыв в Ташкент, я сходил в типолитографию Лахтина и там увидел несколько различных машин и станков; в маленьких деревянных ящиках (кассах) лежали мусульманские и русские буквы, приготовленные из свинца, - каждая буква отдельными кучками. Когда нужно, наборщик составляет из этих букв целые слова, сообразно с рукописью, и ставит их в порядке. Приготовленные таким образом из букв строчки он скрепляет и ставит на большую машину, потом накладывает на буквы бумагу, а машина сама намазывает краской эти буквы и печатает. Там печатались: две газеты, русские книги, объявления правительственных учреждений, повестки судей, счета и разные другие бумаги. Литографский станок действует так: сначала чистую бумагу намазывают особым составом с одной ее стороны и, когда она просохнет, хороший писец пишет на ней особо приготовленными чернилами. Это письмо переводится на гладкий камень, который потом устанавливается на большую машину, и написанное на камне отпечатывается уже на бумаге в скольких угодно экземплярах. Машина литографическая устроена вся из стали и железа. У машины есть большое колесо, которое легко повертывает один работник. При этом один валик передает буквам краску, а один человек накладывает на камень листы бумаги, - и тотчас машина, при помощи своих приспособлений, печатает, а еще одно приспособление подхватывает напечатанную бумагу и выбрасывает наружу. Каждый раз, как колесо обернется, на камень накладывается краска, получается оттиск на бумаге, и бумага выходит наружу. Таким образом, с одного такого письма, находящегося на камне, можно получить несколько тысяч оттисков. В типографии таких машин есть пять-шесть, и камней литографских там много. Если какой-либо мусульманин вздумает отлитографировать книгу, то, получив разрешение от цензора, условливается с управляющим типографии относительно цены и количества экземпляров и затем, нашедши искусного писца, особо платит ему за каждый лист, сколько бы листов в рукописи ни было. Например, если в рукописи сто листов, то издатель платит писцу 25 рублей, а литографские чернила выдаются от типографии. Писец в каждые три дня пишет восемь страниц и передает их в литографию. Так, один издатель литографировал сборник «Фузули» и «Ляйли-Мяджнун», и ему тысяча экземпляров обошлась в тысячу рублей. Каждый экземпляр он продавал по 1 р. 40 коп. и получил с тысячи экземпляров прибыли двести рублей.
Однажды я зашел в фотографию Назарова [Назаров Дмитрий Васильевич - художник, фотограф, учитель рисования Ташкентской гимназии; содержал в своем доме фотоателье. - rus_turk.] и увидел там много развешанных по стенам портретов миловидных мальчиков и красивых девочек, до такой степени хорошо сделанных, что можно позавидовать. Художник Назаров показал мне свои аппараты и объяснил свойства составов и бумаги, употребляемых в фотографии. Чтобы показать мне примерную съемку портретов, он снял при мне портрет с одного человека, а я наблюдал за его действиями. Так было это: сначала он в темной комнате облил особым составом стеклянную пластинку и, высушив ее, осторожно, защищая от света, вставил в глухую закрытую рамку, потому что, если луч света коснется стекла, то состав этот потеряет свою силу. На треножнике была установлена особая машина со стеклами. Человека, с которого нужно снимать портрет, садят на стул в пяти-шести аршинах от этой машины и, когда крышка будет отнята от машины, то на особом стекле на задней стороне машины получается обратное изображение этого человека, так что даже цвет одежды и узоры бывают видны. Я изумился, увидев такое диво. Это делается для того, чтобы вернее определить расстояние, на каком должен находиться человек от машины, когда снимается лимит с него. Когда человек будет усажен как должно, фотограф вынимает из машины заднее стекло и, закрыв машину спереди крышкой, вставляет с задней стороны ее упомянутое выше стекло, облитое особым составом. Затем, сказав сидящему на стуле человеку, чтобы он не двигался, фотограф снимает с машины крышку, и тотчас лучи света от сидящего перед машиной человека через открытую машину падают на вставленное стекло, и на нем получается изображение человека. На это требуется две-три секунды времени. Закрыв снова машину, фотограф осторожно вынимает то стекло из машины и, прикрыв его сукном, уносит в темную комнату и там обливает особым составом, чтобы задержать на стекле изображение человека, а потом уже выносит это стекло на свет и показывает тому человеку, с которого снимают портрет.
После того под это стекло подкладывается бумага, намазанная особым составом, укрепляется в рамке и ставится на свет. По прошествии пяти-десяти минут изображение, находящееся на стекле, отпечатывается на бумаге, и бумага затем вынимается из рамки, а под стекло кладется другая бумага и так далее, сколько нужно приготовить портретов. Замоченную бумагу с изображением просушивают, наклеивают на картон и выпрямляют на стальной машине. Где нужно подправить изображение, помощник фотографа делает это при помощи тонких кисточек и черной туши. За 12 маленьких портретов берут 6 руб. или даже 4 руб. В настоящее время и некоторые мусульмане снимают с себя такие портреты [В свое оправдание такие сарты говорят, что они не имеют права держать портреты свои открыто и потому закрывают изображение, или же просто кладут на полку изображением вниз; один сарт держал свой портрет за пазухой. - Н. Остроумов.]. Фотограф рассказывал мне, что теперь, при помощи фотографской машины, делают изображение звезд, находящихся на небе, а также изображения с быстро бегущих лошадей.
В заключение своих слов я расскажу еще о том, как русские проводят два большие праздника: Рождество Христово и Пасху. Первый праздник бывает 25 декабря и продолжается до 6 января. В это время в школах ученья не бывает. По вечерам богатые люди сходятся друг к другу в гости и, где есть помещение, танцуют. У русских есть один хороший обычай: в больших городах устраивается большой дом - клуб. В этом доме в назначенные дни играет музыка и желающие танцуют. Кто хочет, может там за деньги получить чай и ужин. Иногда там собирается много народу. Чтобы ходить на вечера в клуб, нужно быть членом клуба и платить годовую установленную плату. Не всякий может быть членом клуба: дурного человека в клуб не принимают. Но члены клуба могут приводить с собой знакомых своих, и тогда они отвечают за их поведение. В ташкентском клубе каждый раз бывают дежурные офицеры, которые наблюдают за порядком. И я один раз был со своим знакомым в этом клубе. Тогда был вечер для детей: более ста мальчиков и девочек были там вместе со своими отцами и матерями. Когда играла музыка, дети танцевали; у кого были деньги, те своих детей поили чаем и кормили ужином. В клубе все держат себя просто, без гордости; на меня некоторые русские обратили там внимание, показывали мне помещение клуба, объяснили все и угостили чаем.
Этот обычай у русских мне очень понравился. Большинство русских не имеют больших домов и больших средств, чтобы устраивать у себя большие развлечения и приглашать много гостей, а заплатив в клуб годовую плату, русские могут и сами ходить туда, и своему семейству доставлять удовольствия. У нас - мусульман - такого обычая нет. Наши развлечения происходят под открытым небом, на дворе; в холодное время и во время дождя приглашать много гостей уже нельзя. Русские же в клубе могут собираться и в холодное время, и во время дождя. Помещение отличное; в нем тепло и светло; музыка - самая лучшая, и присутствующие - люди почтенные. С высших людей низшие могут брать пример для подражания. А главное преимущество русского обычая состоит в том, что русские люди могут проводить свободное время вместе со своими семействами - с женами и детьми. В клубе можно встретить разных своих знакомых; с ними можно поговорить и о делах. Там есть особая комната для чтения: кто не хочет танцевать, может заняться чтением книг и газет.
Я видел и слышал, что в ташкентском клубе бывают и некоторые мусульмане. Думаю я, что в этом греха нет; напротив, нам - мусульманам - нужно знать обычаи русского народа, сравнивать их жизнь со своею и подражать тому, что разумно и приятно.
В день нового года русские мужчины ездят друг к другу, поздравляют с новым годом, желают здоровья и счастья. Теперь и некоторые мусульмане подражают этому обычаю.
Когда наступило время самого главного праздника русских - Пасхи, то в субботу (20 апр. 1891 г.), в 11½ час. вечера, был сделан выстрел из пушки, а из колоколен начался звон колоколов. Я пошел, чтобы видеть это празднование, остановился близ церкви и смотрел… Кругом церкви и на улице было зажжено бесчисленное множество светильников, и русских людей было так много, что все не помещались в большой церкви, а многие стояли снаружи. В это время весь русский народ держал в руках горящие свечи и молился по своему обычаю. Прошло несколько времени, молящиеся вышли из церкви и обходили вокруг нее. В это время певчие пели молитвы, а кругом церкви светились разноцветные огни. Подошедши к главным дверям, священнослужители пропели несколько молитв, и после того как с крепости было сделано несколько выстрелов молящиеся снова вошли в церковь и продолжали молиться в церкви два с половиною часа.
По окончании богослужения, русские чиновники поздравляли господина Генерал-губернатора с праздником, а затем отправились к нему в дом и там разговлялись.
В 11 часов утра 21 апреля, в воскресенье, мужчины посещали дома своих знакомых для принесения поздравлений - делали визиты, а на другой день и дамы, своим порядком, - сначала низшие высшим делали поздравления, а на третий и четвертый дни старшие дамы отвечали своими поздравлениями низшим. Визит более нескольких минут не продолжается, а некоторые даже и в дома не заходят, а только оставляют карточку с написанным на ней своим именем; если такой карточки нет, то, войдя в дом, расписываются. Этот обычай уже есть и среди должностных мусульман. По вечерам в эти дни русские ходят друг к другу в гости, по приглашению, и веселятся. Этот праздник продолжается неделю. В дни этого праздника русские в знак радости дают друг другу окрашенные куриные яйца, и при этом говорят: «Христос воскрес!»
Последнее мое слово: когда я жил в Коканде и Маргелане, то русских обычаев вообще не знал; но, прибыв в Ташкент и прожив здесь несколько времени, я познакомился с несколькими русскими людьми и видел много их обычаев, а чего не видел, о том спрашивал. Два раза я был гостем в доме господина Генерал-губернатора и там видел разные развлечения. Большая часть русских обычаев не сходна с нашими обычаями; поэтому я и сообщал в газете о том своим соплеменникам-мусульманам. По воле Божией, нам пришлось жить с русскими совместно; поэтому нам необходимо хорошо знать их обычаи: у нас есть общая торговля и много других дел, а потому для собственной нашей пользы нам необходимо обращать внимание на жизнь русских людей.
(Перепечатано с некоторыми изменениями из №№ 2, 3, 5, 8, 10, 14, 15, 16, 19, 20, 22 и 23 «Туземной газеты» за 1891 г.).
[Оригинальный субъект автор напечатанного рассказа. Прожив в Ташкенте года два, он захотел снова путешествовать и, не имея средств, отправился с одним знакомым сначала до Самарканда, потом до Бухары, а оттуда в Константинополь и Мекку. Из Мекки он прошел другой дорогой чрез Индию и остановился в Яркенде. С дороги и из Яркенда он несколько раз писал мне письма и присылал стихи для напечатания в газете. - Н. Остроумов.]
Закирджан Халмухаммед (Фуркат) (1858-1909)
Газели
Ты бубенчиком розу на шею надел, соловей,
К новым кущам собрался ты в дальний предел, соловей.
Или стал ты брахманом и рядишься в краски небес?
Свей из роз себе пояс, уж если ты смел, соловей.
Хоть пестра и нарядна весною кольчуга цветов,
Дунет стынь листопада - и сад облетел, соловей!
Будут тщетны стенанья: живым - не познаешь любви,
Мотыльком красоваться - не мухи удел, соловей.
О любви суесловишь, а нрав ее скрыт от тебя:
Как в ловушку, к колючкам беспечно ты сел, соловей.
Это глупая прихоть - резвиться вдали от садов,
В сеть силков ты попался, не будешь ты цел, соловей.
Поучись у Фурката, как песнь на рассвете слагать, -
Прежних песен нескладных ты лучше б не пел, соловей.
* * *
Бог любимую послал мне - молода, моложе всех,
Хороша да сумасбродна: все ей - повод для потех.
Сколько лет в приюте скорби одиноко я страдал,
А теперь под кровом сердца есть подруга для утех.
О своей любовной муке я ей робко говорил,
А она все разгласила - подняла меня на смех.
Лунный лик ее прекрасный так блестит во тьме кудрей,
Что летучей мышью станет птица сердца, впав во грех.
Я рыдаю и стенаю, вместо слез струится кровь -
Видно, каменному сердцу нет в жестокости помех!
Рок меня вконец измучил, в горемыку превратил -
Мне бы друга для совета, да и в этом - неуспех!
* * *
Впору лоб разбить о камень - так со мною ты хитра,
А другим ты - будто светоч в их веселье до утра!
Сок медового нектара источают перлы губ -
Ты превыше попугаев в сладкоречии быстра.
Твой халат сравнил я с розой и, наверно, оплошал -
Так изящна и прекрасна стана легкого игра.
Хочешь - жизнь пролью по каплям я серебряным дождем,
Серебро тебе любезно: стать твоя - из серебра.
Все дано тебе с избытком: красота, веселость, ум, -
Жаль, что рушишь ты обеты и со мною не добра.
Но поймешь ты, как я жалок, в мой убогий дом придешь,
Не чужда ты состраданью - и в тебе есть свет добра.
Нет, Фуркат, тебя не сгубит это диво красоты -
Говорил ты неучтиво, и одуматься пора!
* * *
Где еще такая пери, как цветок румяна, есть?
Разве зубкам равный жемчуг в недрах океана есть?
Кипарис она затмила, пылом ревности сгубив, -
О Аллах, да где ж такое совершенство стана есть?
Даже мудрым не под силу разгадать ее слова:
В каждом слове сотни смыслов высшего чекана есть!
Очи грозны и жестоки, кровь пролить им нипочем -
В темных косах сонм безумцев - пленников дурмана - есть.
Нет, не стыдно мне, что слезы из очей волной текут, -
В бурном сердце реки страсти, плещущие рьяно, есть!
А захочет нежной лаской и любовью одарить -
У кого ж, как у Фурката, в сердце боль и рана есть?
* * *
Если розы весной нежит воля цветущего луга,
Если каждый в любви обретает любимого друга,
Если ранней весной снова плещут вино и веселье,
А казалось, навек погубили их стужа и вьюга,
Если тучи полны, если душу так радует зелень,
Близ арыков - луга и зеленое пиршество юга,
Если воздух пригож, и прозрачны журчащие воды,
И, бурля в ручейках, волны бьются о берег упруго,
Если хмель, как рубин, блещет искрами в золоте чаши,
Если кравчий в пиру - луноликая дева-подруга,
А у роз - соловьи, стайки горлиц в ветвях кипариса
Дивный облик и стан вспоминают, томясь от недуга, -
Что нам райский цветник, да и нужен ли он человеку,
Если этой красой так богата земная округа?
Но в мирском цветнике как Фуркату быть столь же счастливым,
Если дом его стал точно полная скорби лачуга?
Мусаддас
Трое нас - гуляк бездомных, кабачок нам - целый свет,
У кувшинов мотыльками вьемся, трое непосед,
Одержимы и хмельны мы, от вина впадаем в бред,
Мы забыли кров родимый и мирских не знаем бед!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое горемык, мы бродим за любимою вослед,
Мы за ней идем до дома - от людей на нас навет!
Опьянеем, захмелеем - от ума пропал и след,
Не боимся мы ловушек, и приманка - нам не вред!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое нас, мы - каландары, нас связал один обет,
А к другим, увы, не вхожи, дом чужой для нас - запрет!
Где вино, где наши чаши? Не осталось и примет.
В кабачке хозяин гневен, к нам участьем не согрет.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое братьев, всех зовем мы с нами обрести покой,
По земле бродя-скитаясь, обойти весь мир мирской,
Перед старшим мы склонимся со смиренностью такой,
Что претерпим все невзгоды под высокою рукой.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое странников, мы просим всех поведать, кто - какой,
На врагов излить обиду, поделясь своей тоской, -
С нами жить в уединенье, двери подперев доской,
Или в кабачке укрыться - в его смуте колдовской!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое бедняков, зовем мы с нами плакать день-деньской,
Кто печален, кто обижен - с нами сердце успокой!
Мы мирским пренебрегаем, не блюдем закон людской,
Воспарим мы соловьями - нам заботы никакой!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое скорбных, в сад с собою - кто не горд, того зовем,
С соловьями порезвиться на простор того зовем,
Мы из листьев, роз и веток жечь костер того зовем,
Сорок присных нам не надо, мы четвертого зовем!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!
Трое нас - скитальцев, всех мы выйти в сад гурьбой зовем,
С соловьями потягаться всех, кто смел, с собой зовем,
С кипарисами повздорить - "Выходи любой!" - зовем,
Горлинок стыдить стенаньем - всех наперебой зовем!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!
Трое верных, всех, кто хочет, выйти в сад гулять зовем,
Разделить в саду любимой с нами благодать зовем,
Спать любимой не давая, "Время зря не трать!" - зовем,
То мы сами засыпаем, то ее вставать зовем.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое горемык, мы вместе чудной девой пленены,
День и ночь в мечтах мы с тою, чьи слова как мед вкусны,
Как-то раз мы к ней приходим, смотрим - спит и видит сны,
Видим: с нею врач-целитель - в изголовье той луны!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое грустных, мы приходим - с ней соперники-лгуны,
Не от этой ли причины пери спит и видит сны?
Мускусом благоухая, пряди кос расплетены,
Блеск испарины подернул щеки томной белизны.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое нас - кутил, пришли мы - видим: спит и видит сны, -
Знать, от муки и страданий плотно очи смежены,
На постели распростерта, и все члены холодны -
Видно, мы пришли напрасно из далекой стороны!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!
Ах, зачем пришел к любимой ты, неумный, вздорный врач?
Ты - наш недруг и соперник, в глупостях упорный врач!
Отойди, ты здесь не нужен, лживый и притворный врач!
Лишь вздохнем мы - ты погибнешь, кончишь смертью черной, врач!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Ах, зачем же сел ты рядом с ней, такой красивой, врач?
Мало сделал, а желаешь быть с большой поживой, врач!
Не подмешивай подруге зелье в пищу, лживый врач!
Лишь застонем мы - сгоришь ты, отойди, спесивый врач!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Ах, зачем сюда пришел ты - по какой причине, врач?
Сам ты всех погубишь жаром, в самозванном чине врач!
Отойди, ты здесь не нужен, в сладостной личине врач!
Эй, остерегись Фурката, ты - как ни лечи - не врач!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Перевод С. Иванова
http://www.tyurk.ru/file3_216.shtm
НАЧАЛО
Я сын Муллы-Халь-Мухаммада. Отец мой занимался хозяйством и немного был знаком со стихотворством. Когда я достиг семилетнего возраста, то не знал мирских забот, был свободен от всех житейских дел и играл на улице со своими сверстниками: сделав себе лошадь из палки, я ездил на ней. Родители мои, не желая оставлять меня в таком положении, надумали отдать меня в школу. Я опечалился, узнав об их намерении.
Школа (мактаб-хане)
По нашему мусульманскому поверью, суббота считается счастливым днем, и мусульмане каждое новое дело начинают в этот день. Но это неверно, потому что в субботу звезда Зухал [Сатурн. - rus_turk.] царствует на небе, а под ее влиянием во многих делах бывает несчастие; сверх того, суббота - праздничный день евреев. Несмотря на это, отец дал мне в руки блюдо с лепешками и намеревался отвести меня в школу. Я поставил блюдо на голову и вышел на улицу раньше отца; бросив блюдо на улице, я убежал в другой квартал и играл там целый день. После заката солнца я потихоньку пришел домой. Между тем прошло 6 дней. На седьмой день, т. е. в субботу, отец поймал меня на постели, схватил за руку, взял блюдо с лепешками и повел меня в школу. Я дорогой плакал: мое положение показалось мне подобным тому, когда ведут человека на смертную казнь. Отец привел меня в мечеть, поручил учителю и просил его наказывать меня, если я не буду приходить в школу и не буду учиться. Он сказал учителю: «Мясо этого мальчика ваше, а кости мои».
Наказание фалаком
Учителем моим был Мулла-Мухаммад-Амин, хромой. У него было несколько длинных палок и несколько нагаек, на которых были узлы. От страха наказаний шалуны сидели смирно, но со слезами на глазах. Если какой-нибудь ученик совершал даже маловажный проступок, учитель сильно наказывал его: некоторых он бил по пяткам палкой, скрутив им ноги, некоторых подвешивал вверх ногами, а некоторых клал на землю и скручивал им ноги фалаком (палка с веревкой на конце). За оба конца этой палки держали два человека, а учитель бил мальчика дощечкой по подошвам; потом, срезав бритвой подошвы наказанного, посыпал их солью и отпускал его домой.
Если ученик не приходил в школу, то учитель посылал за ним несколько других учеников, чтобы притащить лентяя в школу. Когда лентяя приводили в школу, учитель приказывал раздеть его и бить. Если кто-нибудь из посторонних просил за виновного, то учитель наперекор им усиливал наказание.
В то время в нашей школе старшим учеником был Ахмат-Ахун. Он раз убежал, но учитель послал привести его, а потом заковал в цепи и посадил в темную комнату, лишив пищи и питья на сутки. Утром мы узнали, что он снова убежал через окно темницы.
От страха наказаний я каждый день неопустительно ходил в школу и охотно занимался уроками. После того как я заучил на память 15-20 кратких глав из Корана, я стал учиться читать на доске (лаух). Обучение это происходит так: на деревянной дощечке пишут алфавит и заставляют учить буквы без гласных знаков. Потом, начиная с первой главы Корана до конца, обучают читать уже с гласными знаками. После того переходят к афтияку [Небольшая книжка, содержанием которой служат избранные главы Корана. - Н. Остроумов.]. Я кончил азбуку очень скоро и начал учить афтияк. Тогда отец мой взял два-три блюда угощений и несколько коп. денег, принес все это к учителю моему и поблагодарил его. Я кончил афтияк в шесть месяцев. Между прочим, и я приносил своему учителю подарки. Каждый ученик, проучивши 5-10 уроков, начинает другой, высший отдел. В тот день ученик с несколькими своими товарищами приходит к своему отцу и, получив от него один или два кокана (40 к.), приносит их учителю. Учитель в этот день освобождает учеников от уроков.
Выслушивание урока
Когда я начал учить Коран, отец мой пригласил учителя с его двадцатью учениками к себе, угостил их и подарил учителю халат, а ученикам по платку. В скором времени я окончил Коран и начал учить «Чар-китаб» [Персидская книга, состоящая из четырех отделов, касающихся омовений, молитв и пр. - Н. Остроумов.]. При этом отец снова угостил учителя с его учениками. Потом я стал учиться писать: с утра до полдня я занимался чтением, а затем до вечера писал.
Урок чистописания
Когда мне минуло 8 лет, я начал читать книгу «Мантык-ут-тайр» (Рассказ о птицах) [Поэма «Беседа птиц» шейха Фарид-ад-дина Аттара. - rus_turk.]. Эту книгу я кончил в 6 месяцев. Я читал сочинение Хафиза Шамсуддин-Мухаммада, подобного соловью в цветнике, и поучением его очень наслаждался. Потом я начал читать поэта Бидиля, которого кончил в пять месяцев. Когда минуло мне 9 лет, я начал читать сочинения Амир-Али-Шира Наваи на тюркском языке. Тогда со мной произошел удивительный случай: ночью в пятницу я видел сон; мне снился райский сад; в саду были прекрасная зелень и разные цветы и пруды, а около них беседка, хорошо убранная. Я гулял один в этом роскошном саду, а потом залез на одно дерево и сорвал несколько плодов. Вдруг является один красивый юноша, у которого только пробивались усы, и сказал мне, что меня зовут ученые люди. Услышав это приглашение, я тотчас слез с дерева и вместе с юношей отправился к ученым. Придя к ним, я увидел, что они сидят на упомянутой беседке кругом. На почетных местах сидели три старика; пред ними были открыты книги, и старцы вели ученый спор. Я приложил руку к сердцу и поклонился им. Один из них ответил мне на поклон и указал место, чтобы и я сел. Я присел вежливо. Они спросили меня о моем учении, и я почтительно ответил, что учу книгу «Наваи». Тогда один старец открыл предо мной книгу. Эта книга оказалась «Наваи». Потом они дали мне перо и бумагу; каждый из них читал стихи, а я их записывал. Они благословили меня и позволили мне самому писать стихи… Тогда я услышал голос петухов и проснулся. Сердце мое было светлее зари и чище зеркала. Совершив омовение, я пошел в мечеть на утреннюю молитву, а после молитвы отправился в школу и рассказал свой сон учителю. Учитель поздравил меня и, поцеловав в лоб, объяснил мне сон следующим образом: «виденный тобою на возвышении человек - Наваи Амир-Али-Шир, при помощи которого и ты будешь поэтом». От этих слов сердце мое наполнилось новою радостью.
Однажды я, оставшись один в школе, занимался писанием; вдруг на меня нашло поэтическое настроение, и я написал следующие стихи: «Цель моя - научиться в школе читать и писать». Когда я показал эти стихи своему учителю, он сотворил молитву и пожелал мне успеха. Когда минуло мне 10 лет, я кончил книги «Фузули» и «Маслякуль-муттакин» и стал понимать стихи. В продолжение года я оставался в школе старшим учеником и учил младших учеников. Почерк у моего учителя не был красив; потому я в другой раз занимался чистописанием у Камбар-бия, который писал хорошо и написал много книг. Когда минуло мне одиннадцать лет, я кончил школу, и учитель освободил меня от занятий. Отец мой снова угостил учителя и наградил его халатом. Потом я обратился к одному слепцу (кари) Ашур-Мухаммаду и учился у него правильно читать Коран. В 5-6 месяцев я кончил и это. Отец мой желал, чтобы я продолжал образование, и отдал меня учителю Падша-Ходже, который преподавал уроки в школе, построенной Амиром Умар-Ханом. Этот учитель был человек ученый и скромный. Сначала я начал учить одну рукопись, называемую «началом знания», потом учился спрягать. В этом году я кончил Музи и Занджани. Когда минуло мне 13 лет, я стал учить «Авамиль». В этом же году я начал учить книгу «Кафия». В то время в Фергане ханом был уже Сяид-Мухаммад-Худаяр-хан, по приказанию которого начались каникулы. Обыкновенно учебный год начинается в сентябре месяце. Ученики съезжаются с разных стран и окрестностей и живут в школах и мечетях; некоторые нанимают келии в школе. В неделю учебных дней бывает четыре: суббота, воскресенье, понедельник и вторник; остальные три дня, т. е. среда, четверг и пятница, употребляются на повторение пройденного. Таким образом учатся шесть месяцев, а в марте месяце наступают каникулы.
Получив отпуск, ученики школы занимаются своими делами, а прибывшие из кишлаков отправляются домой к своей земле, чтобы запастись средствами к учению; кроме того, они получают вакуфные деньги (от школы). Вакуф устраивается следующим образом: например, какой-нибудь государь или богатый человек построит школу и пожертвует в пользу школы несколько танапов (1/6 десят.) земли на разных условиях, совершает вакуфные документы, свидетельствуемые печатями казиев, назначает одного честного человека мутаваллием и поручает ему заведывание вакуфом. Мутаваллий отдает земли под посев кукурузы, пшеницы и других хлебов. Собранное с полей он продает и вырученные деньги разделяет ученикам, проживающим в школе, на основании вакуфного документа; например, старшему ученику даст 3 рубля, среднему 2 рубля и младшему 1 рубль. Одним словом, делятся деньги соразмерно величине доходов, то есть если с вакуфа получается мало, то и ученикам выдается мало; если доходов получается много, то и учащимся выдается много. Например, если в одной келье живут три младших ученика, то им выдается всем три рубля; если же в одной келье живет один старший ученик, то он один получает три рубля: деньги выдаются соответственно познаниям учеников. При некоторых школах бывает много вакуфов, так что в год старший ученик получает 15 тиллей, младший 7½ тиллей [Тилля - золотая монета в 3-4 руб. - Н. Остроумов.].
Когда наступил сентябрь месяц и окончилось каникулярное время, я отправился в училище продолжать учение и оставался в школе до марта месяца. Таким образом я учился три года и кончил арабскую грамматику и логику.
Так как небо дает некоторым властителям мат, обижая их, а лукавым людям подает успех, то подвластные Кокандскому ханству киргизы-кыпчаки восстали и в непродолжительном времени захватили Андижан, а сына Худаяр-хана Саид-Насруддин-бека провозгласили ханом. Через несколько дней они запаслись оружием и направились в Коканд. Услышав о возмущении, Худаяр-хан изумился. Наконец стесненный возмущением упомянутого народа, он искал себе убежища и отправился в Ташкент. Это было в 1292 году хиджры, а по русскому летосчислению в 1875 г. После трех дней, киргизы-кипчаки вошли в Коканд, сделали явное возмущение, которое подробно описано в другом моем сочинении. После такой смуты ученики большею частью разошлись в разные стороны; большинство из них занялись разными делами. Я тоже оставил учение и вместе с своим отцом трудился, чтобы доставать себе пропитание. Чрез несколько времени Кокандское ханство было завоевано русскими. Русские выбрали место для нового города около Маргелана, открыли там базары и сделали разные постройки. Многие из мусульман открыли там лавки, дворы и сараи и получили много прибыли.
Этот город в скором времени получил название Нового Маргелана. Там находятся Ферганское областное управление и много других учреждений и больших зданий; там же живут и русские начальники. Улицы там прямые, как в Ташкенте. Дядя мой открыл в Маргелане лавку и звал меня к себе; но я отказался, потому что в то время я убегал, когда видел русского; я даже не любил тех, кто разговаривал с русскими. Через три года приехал дядя мой и рассказал мне о тамошней жизни; я несколько успокоился и изъявил желание ехать с ним. Возвращаясь, он взял меня с собой в Новый Маргелан. Сперва мы торговали вместе в одной лавке, а потом я открыл собственную лавку. Поторговав два-три года, я скопил немного денег. Хотя я занимался торговлей, но не бросал и учения и, найдя себе учителя, стал учиться богословию. После утренней молитвы я учил урок, потом отправлялся в лавку и писал жителям разные прошения. В этом деле я оказал хорошие успехи; выслушав просителей, я записывал их несвязные слова хорошими фразами. Эти прошения нравились переводчикам Управления, и они изъявляли свое довольство. Когда генерал Абрамов был в Маргелане, я писал желающим прошения на туземном языке. Тогда я познакомился с ташкентским богатым сартом Абдул-Халыком, проживавшим в Маргелане. Постепенно дружба наша сделалась до того тесною, что он отдал мне на воспитание двух сыновей, и я долгое время учил их читать и писать. Я был холост; но когда, по желанию отца, я женился, то, по совету друзей, предпочел жить в родном городе Коканде. Простившись с Новым Маргеланом и порвав с ним жизненные отношения, я стал жить в Коканде у своего отца. Жил я долгое время на родине, занимаясь чтением и писанием: я написал брошюрку «Хаммами-халяль» в стихах и перевел рассказ «Чар-Дарвиш», который был написан на персидском языке; по просьбе одного своего друга, я написал рассказ «Нух-Манзар» в стихах. Кроме того, есть и другие мои стихи, которые распространены в Ферганской области и в других странах. Читая стихи мои в собраниях, добрые люди одобряли их, а певцы доставляли удовольствие публике, распевая их под музыку. Все свои стихи я потом собрал в одну книгу.
Маскарабоз (комедиант)
Когда мне минуло 24 года, я подружился с учеными кокандскими мусульманами и от них приобрел много знаний. Я бывал у поэтов Мауляна-Мухьи, Мауляна-Мукими, Мауляна-Зауки и Мауляна-Насбата. Постоянно сходясь вместе, мы сочиняли стихи, то подражая образцу, то толкуя различно содержание его. Иногда мы рвали цветы из цветника славы, а иногда доставали плоды из фруктовых садов похвалы, - то о любви, то о красоте писали стихи. Отыскав бойкие стихи в книгах, написанные другими поэтами, мы от себя прибавляли к этим стихам. И другие поэты интересовались и посещали нас. Когда мы сочиняли какие-нибудь приятные стихи, разумные люди списывали их себе. Таким образом прошло несколько времени, когда я получил письмо от своего друга, маргеланского поэта, торговца Мухаммед-Шарифа, который приглашал меня в Маргелан. В Маргелане я посетил его и у него познакомился с муфтием Муллой-Шамсуддином. По его настоянию, я познакомился с маргеланским кази-каляном Дамулла-Ходжа-джаном, в котором я нашел много одобрительных качеств. Это был очень ученый человек, и сочинял на тюркском языке стихи очень легко. Я читал одни его стихи, прибавленные к стихам Амир-Али-Шира Наваи; стихи оказались очень хорошими. Он был любознательный и в высшей степени религиозный человек. При его дружеской помощи и поддержке, я сам скоро открыл лавку и стал торговать чаем и другими предметами. Жил я в келии при соборной мечети с одним учителем, ездившим в Мекку на поклонение, и днем занимался своей торговлей, а вечером в той же келии упражнялся в чтении и письме. В устроенной Махзум-баем высшей школе я пользовался объяснениями учителя Муллы-Мухаммад-Алима на Шарх-викая. Через несколько времени мне наскучило сидеть в лавке, и я свою торговлю бросил, а наблюдал за торговлей своего друга, который имел лавку в сарае Султан-Мурад-хана и вел его торговую книгу. Этот человек ласкал меня, доставлял мне удовольствия и заботился о поправлении моего дела. После этого у меня явилось желание путешествовать, и я отправился в Ташкент.
Когда я жил в Маргелане и видел у торговцев №№ «Туземной газеты», то брал их и читал. Я удивлялся напечатанным в газете известиям, но не понимал настоящего значения ее. Относительно самого способа печатания газеты я много размышлял и предполагал, что слова газеты сначала вырезываются на большой железной доске, а потом уже отпечатываются на бумаге; если (думал я) таким образом делается, то это соединено с большою трудностью, так как каждую неделю приходилось бы вырезывать такое количество слов… Кроме меня, и другие маргеланцы думали так же. Но прибыв в Ташкент, я сходил в типолитографию Лахтина и там увидел несколько различных машин и станков; в маленьких деревянных ящиках (кассах) лежали мусульманские и русские буквы, приготовленные из свинца, - каждая буква отдельными кучками. Когда нужно, наборщик составляет из этих букв целые слова, сообразно с рукописью, и ставит их в порядке. Приготовленные таким образом из букв строчки он скрепляет и ставит на большую машину, потом накладывает на буквы бумагу, а машина сама намазывает краской эти буквы и печатает. Там печатались: две газеты, русские книги, объявления правительственных учреждений, повестки судей, счета и разные другие бумаги. Литографский станок действует так: сначала чистую бумагу намазывают особым составом с одной ее стороны и, когда она просохнет, хороший писец пишет на ней особо приготовленными чернилами. Это письмо переводится на гладкий камень, который потом устанавливается на большую машину, и написанное на камне отпечатывается уже на бумаге в скольких угодно экземплярах. Машина литографическая устроена вся из стали и железа. У машины есть большое колесо, которое легко повертывает один работник. При этом один валик передает буквам краску, а один человек накладывает на камень листы бумаги, - и тотчас машина, при помощи своих приспособлений, печатает, а еще одно приспособление подхватывает напечатанную бумагу и выбрасывает наружу. Каждый раз, как колесо обернется, на камень накладывается краска, получается оттиск на бумаге, и бумага выходит наружу. Таким образом, с одного такого письма, находящегося на камне, можно получить несколько тысяч оттисков. В типографии таких машин есть пять-шесть, и камней литографских там много. Если какой-либо мусульманин вздумает отлитографировать книгу, то, получив разрешение от цензора, условливается с управляющим типографии относительно цены и количества экземпляров и затем, нашедши искусного писца, особо платит ему за каждый лист, сколько бы листов в рукописи ни было. Например, если в рукописи сто листов, то издатель платит писцу 25 рублей, а литографские чернила выдаются от типографии. Писец в каждые три дня пишет восемь страниц и передает их в литографию. Так, один издатель литографировал сборник «Фузули» и «Ляйли-Мяджнун», и ему тысяча экземпляров обошлась в тысячу рублей. Каждый экземпляр он продавал по 1 р. 40 коп. и получил с тысячи экземпляров прибыли двести рублей.
Однажды я зашел в фотографию Назарова [Назаров Дмитрий Васильевич - художник, фотограф, учитель рисования Ташкентской гимназии; содержал в своем доме фотоателье. - rus_turk.] и увидел там много развешанных по стенам портретов миловидных мальчиков и красивых девочек, до такой степени хорошо сделанных, что можно позавидовать. Художник Назаров показал мне свои аппараты и объяснил свойства составов и бумаги, употребляемых в фотографии. Чтобы показать мне примерную съемку портретов, он снял при мне портрет с одного человека, а я наблюдал за его действиями. Так было это: сначала он в темной комнате облил особым составом стеклянную пластинку и, высушив ее, осторожно, защищая от света, вставил в глухую закрытую рамку, потому что, если луч света коснется стекла, то состав этот потеряет свою силу. На треножнике была установлена особая машина со стеклами. Человека, с которого нужно снимать портрет, садят на стул в пяти-шести аршинах от этой машины и, когда крышка будет отнята от машины, то на особом стекле на задней стороне машины получается обратное изображение этого человека, так что даже цвет одежды и узоры бывают видны. Я изумился, увидев такое диво. Это делается для того, чтобы вернее определить расстояние, на каком должен находиться человек от машины, когда снимается лимит с него. Когда человек будет усажен как должно, фотограф вынимает из машины заднее стекло и, закрыв машину спереди крышкой, вставляет с задней стороны ее упомянутое выше стекло, облитое особым составом. Затем, сказав сидящему на стуле человеку, чтобы он не двигался, фотограф снимает с машины крышку, и тотчас лучи света от сидящего перед машиной человека через открытую машину падают на вставленное стекло, и на нем получается изображение человека. На это требуется две-три секунды времени. Закрыв снова машину, фотограф осторожно вынимает то стекло из машины и, прикрыв его сукном, уносит в темную комнату и там обливает особым составом, чтобы задержать на стекле изображение человека, а потом уже выносит это стекло на свет и показывает тому человеку, с которого снимают портрет.
После того под это стекло подкладывается бумага, намазанная особым составом, укрепляется в рамке и ставится на свет. По прошествии пяти-десяти минут изображение, находящееся на стекле, отпечатывается на бумаге, и бумага затем вынимается из рамки, а под стекло кладется другая бумага и так далее, сколько нужно приготовить портретов. Замоченную бумагу с изображением просушивают, наклеивают на картон и выпрямляют на стальной машине. Где нужно подправить изображение, помощник фотографа делает это при помощи тонких кисточек и черной туши. За 12 маленьких портретов берут 6 руб. или даже 4 руб. В настоящее время и некоторые мусульмане снимают с себя такие портреты [В свое оправдание такие сарты говорят, что они не имеют права держать портреты свои открыто и потому закрывают изображение, или же просто кладут на полку изображением вниз; один сарт держал свой портрет за пазухой. - Н. Остроумов.]. Фотограф рассказывал мне, что теперь, при помощи фотографской машины, делают изображение звезд, находящихся на небе, а также изображения с быстро бегущих лошадей.
В заключение своих слов я расскажу еще о том, как русские проводят два большие праздника: Рождество Христово и Пасху. Первый праздник бывает 25 декабря и продолжается до 6 января. В это время в школах ученья не бывает. По вечерам богатые люди сходятся друг к другу в гости и, где есть помещение, танцуют. У русских есть один хороший обычай: в больших городах устраивается большой дом - клуб. В этом доме в назначенные дни играет музыка и желающие танцуют. Кто хочет, может там за деньги получить чай и ужин. Иногда там собирается много народу. Чтобы ходить на вечера в клуб, нужно быть членом клуба и платить годовую установленную плату. Не всякий может быть членом клуба: дурного человека в клуб не принимают. Но члены клуба могут приводить с собой знакомых своих, и тогда они отвечают за их поведение. В ташкентском клубе каждый раз бывают дежурные офицеры, которые наблюдают за порядком. И я один раз был со своим знакомым в этом клубе. Тогда был вечер для детей: более ста мальчиков и девочек были там вместе со своими отцами и матерями. Когда играла музыка, дети танцевали; у кого были деньги, те своих детей поили чаем и кормили ужином. В клубе все держат себя просто, без гордости; на меня некоторые русские обратили там внимание, показывали мне помещение клуба, объяснили все и угостили чаем.
Этот обычай у русских мне очень понравился. Большинство русских не имеют больших домов и больших средств, чтобы устраивать у себя большие развлечения и приглашать много гостей, а заплатив в клуб годовую плату, русские могут и сами ходить туда, и своему семейству доставлять удовольствия. У нас - мусульман - такого обычая нет. Наши развлечения происходят под открытым небом, на дворе; в холодное время и во время дождя приглашать много гостей уже нельзя. Русские же в клубе могут собираться и в холодное время, и во время дождя. Помещение отличное; в нем тепло и светло; музыка - самая лучшая, и присутствующие - люди почтенные. С высших людей низшие могут брать пример для подражания. А главное преимущество русского обычая состоит в том, что русские люди могут проводить свободное время вместе со своими семействами - с женами и детьми. В клубе можно встретить разных своих знакомых; с ними можно поговорить и о делах. Там есть особая комната для чтения: кто не хочет танцевать, может заняться чтением книг и газет.
Я видел и слышал, что в ташкентском клубе бывают и некоторые мусульмане. Думаю я, что в этом греха нет; напротив, нам - мусульманам - нужно знать обычаи русского народа, сравнивать их жизнь со своею и подражать тому, что разумно и приятно.
В день нового года русские мужчины ездят друг к другу, поздравляют с новым годом, желают здоровья и счастья. Теперь и некоторые мусульмане подражают этому обычаю.
Когда наступило время самого главного праздника русских - Пасхи, то в субботу (20 апр. 1891 г.), в 11½ час. вечера, был сделан выстрел из пушки, а из колоколен начался звон колоколов. Я пошел, чтобы видеть это празднование, остановился близ церкви и смотрел… Кругом церкви и на улице было зажжено бесчисленное множество светильников, и русских людей было так много, что все не помещались в большой церкви, а многие стояли снаружи. В это время весь русский народ держал в руках горящие свечи и молился по своему обычаю. Прошло несколько времени, молящиеся вышли из церкви и обходили вокруг нее. В это время певчие пели молитвы, а кругом церкви светились разноцветные огни. Подошедши к главным дверям, священнослужители пропели несколько молитв, и после того как с крепости было сделано несколько выстрелов молящиеся снова вошли в церковь и продолжали молиться в церкви два с половиною часа.
По окончании богослужения, русские чиновники поздравляли господина Генерал-губернатора с праздником, а затем отправились к нему в дом и там разговлялись.
В 11 часов утра 21 апреля, в воскресенье, мужчины посещали дома своих знакомых для принесения поздравлений - делали визиты, а на другой день и дамы, своим порядком, - сначала низшие высшим делали поздравления, а на третий и четвертый дни старшие дамы отвечали своими поздравлениями низшим. Визит более нескольких минут не продолжается, а некоторые даже и в дома не заходят, а только оставляют карточку с написанным на ней своим именем; если такой карточки нет, то, войдя в дом, расписываются. Этот обычай уже есть и среди должностных мусульман. По вечерам в эти дни русские ходят друг к другу в гости, по приглашению, и веселятся. Этот праздник продолжается неделю. В дни этого праздника русские в знак радости дают друг другу окрашенные куриные яйца, и при этом говорят: «Христос воскрес!»
Последнее мое слово: когда я жил в Коканде и Маргелане, то русских обычаев вообще не знал; но, прибыв в Ташкент и прожив здесь несколько времени, я познакомился с несколькими русскими людьми и видел много их обычаев, а чего не видел, о том спрашивал. Два раза я был гостем в доме господина Генерал-губернатора и там видел разные развлечения. Большая часть русских обычаев не сходна с нашими обычаями; поэтому я и сообщал в газете о том своим соплеменникам-мусульманам. По воле Божией, нам пришлось жить с русскими совместно; поэтому нам необходимо хорошо знать их обычаи: у нас есть общая торговля и много других дел, а потому для собственной нашей пользы нам необходимо обращать внимание на жизнь русских людей.
(Перепечатано с некоторыми изменениями из №№ 2, 3, 5, 8, 10, 14, 15, 16, 19, 20, 22 и 23 «Туземной газеты» за 1891 г.).
[Оригинальный субъект автор напечатанного рассказа. Прожив в Ташкенте года два, он захотел снова путешествовать и, не имея средств, отправился с одним знакомым сначала до Самарканда, потом до Бухары, а оттуда в Константинополь и Мекку. Из Мекки он прошел другой дорогой чрез Индию и остановился в Яркенде. С дороги и из Яркенда он несколько раз писал мне письма и присылал стихи для напечатания в газете. - Н. Остроумов.]
Закирджан Халмухаммед (Фуркат) (1858-1909)
Газели
Ты бубенчиком розу на шею надел, соловей,
К новым кущам собрался ты в дальний предел, соловей.
Или стал ты брахманом и рядишься в краски небес?
Свей из роз себе пояс, уж если ты смел, соловей.
Хоть пестра и нарядна весною кольчуга цветов,
Дунет стынь листопада - и сад облетел, соловей!
Будут тщетны стенанья: живым - не познаешь любви,
Мотыльком красоваться - не мухи удел, соловей.
О любви суесловишь, а нрав ее скрыт от тебя:
Как в ловушку, к колючкам беспечно ты сел, соловей.
Это глупая прихоть - резвиться вдали от садов,
В сеть силков ты попался, не будешь ты цел, соловей.
Поучись у Фурката, как песнь на рассвете слагать, -
Прежних песен нескладных ты лучше б не пел, соловей.
* * *
Бог любимую послал мне - молода, моложе всех,
Хороша да сумасбродна: все ей - повод для потех.
Сколько лет в приюте скорби одиноко я страдал,
А теперь под кровом сердца есть подруга для утех.
О своей любовной муке я ей робко говорил,
А она все разгласила - подняла меня на смех.
Лунный лик ее прекрасный так блестит во тьме кудрей,
Что летучей мышью станет птица сердца, впав во грех.
Я рыдаю и стенаю, вместо слез струится кровь -
Видно, каменному сердцу нет в жестокости помех!
Рок меня вконец измучил, в горемыку превратил -
Мне бы друга для совета, да и в этом - неуспех!
* * *
Впору лоб разбить о камень - так со мною ты хитра,
А другим ты - будто светоч в их веселье до утра!
Сок медового нектара источают перлы губ -
Ты превыше попугаев в сладкоречии быстра.
Твой халат сравнил я с розой и, наверно, оплошал -
Так изящна и прекрасна стана легкого игра.
Хочешь - жизнь пролью по каплям я серебряным дождем,
Серебро тебе любезно: стать твоя - из серебра.
Все дано тебе с избытком: красота, веселость, ум, -
Жаль, что рушишь ты обеты и со мною не добра.
Но поймешь ты, как я жалок, в мой убогий дом придешь,
Не чужда ты состраданью - и в тебе есть свет добра.
Нет, Фуркат, тебя не сгубит это диво красоты -
Говорил ты неучтиво, и одуматься пора!
* * *
Где еще такая пери, как цветок румяна, есть?
Разве зубкам равный жемчуг в недрах океана есть?
Кипарис она затмила, пылом ревности сгубив, -
О Аллах, да где ж такое совершенство стана есть?
Даже мудрым не под силу разгадать ее слова:
В каждом слове сотни смыслов высшего чекана есть!
Очи грозны и жестоки, кровь пролить им нипочем -
В темных косах сонм безумцев - пленников дурмана - есть.
Нет, не стыдно мне, что слезы из очей волной текут, -
В бурном сердце реки страсти, плещущие рьяно, есть!
А захочет нежной лаской и любовью одарить -
У кого ж, как у Фурката, в сердце боль и рана есть?
* * *
Если розы весной нежит воля цветущего луга,
Если каждый в любви обретает любимого друга,
Если ранней весной снова плещут вино и веселье,
А казалось, навек погубили их стужа и вьюга,
Если тучи полны, если душу так радует зелень,
Близ арыков - луга и зеленое пиршество юга,
Если воздух пригож, и прозрачны журчащие воды,
И, бурля в ручейках, волны бьются о берег упруго,
Если хмель, как рубин, блещет искрами в золоте чаши,
Если кравчий в пиру - луноликая дева-подруга,
А у роз - соловьи, стайки горлиц в ветвях кипариса
Дивный облик и стан вспоминают, томясь от недуга, -
Что нам райский цветник, да и нужен ли он человеку,
Если этой красой так богата земная округа?
Но в мирском цветнике как Фуркату быть столь же счастливым,
Если дом его стал точно полная скорби лачуга?
Мусаддас
Трое нас - гуляк бездомных, кабачок нам - целый свет,
У кувшинов мотыльками вьемся, трое непосед,
Одержимы и хмельны мы, от вина впадаем в бред,
Мы забыли кров родимый и мирских не знаем бед!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое горемык, мы бродим за любимою вослед,
Мы за ней идем до дома - от людей на нас навет!
Опьянеем, захмелеем - от ума пропал и след,
Не боимся мы ловушек, и приманка - нам не вред!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое нас, мы - каландары, нас связал один обет,
А к другим, увы, не вхожи, дом чужой для нас - запрет!
Где вино, где наши чаши? Не осталось и примет.
В кабачке хозяин гневен, к нам участьем не согрет.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое братьев, всех зовем мы с нами обрести покой,
По земле бродя-скитаясь, обойти весь мир мирской,
Перед старшим мы склонимся со смиренностью такой,
Что претерпим все невзгоды под высокою рукой.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое странников, мы просим всех поведать, кто - какой,
На врагов излить обиду, поделясь своей тоской, -
С нами жить в уединенье, двери подперев доской,
Или в кабачке укрыться - в его смуте колдовской!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое бедняков, зовем мы с нами плакать день-деньской,
Кто печален, кто обижен - с нами сердце успокой!
Мы мирским пренебрегаем, не блюдем закон людской,
Воспарим мы соловьями - нам заботы никакой!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое скорбных, в сад с собою - кто не горд, того зовем,
С соловьями порезвиться на простор того зовем,
Мы из листьев, роз и веток жечь костер того зовем,
Сорок присных нам не надо, мы четвертого зовем!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!
Трое нас - скитальцев, всех мы выйти в сад гурьбой зовем,
С соловьями потягаться всех, кто смел, с собой зовем,
С кипарисами повздорить - "Выходи любой!" - зовем,
Горлинок стыдить стенаньем - всех наперебой зовем!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!
Трое верных, всех, кто хочет, выйти в сад гулять зовем,
Разделить в саду любимой с нами благодать зовем,
Спать любимой не давая, "Время зря не трать!" - зовем,
То мы сами засыпаем, то ее вставать зовем.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое горемык, мы вместе чудной девой пленены,
День и ночь в мечтах мы с тою, чьи слова как мед вкусны,
Как-то раз мы к ней приходим, смотрим - спит и видит сны,
Видим: с нею врач-целитель - в изголовье той луны!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое грустных, мы приходим - с ней соперники-лгуны,
Не от этой ли причины пери спит и видит сны?
Мускусом благоухая, пряди кос расплетены,
Блеск испарины подернул щеки томной белизны.
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Трое нас - кутил, пришли мы - видим: спит и видит сны, -
Знать, от муки и страданий плотно очи смежены,
На постели распростерта, и все члены холодны -
Видно, мы пришли напрасно из далекой стороны!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!
Ах, зачем пришел к любимой ты, неумный, вздорный врач?
Ты - наш недруг и соперник, в глупостях упорный врач!
Отойди, ты здесь не нужен, лживый и притворный врач!
Лишь вздохнем мы - ты погибнешь, кончишь смертью черной, врач!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Ах, зачем же сел ты рядом с ней, такой красивой, врач?
Мало сделал, а желаешь быть с большой поживой, врач!
Не подмешивай подруге зелье в пищу, лживый врач!
Лишь застонем мы - сгоришь ты, отойди, спесивый врач!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Ах, зачем сюда пришел ты - по какой причине, врач?
Сам ты всех погубишь жаром, в самозванном чине врач!
Отойди, ты здесь не нужен, в сладостной личине врач!
Эй, остерегись Фурката, ты - как ни лечи - не врач!
Кто любим - тот будет с нами, кто красив - тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.
Перевод С. Иванова
http://www.tyurk.ru/file3_216.shtm