Рецензия, опубликованная в журнале "Современная Европа" Института Европы РАН, в первом номере за 2010 г.
Внимание не только научной, но и самой широкой общественности не может не привлечь только что вышедшая в свет двухтомная монография «История России. ХХ век». Авторы книги - более сорока учёных, живущих в различных городах России и во многих странах мира. Объединил и возглавил авторский коллектив в качестве ответственного редактора доктор исторических наук, профессор МГИМО Андрей Борисович Зубов. Создатель многих научных трудов, в том числе посвящённых церковной истории, он известен также как один из разработчиков Основ социальной концепции Русской православной церкви и член Межсоборного присутствия РПЦ. В предисловии к первому тому монографии А.Б. Зубов подчеркивает, что сам он и его коллеги задались целью «рассказать правду о жизни и путях народов России в ХХ в.». Для них высшей ценностью является не земля, не государство, а человек, живая личность. Ради своего существования на земле человек возделывает эту землю, ради своего мира и благополучия создаёт государство. И там, где человек страдает, где ему плохо, где он не может достойно воспитать детей, научить их праве и добру, где лишается имущества, а то и самой жизни, там мы должны говорить о национальной трагедии».
Дореволюционная Россия, хотя и не была «империей зла», как назовут позднее Советский Союз западные политики, отнюдь не походила и на «рай на земле». Перед Николаем II, вступившим на престол за шесть лет до конца XIX столетия, стояла непростая задача: сохраняя преемство тысячелетней российской государственности, преобразовать её в соответствии с потребностями общества и требованиями современной жизни. Но тогда этого почти никто не сознавал. В 1895 г. царь публично объявил, что не намерен что-либо менять в российской политической системе, то есть хочет сохранить абсолютную самодержавную монархию, в которой все подданные были лишены политических прав и свобод. Отвечая на вопрос о своей профессии во время всероссийской переписи 1897 г., 30-летний Николай II, ничтоже сумняшеся, написал: «Хозяин земли русской». Его дневник содержит больше сведений о погоде и встречах с родственниками и министрами, чем размышлений на политические темы, и создаёт мнение о «государе-императоре» как о человеке явно негосударственного масштаба. Между тем, проблем, требовавших решения на общероссийском уровне, было, хоть отбавляй. Историки отмечают бедность огромного большинства жителей империи и колоссальную поляризацию доходов россиян. Увы, понять их нужды царь был не в состоянии. Его ежегодный личный доход достигал 20 млн. руб., удельные владения оценивались в 100 млн. руб., и к этим суммам следует добавить проценты с вкладов, хранившихся на счетах в иностранных банках (в одном лишь Лондонском банке было депонировано 200 млн. руб.).
Никто, конечно, не требовал, чтобы император, его придворные и высшие чины гражданской и военной администрации были уравнены по их материальному положению с простыми россиянами. И всё же вопиющей несправедливостью выглядел тот факт, что они купались в роскоши в то самое время, когда средняя зарплата рабочего - человека, который реально создавал материальные блага, составляла всего 200 руб. в год. Серьёзные основания для неудовлетворённости своей судьбой имели и крестьяне, составлявшие 86% населения страны. «Россия, - констатирует автор соответствующего параграфа первой главы, - была к началу ХХ в. крестьянским царством, но бедным крестьянским царством» (72). Далёким от идеала при Николае II оставалось и положение государственной Православной российской церкви. Казённое жалование её архиереев составляло от 30 до 50 тысяч рублей в год. Доход Киевского митрополита, к примеру, достигал 100 тысяч рублей. Утопали в сытости и довольстве богатые монастыри. А средняя зарплата приходского священника равнялась 300 рублям, диакона - 150 и псаломщика - 100 рублям в год. Почти 26 тысяч священно- и церковнослужителей окладов не получали вообще, живя, по существу, за счёт прихожан. При всём при том, что церковь верно служила самодержавию, а фактическим возглавителем её на протяжении четверти века (1880-1905) оставался приближённый к трону обер-прокурор Святейшего правительствующего синода и по совместительству учитель двух последних императоров К.П. Победоносцев. Именно под его влиянием Николай II отверг просьбу большой группы архиереев разрешить проведение поместного собора для избрания патриарха, которого церковь была лишена со времён Петра I.
В монографии подробно описывается, как Россия медленно, но неуклонно сползала к разрыву с самодержавием, причём активный или чаще пассивный радикализм российской интеллигенции в начале ХХ в. объяснялся тем, что «при действительно глубокой несправедливости в распределении благ и свобод в обществе думающее сословие было лишено, в силу абсолютистского режима, какой-либо возможности изменить существующий порядок мирным и законным путём». «Поэтому, - отмечают авторы книги, - в той части русского образованного слоя, которая не пошла на службу государству или в частные компании, укреплялись радикальные революционные настроения - чтобы изменить что-то, надо разрушить всё. Крайние радикалы, террористы и революционеры-заговорщики отличались от либеральных деятелей не отношением к существующему порядку, а только методом, избранным для его разрушения до основания». Опустив по мотивам времени и места оценку авторами исследования событий, связанных с первой русской революцией, выборами в Государственную думу (которые не были ни всеобщими, ни равными) и Первой мировой войной, перейдём сразу к февральской революции 1917 г. и ситуации, сложившейся в России после падения царизма.
Авторы отмечают, что временное правительство приняло давно назревшие законы об отмене всех ограничений в гражданских правах по сословным, национальным и религиозным признакам, уравняло женщин в правах с мужчинами, назначило перевыборы городского и земского самоуправления на основе всеобщего и равного, а не сословного голосования. Однако, наряду с этим оно осуществило и ряд мер, разрушавших страну. Всеобщая амнистия по «политическим» делам распространялась на грабителей банков и террористов. Вышли из тюрем и вернулись из Сибири противники не только царизма, но и демократического строя, а с ними - и просто уголовники. Этим не преминули воспользоваться левые экстремисты - большевики. В феврале 1917 г. они были ещё маленькой группой маргиналов, насчитывавшей около 5 тыс. членов, и никаких сверхзадач перед собой не ставили. Но уже в марте живший в Швейцарии Ленин сформулировал план действий, направленный на подготовку государственного переворота. План этот поддержало правительство Германии, заинтересованное в ослаблении своего врага на восточном фронте Второй мировой войны. Было бы, конечно, преувеличением утверждать, что приход большевиков к власти в октябре 1917 г. был профинансирован кайзером. Их победа стала результатом внутренних процессов, происходивших тогда в России. Однако факт передачи немецких денег большевикам, если он действительно имел место (авторы признают его, ссылаясь на рассекреченные в Германии после 1945 г. документы), много говорит об умонастроениях протагонистов событий того времени. В итоге этих событий проиграли и распались все три империи континентальной Европы: и Германская, и Австро-Венгерская, и противостоявшая им в войне Российская. В нашей стране на смену прежней триаде православие - самодержавие - народность де факто пришла другая: квазирелигия большевизма - всевластие номенклатуры - государственный терроризм.
Авторы книги не упоминают эту новую, официально никем не провозглашавшуюся триаду, зато ярко иллюстрируют каждую её составную часть конкретными примерами, которые, по существу, и составляют содержание глав, посвящённых советскому периоду нашей отечественной истории. «Основанная на политическом примитивизме... и утопизме, подменявшем церковное учение о “Царстве Божьем внутри вас” народной мечтой о “царстве мужицком среди нас”, коммунистическая идеология в устах своих большевицких “благовестников” превращалась в проповедь рая на земле», - пишут они, показывая далее, как это строительство сопровождалось организационным оформлением узкого слоя привилегированных функционеров во главе с вождём, обладавшим по существу неограниченной властью над подданными режима «диктатуры пролетариата». Не прошло и полутора месяцев с момента образования первого советского правительства, как 7 (20) декабря была учреждена Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), которая несколько недель спустя получила право внесудебной расправы над противниками большевиков. В ночь на 17 июня 1918 г. в Екатеринбурге были убиты бывший царь Николай II и члены его семьи, включая детей. 30 августа того же года в Петербурге левая террористка стреляла в Ленина. Эти два события не были связаны между собой, но ясно показывали, как широко дух насилия распространился по всей России. Стране пришлось пережить гражданскую войну, чудовищную по накалу страстей и по степени жестокости, проявлявшейся всеми сторонами. А за ней последовали расправа над «классово чуждыми» элементами, начиная с религиозных деятелей, «голодомор» 1921-22 гг., а в ходе укрепления личной власти Сталина - ускоренная индустриализация, коллективизация, вызванный ими второй «голодомор» 1932-1933 гг. и в течение всех долгих лет господства большевиков - непрекращавшиеся репрессии против действительных и - чаще - мнимых борцов за демонтаж диктатуры, в том числе массы представителей партийной, советской, военной и даже «чекистской» номенклатуры, «слишком хорошо» осведомлённых о подлинной роли вождя в превосходивших в стране событиях. Без ленинско-сталинских экспериментов 1918-1921 и 1929-1933 гг. страна к 1941 г. была бы примерно в 4 раза богаче, считают авторы монографии.
Несомненный интерес представляет представленный в книге анализ событий, непосредственно предшествовавших Второй мировой войне. Авторы обосновывают вывод, согласно которому Сталин не только не опасался, но, наоборот, желал войны. Мир в Европе оставлял его в границах 1920 г., мешал «экспорту революции». Покорив Россию, большевики жаждали не менее нацистов мирового господства, вдохновлялись им. Но пока не были разгромлены западные «буржуазные» демократии, ни о каком мировом господстве не могло быть и речи. При этом Сталин сам хотел выбрать время и условия вступления СССР в войну. Он вёл с Англией и Францией дипломатическую игру, требовал их согласия на проход советских войск через Прибалтику, Польшу и Румынию (чего эти государства никогда бы не допустили, опасаясь последующей оккупации), но уже с конца 1938 г. установил негласные контакты с Германией, используя при этом переговоры с западными державами как средство давления на Гитлера. Игра эта завершилась подписанием советско-германского пакта о ненападении и секретного протокола о разграничении «сфер интересов» Германии и СССР в Восточной Европе. Ценой сговора двух диктаторов для Москвы стала война в Европе, которая позже, в июне 1941 г., обрушилась на нашу страну. Отдельные параграфы той же главы посвящены завоеванию и разделу Польши, неудачной попытке оккупации Финляндии, а также захвату Советским Союзом стран Балтии, Бессарабии и Северной Буковины. Аппетиты Сталина, однако, росли по мере того, как он проглатывал одну за другой соседние территории. 14 октября 1940 г. «великий вождь» утвердил «Соображения об основах стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на Западе и Востоке». Они представляли собой план «упреждающего удара» по немецким войскам в Европе и оборонительных задач не ставили. На основании именно этого документа, пишут авторы монографии, осуществлялось всё военное планирование до 22 июня 1941 г.
Тем временем представители двух крупнейших европейских «сверхдержав» продолжали делить ещё не покорённый ими мир. В ноябре 1940 г. на переговорах с Гитлером и Риббентропом в германской столице о возможном присоединении СССР к оси Рим-Берлин-Токио Молотов, выполняя директивы диктатора, поставил вопрос об учёте советских интересов в Румынии, Венгрии и Турции и о пересмотре режима черноморских проливов. Нацисты, со своей стороны, пытались заинтересовать СССР перспективой дележа британских колоний и тем самым отвести советскую экспансию в сторону Персидского залива и Индии. «Похвастаться нечем, - писал в своём отчёте Сталину его ближайший соратник, - но, по крайней мере, выяснили теперешние настроения Гитлера, с которыми придётся считаться». Отношения несостоявшихся союзников обострились, и последней каплей стала советская нота от 25 ноября, в которой выдвигались те же и дополнительные условия подключения СССР к Тройственному пакту, в том числе вывод германских войск из Финляндии, заключение советско-болгарского пакта о взаимопомощи, создание советских военных баз в районе черноморских проливов, признание зоны к югу Батуми и Баку в Турции и Иране центром территориальных устремлений СССР и ряд требований к Японии. Фюрер не скрывал раздражения. «Германская победа стала для России невыносимой, - заявил он своим военачальникам. Поэтому её следует как можно быстрее поставить на колени». 18 декабря была подписана директива № 21 («Барбаросса»), первоначально предусматривавшая нападение на СССР 15 мая 1941 г. С февраля 1941 г. Сталин из разных источников получал многочисленные сообщения о подготовке Германией нападения на СССР, включая точные даты вторжения. Считая невозможным войну Рейха на два фронта, он продолжал воспринимать поступавшие данные как дезинформацию. Красная Армия к обороне не готовилась, обороняться не умела и планами оборонительных действий не располагала, пишут авторы монографии.
В нынешнем году будет отмечаться 65-я годовщина окончания войны, которая обернулась для нашей страны очередной демографической катастрофой, третьей после «голодомора» 1921-1922 гг. и коллективизации. Вызванные ею людские потери составили, округлённо, 27 млн. советских людей, из них 17 млн. граждан призывного возраста и 10 млн. прочего населения. Не вернулась домой половина фронтовиков - неизмеримо больше числа убитых и умерших на восточном фронте немецких солдат. В первые же месяцы войны до декабря 1941 г. безвозвратные потери Красной Армии превысили 6 млн. чел. (в т.ч. 3,8 млн. пленных). В 1942 г. в плену оказалось ещё около 1,4 млн. советских солдат и офицеров. Это было связано с тем, что оказывавшиеся под угрозой окружения дивизии и целые армии не выводились из-под удара, а оставались на прежних позициях, ожидая так и не поступавшего (или поступавшего с опозданием) приказа об отступлении. Из приведённых в монографии архивных документов со все очевидностью следует, что советский народ победил гитлеровских захватчиков не благодаря, а вопреки Сталину, который и до, и во время, и после войны думал прежде всего о собственном выживании и спасении своего диктаторского режима. Победил Гитлера не Сталин, а народ, осознавший, что нацизм несёт людям ещё худшее рабство. Среди тем последней «сталинской» главы книги, наряду с особенностями восстановления разрушенного войной народного хозяйства, несбывшиеся надежды на либерализацию режима, возобновившиеся репрессии, советизация Восточной и Центральной Европы, начало «холодной войны».
Надежда на лучшее забрезжила лишь после разоблачения сталинских преступлений Хрущёвым в 1956 г., но реализовалась лишь отчасти. Многие жертвы репрессий вышли на свободу, крестьяне получили паспорта, развернулось широкое жилищное строительство, приоткрылся «железный занавес», курс на мирное сосуществование с внешним миром отодвинул угрозу Третьей мировой войны. Однако бывший соратник диктатора наделал и много ошибок, восстановил против себя не только чиновников и «силовиков», но и часть гражданского общества, включая интеллигенцию и церковь. Отстранение его от власти ознаменовало «полный и окончательный триумф партийно-хозяйственной номенклатуры». Брежнев «жил сам и давал жить другим», прежде всего секретарям обкомов и руководству министерств, но также и чиновникам пониже». В то же время он дал «зелёный свет» преследованию правозащитников, наращиванию гонки вооружений и привёл страну на грань экономического краха. По тому же пути шла геронтократия в лице Андропова и Черненко, которые «не скрывали ностальгии по сталинским временам и ругали Хрущёва». «Никогда ещё престиж советской власти не падал так низко, как в этот момент», - констатируют авторы монографии. Эту тенденцию пытался переломить Горбачёв, выступивший под лозунгами гласности и перестройки системы, которая исчерпала себя до конца. При этом он до последнего момента пытался склеить распадавшийся СССР, а когда эти его попытки оказались тщетными, «ушёл с высоко поднятой головой - он, желая того или не вполне желая, освободил Россию от кровавой семидесятилетней тирании богоборческой и человеконенавистнической власти».
«К чему мы стремились в течение большей части прошлого века», - задаёт вопрос ответственный редактор монографии. И отвечает: «К построению коммунистической утопии, к построению самой мощной, самой большой сверхдержавы в мире. Как и следовало ожидать от утопии, закончилось тем, что она развалилась, и мы остались в конце ХХ века у разбитого корыта. Плюс десятки миллионов жертв этого эксперимента. История России ХХ в., особенно история тридцатипятилетия с 1917 по 1952 г., предельно трагична, и изучать её - мучительно больно. Поэтому многие ничего не хотят о ней знать. Но если потомки не будут сопереживать своим предкам - то муки предков окажутся напрасными. Сопереживание нужно для исторического единства нации. Единство нельзя строить на лакированных мифах - мифы всё равно распадутся. Единство можно строить лишь на поиске истины».
А.А. Красиков, д.и.н., профессор, г.н.с. ИЕ РАН.