На персидской границе: укрепление Яглы-Олум
Д. Н. Логофет. На границах Средней Азии. Путевые очерки в 3-х книгах. Книга 1. Персидская граница. - СПб., 1909.
Туркмен-йомуд
Вдали, на самом краю горизонта, уже давно показалась небольшая группа строений европейского типа. Выбеленные стены кордона, офицерской квартиры и телеграфной станции далеко виднелись на равнине.
«Это Яглы-Олум; скоро отдохнем и подкрепимся», - пронеслась у каждого из нас мысль при виде жилья…
Укрепление Яглы-Олум, устроенное еще в 1879 году генералом Лазаревым при движении русского отряда по приатрекским пустыням, в настоящее время представляет собою несколько домов, в которых размещается пост пограничной стражи, телеграфная станция, и живут командир отряда, почтовый чиновник и доктор. Среди приатрекской пустыни этот пункт является крупным центром, так как здесь живут три интеллигентных семьи и построено лазаретное отделение пограничной стражи. Общество в пять-шесть человек интеллигентных лиц, живущих в одном месте, считается здесь очень значительным, и поэтому пост Яглы-Олум сделался даже отчасти завидною стоянкою для многих офицеров пограничной стражи.
Телеграфная контора помещается в небольшом домике, который был построен для генерала Михаила Дмитриевича Скобелева… Небольшой портрет Белого генерала в простенькой раме за стеклом совершенно засижен мухами… Голые белые стены небольших комнат производят какое-то особенное впечатление… Кажется, что дух покойного Белого генерала еще живет в этом домике, где он провел много часов разновременно, то один сам с собою обдумывая свои планы, то среди близких людей, составлявших штаб его отряда и его свиту…
Глубоко промыв себе ложе в земле, быстро текут здесь воды Атрека, закрытые крутыми, почти отвесными берегами. Волнистая местность персидской стороны немного развлекает наше внимание, утомленное долгим путешествием по однообразно-ровным пустыням. Тяжело, безотрадно живется в таком месте, как Яглы-Олум; лишь один телеграф связывает его со всем миром. Дикие туркменские племена, кочующие в окрестностях в течение трех-четырех летних месяцев, немного оживляют эти глухие места, но с наступлением осени кочевники снимаются со своих временных мест и откочевывают вглубь Персии. И снова пустыня погружается в долгое безмолвие, лишь изредка прерываемое воем шакалов и гиен. Но это безмолвие является для живущих наглядным доказательством, что в окрестностях все спокойно. Порою в пустыне слышатся крики верблюдов, голоса людей, звуки выстрелов - это разыгрывается какой-нибудь из актов обыкновенной здесь пограничной драмы, никого не удивляющей даже теми жертвами, которые потом оказываются в руках государевых порубежников. Собравшись где-нибудь в Персии, часто налетают дикие шайки кочевников на приатрекскую полосу и, угнав несколько стад баранов у наших йомудов, быстро уходят обратно в персидские пределы, довольные удачно сделанным набегом; но радость их порою бывает непродолжительна. Быстро снарядившись, под руководством старого опытного аламанщика (разбойника) садятся на своих, всегда заседланных, коней несколько десятков удальцов и, горя желанием отомстить, настигают похитителей, вступая с ними в горячую кровопролитную схватку. Иногда, чтобы наказать разбойников, отгоняющих стада у наших туркмен, выступают по их следам отряды пограничной стражи, имеющие право, согласно заключенной с Персией конвенции, преследовать их на персидской территории, не стесняясь расстоянием от границы внутрь Персии. Молодецкие их налеты на разбойничьи аулы надолго отбивают охоту у кочевников нарушать неприкосновенность русской границы. Зорко охраняют сарбазы Великого Ак-Падишаха интересы и имущество его подданных.
- Тяжело живется Вам здесь? - задает вопрос генерал молодой даме, жене местного офицера.
На мгновение по лицу пробегает облако…
- Как вам сказать, - нерешительно говорит она, что-то вспоминая… Нам еще ничего (ведь со всем можно мириться), ну а детям плохо… Дичают они ужасно… да и подготовить в учебное заведение трудно… Вы не поверите, как отвыкаешь от людей, - через минуту добавляет она, застенчиво улыбаясь. Мне, например, даже трудно говорить с чужими… кроме своих да пустыни ведь ничего не видишь целыми месяцами… У нас здесь еще ничего, есть доктор, почтовый чиновник, а на других постах, где нет никого, так прямо можно разучиться говорить.
Местность около Яглы-Олума дикая и пустынная. Глубоко, между крутых отвесных берегов, бегут здесь воды быстрого Атрека, принимающего характер горной реки. Врезавшись в глубину почвы и год от года углубляя свое русло, река почти повсеместно недоступна для перехода. Несколько переправ внимательно охраняются от прорывов шаек разбойников и контрабандистов. Но все же охрана этих пунктов крайне затруднительна, и порою, несмотря на бдительность надзора, отчаянно-смелые йомуды, жаждущие легкой наживы, переходят границу, перевозя целые караваны контрабандного чая.
- Здесь беда, что делается, - жаловался местный пограничный офицер. - Во всем районе с контрабандистами сладу нет. Все условия местности как нельзя более способствуют их промыслу. Приходится всегда быть начеку, а не то что-нибудь да случится. В 1902 году им досталось порядком от наших, поэтому они на время притихли, и почти год целый ничего не было слышно о прорывах.
- Про какое дело вы вспоминаете, ротмистр? - заинтересовался доктор.
- А большое ноябрьское задержание на 60.000 р. Ведь тогда мы их наголову разбили; больше 40 человек убитых туркмен после стычки было найдено, а сколько еще не нашли…
- Расскажите, пожалуйста, как все это случилось, я кое-что слышал по этому поводу, но интересно в особенности услышать все подробности от очевидца - заговорил снова доктор и, заранее уверенный в согласии, закурив сигару, уселся поудобнее, приготовляясь слушать.
- Видите ли, в конце октября месяца у нас стали ходить слухи, что в Персии собирается огромный караван в 300 с лишком верблюдов, с большим конвоем, предполагающий перевезти в хивинские пределы значительный груз чая. Мы, конечно, все на всей линии от Яглы-Олума и до самого Чикишляра были начеку. Все время проводили в секретах около переправ, ожидая прорыва. Наконец, в первых числах октября ночью, они ухитрились-таки прорваться, но только между Беумбашем и Караташем. Джигит утром ехал с пакетом, так наткнулся на их следы. Сейчас же дал знать на пост, а из Чикишляра по телеграфу сообщили всем офицерам. Мы и вышли по их следам с четырех сторон: из Чикишляра, Чаатлов, Яглы-Олума и Красноводска. Главная задача была не допустить их перейти железную дорогу. Окружили тогда их в котел, как зайцев на охоте, только величина-то котла огромная - тысяч шесть квадратных верст, и начали преследовать. Надо вам сказать, что хотя и кажется, что на таком пространстве трудно найти караван, а на самом деле легко. В пустыне все колодцы наперечет, и волей-неволей идти приходится от колодца до колодца, потому что в стороне нет нигде воды, значит смерть. Все же прокружились мы за ними целую неделю. Не дай Бог побывать еще раз в такой экспедиции… Досталось-таки нам за эти дни порядочно. Фуража прихватили мало, провианта - то же самое, и в последние дни думали, что голодною смертью умирать придется. Все съели, даже запас ячменя, что для лошадей был, ушел на кашу. Вода также кончалась, а при всем том жара страшная. Про себя скажу, я несколько раз доходил до сознания, что все мы пропадем в этой экспедиции. Больше десяти перестрелок у нас с ними было, только долго ничего не могли мы с ними поделать. Наших три офицера, да человек 70 нижних чинов, а у них больше 500, вооружены все берданками, патронов масса, а у нас их было, на несчастье, маловато, да и кони притомились, едва ползли. Многих из них бросить пришлось. Наконец, удачно подошли мы к ним, уже почти около линии железной дороги. Опешились, рассыпали цепь и, сделав несколько перебежек, пошли в атаку, причем часть конных пустили с фланга и с тыла. Те и врубились действительно молодецки. Больше 40 человек убитых потом нашли; 220 верблюдов, на которых около 3.000 пудов чаю, были задержаны. Много оружия и патронов у них оказалось. За это дело и получили награды: подполковник Гайдебуров, ротмистры Панфилов и Фесенко - ордена св. Владимира с мечами и бантом, а нижние чины 9 серебряных медалей за храбрость на георгиевской ленте. Да и кроме всего этого, тысяч по 8-10 наградных денег каждый из офицеров получил… Неправда ли, недурное дельце?!
- А только не всегда так удачно бывает, - после продолжительного молчания снова заговорил рассказчик. - Вот в 1902 году с штаб-ротмистром Яновским случилось грустное дело… Получил он сведение от одного джигита, что ожидается небольшая партия, под конвоем двух-трех йомудов, при одной винтовке; ну и выехал в секрет к переправе Кюнджи, взяв с собою трех человек солдат и одного джигита. Вахмистра с джигитом послал ближе к переправе, а сам расположился не дальше как в версте от них. Часов около 9-ти вечера слышит, что в передовом секрете стреляют; он сейчас на конь и со своими людьми пошел на рысях к переправе. Только, видно, не в удачную пору выехал он на поиски этой контрабанды. Не успел пройти и полуверсты, как скачет джигит и докладывает ему, что караван контрабандистов перешел уже через Атрек и, наткнувшись на секрет, открыл по нем огонь, причем первым же выстрелом убил вахмистра Жукова. Горячий человек был Яновский. Как услышал он это, так сейчас же коню шпоры и полетел вперед, не оглядываясь назад и даже не интересуясь узнать, следуют ли за ним нижние чины. Подскакал ближе к реке, видит что-то темное - это контрабандиры верблюдов своих положили и сами за них залегли… сейчас же скомандовал в шашки и кинулся на них. Разбойники, попустив его к себе совсем близко, дали залп, которым и положили бедного Яновского на месте, всадив в него девять пуль. Лошадь с мертвым телом проскакала еще некоторое расстояние, а затем, когда труп упал на землю, остановилась. Люди же, увидав, что офицер убит, смешались и отступили, чем и воспользовались разбойники, успев снять с убитого револьвер, а с лошади - уздечку. Ведь как потом-то оказалось, их было больше 30-ти человек, прекрасно вооруженных винтовками системы Бердана и Берингеля. Да, кроме того, сами посудите: ночное дело самое скверное… Ни противника, ни даже местности почти не видно. Вокруг овраги, а дальше от реки пустыня… На помощь также рассчитывать нельзя… Ну, потерялись люди. Когда весть об этом случае дошла до Яглы-Олума, начальник поста сейчас же донес по телеграфу в Чаатлы командиру отряда ротмистру Памфилову, который немедленно выступил по направлению к Томаку с командою в 30 человек и по следам каравана перешел в Персию; долго ему пришлось колесить по аулам персидских йомудов, наконец верстах в 100 от границы, в ауле Даст он настиг разбойников, которые попрятались по кибиткам. Оцепив аул и сделав обыск, ротмистр Памфилов только что хотел войти в последнюю кибитку, как оттуда раздался выстрел, чуть не убивший его, но, к счастью, рядовой Шерстнев кинулся в кибитку и успел выстрелом в упор уложить йомуда, снова прицелившегося в Памфилова. В этой же кибитке нашли револьвер покойного Яновского и уздечку с его лошади. Такой умелый поиск вглубь персидских владений произвел огромное впечатление на всех кочевников, наглядно указав, что убийство русского офицера не остается безнаказанным. Нужно при этом пояснить, что Памфилов тогда же переловил почти всю шайку, участвовавшую в убийстве Яновского, и доставил всех на русскую территорию. Тоже молодец офицер!
В глубоком молчании, долго просидели мы под впечатлением этого рассказа… Много нужно храбрости и присутствия духа, чтобы идти в неравный бой с врагом во время войны, но еще больше их нужно, чтобы выполнить свой долг, рискуя жизнью в мирное время, среди пустынь, сам-друг с одним-двумя солдатами. Мир твоему праху, скромный герой долга!
Недалеко от поста Томока на холме поставлен небольшой памятник убитым ротмистру Яновскому и вахмистру Жукову, напоминая о смелых людях, положивших свою жизнь на службе государству.
Ежедневно мимо него проходят разъезды, с почтением снимая шапки…
Вечная Вам память!
Туркмен-йомуд
Вдали, на самом краю горизонта, уже давно показалась небольшая группа строений европейского типа. Выбеленные стены кордона, офицерской квартиры и телеграфной станции далеко виднелись на равнине.
«Это Яглы-Олум; скоро отдохнем и подкрепимся», - пронеслась у каждого из нас мысль при виде жилья…
Укрепление Яглы-Олум, устроенное еще в 1879 году генералом Лазаревым при движении русского отряда по приатрекским пустыням, в настоящее время представляет собою несколько домов, в которых размещается пост пограничной стражи, телеграфная станция, и живут командир отряда, почтовый чиновник и доктор. Среди приатрекской пустыни этот пункт является крупным центром, так как здесь живут три интеллигентных семьи и построено лазаретное отделение пограничной стражи. Общество в пять-шесть человек интеллигентных лиц, живущих в одном месте, считается здесь очень значительным, и поэтому пост Яглы-Олум сделался даже отчасти завидною стоянкою для многих офицеров пограничной стражи.
Телеграфная контора помещается в небольшом домике, который был построен для генерала Михаила Дмитриевича Скобелева… Небольшой портрет Белого генерала в простенькой раме за стеклом совершенно засижен мухами… Голые белые стены небольших комнат производят какое-то особенное впечатление… Кажется, что дух покойного Белого генерала еще живет в этом домике, где он провел много часов разновременно, то один сам с собою обдумывая свои планы, то среди близких людей, составлявших штаб его отряда и его свиту…
Глубоко промыв себе ложе в земле, быстро текут здесь воды Атрека, закрытые крутыми, почти отвесными берегами. Волнистая местность персидской стороны немного развлекает наше внимание, утомленное долгим путешествием по однообразно-ровным пустыням. Тяжело, безотрадно живется в таком месте, как Яглы-Олум; лишь один телеграф связывает его со всем миром. Дикие туркменские племена, кочующие в окрестностях в течение трех-четырех летних месяцев, немного оживляют эти глухие места, но с наступлением осени кочевники снимаются со своих временных мест и откочевывают вглубь Персии. И снова пустыня погружается в долгое безмолвие, лишь изредка прерываемое воем шакалов и гиен. Но это безмолвие является для живущих наглядным доказательством, что в окрестностях все спокойно. Порою в пустыне слышатся крики верблюдов, голоса людей, звуки выстрелов - это разыгрывается какой-нибудь из актов обыкновенной здесь пограничной драмы, никого не удивляющей даже теми жертвами, которые потом оказываются в руках государевых порубежников. Собравшись где-нибудь в Персии, часто налетают дикие шайки кочевников на приатрекскую полосу и, угнав несколько стад баранов у наших йомудов, быстро уходят обратно в персидские пределы, довольные удачно сделанным набегом; но радость их порою бывает непродолжительна. Быстро снарядившись, под руководством старого опытного аламанщика (разбойника) садятся на своих, всегда заседланных, коней несколько десятков удальцов и, горя желанием отомстить, настигают похитителей, вступая с ними в горячую кровопролитную схватку. Иногда, чтобы наказать разбойников, отгоняющих стада у наших туркмен, выступают по их следам отряды пограничной стражи, имеющие право, согласно заключенной с Персией конвенции, преследовать их на персидской территории, не стесняясь расстоянием от границы внутрь Персии. Молодецкие их налеты на разбойничьи аулы надолго отбивают охоту у кочевников нарушать неприкосновенность русской границы. Зорко охраняют сарбазы Великого Ак-Падишаха интересы и имущество его подданных.
- Тяжело живется Вам здесь? - задает вопрос генерал молодой даме, жене местного офицера.
На мгновение по лицу пробегает облако…
- Как вам сказать, - нерешительно говорит она, что-то вспоминая… Нам еще ничего (ведь со всем можно мириться), ну а детям плохо… Дичают они ужасно… да и подготовить в учебное заведение трудно… Вы не поверите, как отвыкаешь от людей, - через минуту добавляет она, застенчиво улыбаясь. Мне, например, даже трудно говорить с чужими… кроме своих да пустыни ведь ничего не видишь целыми месяцами… У нас здесь еще ничего, есть доктор, почтовый чиновник, а на других постах, где нет никого, так прямо можно разучиться говорить.
Местность около Яглы-Олума дикая и пустынная. Глубоко, между крутых отвесных берегов, бегут здесь воды быстрого Атрека, принимающего характер горной реки. Врезавшись в глубину почвы и год от года углубляя свое русло, река почти повсеместно недоступна для перехода. Несколько переправ внимательно охраняются от прорывов шаек разбойников и контрабандистов. Но все же охрана этих пунктов крайне затруднительна, и порою, несмотря на бдительность надзора, отчаянно-смелые йомуды, жаждущие легкой наживы, переходят границу, перевозя целые караваны контрабандного чая.
- Здесь беда, что делается, - жаловался местный пограничный офицер. - Во всем районе с контрабандистами сладу нет. Все условия местности как нельзя более способствуют их промыслу. Приходится всегда быть начеку, а не то что-нибудь да случится. В 1902 году им досталось порядком от наших, поэтому они на время притихли, и почти год целый ничего не было слышно о прорывах.
- Про какое дело вы вспоминаете, ротмистр? - заинтересовался доктор.
- А большое ноябрьское задержание на 60.000 р. Ведь тогда мы их наголову разбили; больше 40 человек убитых туркмен после стычки было найдено, а сколько еще не нашли…
- Расскажите, пожалуйста, как все это случилось, я кое-что слышал по этому поводу, но интересно в особенности услышать все подробности от очевидца - заговорил снова доктор и, заранее уверенный в согласии, закурив сигару, уселся поудобнее, приготовляясь слушать.
- Видите ли, в конце октября месяца у нас стали ходить слухи, что в Персии собирается огромный караван в 300 с лишком верблюдов, с большим конвоем, предполагающий перевезти в хивинские пределы значительный груз чая. Мы, конечно, все на всей линии от Яглы-Олума и до самого Чикишляра были начеку. Все время проводили в секретах около переправ, ожидая прорыва. Наконец, в первых числах октября ночью, они ухитрились-таки прорваться, но только между Беумбашем и Караташем. Джигит утром ехал с пакетом, так наткнулся на их следы. Сейчас же дал знать на пост, а из Чикишляра по телеграфу сообщили всем офицерам. Мы и вышли по их следам с четырех сторон: из Чикишляра, Чаатлов, Яглы-Олума и Красноводска. Главная задача была не допустить их перейти железную дорогу. Окружили тогда их в котел, как зайцев на охоте, только величина-то котла огромная - тысяч шесть квадратных верст, и начали преследовать. Надо вам сказать, что хотя и кажется, что на таком пространстве трудно найти караван, а на самом деле легко. В пустыне все колодцы наперечет, и волей-неволей идти приходится от колодца до колодца, потому что в стороне нет нигде воды, значит смерть. Все же прокружились мы за ними целую неделю. Не дай Бог побывать еще раз в такой экспедиции… Досталось-таки нам за эти дни порядочно. Фуража прихватили мало, провианта - то же самое, и в последние дни думали, что голодною смертью умирать придется. Все съели, даже запас ячменя, что для лошадей был, ушел на кашу. Вода также кончалась, а при всем том жара страшная. Про себя скажу, я несколько раз доходил до сознания, что все мы пропадем в этой экспедиции. Больше десяти перестрелок у нас с ними было, только долго ничего не могли мы с ними поделать. Наших три офицера, да человек 70 нижних чинов, а у них больше 500, вооружены все берданками, патронов масса, а у нас их было, на несчастье, маловато, да и кони притомились, едва ползли. Многих из них бросить пришлось. Наконец, удачно подошли мы к ним, уже почти около линии железной дороги. Опешились, рассыпали цепь и, сделав несколько перебежек, пошли в атаку, причем часть конных пустили с фланга и с тыла. Те и врубились действительно молодецки. Больше 40 человек убитых потом нашли; 220 верблюдов, на которых около 3.000 пудов чаю, были задержаны. Много оружия и патронов у них оказалось. За это дело и получили награды: подполковник Гайдебуров, ротмистры Панфилов и Фесенко - ордена св. Владимира с мечами и бантом, а нижние чины 9 серебряных медалей за храбрость на георгиевской ленте. Да и кроме всего этого, тысяч по 8-10 наградных денег каждый из офицеров получил… Неправда ли, недурное дельце?!
- А только не всегда так удачно бывает, - после продолжительного молчания снова заговорил рассказчик. - Вот в 1902 году с штаб-ротмистром Яновским случилось грустное дело… Получил он сведение от одного джигита, что ожидается небольшая партия, под конвоем двух-трех йомудов, при одной винтовке; ну и выехал в секрет к переправе Кюнджи, взяв с собою трех человек солдат и одного джигита. Вахмистра с джигитом послал ближе к переправе, а сам расположился не дальше как в версте от них. Часов около 9-ти вечера слышит, что в передовом секрете стреляют; он сейчас на конь и со своими людьми пошел на рысях к переправе. Только, видно, не в удачную пору выехал он на поиски этой контрабанды. Не успел пройти и полуверсты, как скачет джигит и докладывает ему, что караван контрабандистов перешел уже через Атрек и, наткнувшись на секрет, открыл по нем огонь, причем первым же выстрелом убил вахмистра Жукова. Горячий человек был Яновский. Как услышал он это, так сейчас же коню шпоры и полетел вперед, не оглядываясь назад и даже не интересуясь узнать, следуют ли за ним нижние чины. Подскакал ближе к реке, видит что-то темное - это контрабандиры верблюдов своих положили и сами за них залегли… сейчас же скомандовал в шашки и кинулся на них. Разбойники, попустив его к себе совсем близко, дали залп, которым и положили бедного Яновского на месте, всадив в него девять пуль. Лошадь с мертвым телом проскакала еще некоторое расстояние, а затем, когда труп упал на землю, остановилась. Люди же, увидав, что офицер убит, смешались и отступили, чем и воспользовались разбойники, успев снять с убитого револьвер, а с лошади - уздечку. Ведь как потом-то оказалось, их было больше 30-ти человек, прекрасно вооруженных винтовками системы Бердана и Берингеля. Да, кроме того, сами посудите: ночное дело самое скверное… Ни противника, ни даже местности почти не видно. Вокруг овраги, а дальше от реки пустыня… На помощь также рассчитывать нельзя… Ну, потерялись люди. Когда весть об этом случае дошла до Яглы-Олума, начальник поста сейчас же донес по телеграфу в Чаатлы командиру отряда ротмистру Памфилову, который немедленно выступил по направлению к Томаку с командою в 30 человек и по следам каравана перешел в Персию; долго ему пришлось колесить по аулам персидских йомудов, наконец верстах в 100 от границы, в ауле Даст он настиг разбойников, которые попрятались по кибиткам. Оцепив аул и сделав обыск, ротмистр Памфилов только что хотел войти в последнюю кибитку, как оттуда раздался выстрел, чуть не убивший его, но, к счастью, рядовой Шерстнев кинулся в кибитку и успел выстрелом в упор уложить йомуда, снова прицелившегося в Памфилова. В этой же кибитке нашли револьвер покойного Яновского и уздечку с его лошади. Такой умелый поиск вглубь персидских владений произвел огромное впечатление на всех кочевников, наглядно указав, что убийство русского офицера не остается безнаказанным. Нужно при этом пояснить, что Памфилов тогда же переловил почти всю шайку, участвовавшую в убийстве Яновского, и доставил всех на русскую территорию. Тоже молодец офицер!
В глубоком молчании, долго просидели мы под впечатлением этого рассказа… Много нужно храбрости и присутствия духа, чтобы идти в неравный бой с врагом во время войны, но еще больше их нужно, чтобы выполнить свой долг, рискуя жизнью в мирное время, среди пустынь, сам-друг с одним-двумя солдатами. Мир твоему праху, скромный герой долга!
Недалеко от поста Томока на холме поставлен небольшой памятник убитым ротмистру Яновскому и вахмистру Жукову, напоминая о смелых людях, положивших свою жизнь на службе государству.
Ежедневно мимо него проходят разъезды, с почтением снимая шапки…
Вечная Вам память!