ХХ ВЕК В ИСТОРИИ РОССИИ. КРУГЛЫЙ СТОЛ "ЖУРНАЛА МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ". ЧАСТЬ 1
"Журнал Московской Патриархии" в связи с выходом нашей книги устроил виртуальный "круглый стол", материалы которого опубликованы во втором номере за 2009 год. В дискуссии участвуют проф. МГИМО и редактор "Истории России. ХХ век" Андрей Зубов, Алексей Кара-Мурза, зав. отделением Института философии РАН, Борис Любимов, ректор Щепкинского театрального училища, протоиерей Николай Артемов, секретарь Германской епархии РПЦЗ, Александр Архангельский, проф. ГУ-ВШЭ, литератор и телеведущий, Алексей Шестопал, зав. кафедрой философии МГИМО, Иннокентий, архиепископ Корсунский (МП).
Для справки, "Журнал Московской Патриархии" - это официальный орган Московского Патриархата.
К сожалению, у ЖМП нет интернет-версии, в интернете этот текст публикуем только мы, естественно, с разрешения редакции. Поэтому, если вы сочтете этот материал интересным, дайте ссылку на него, или перепостите. Спасибо!
История ХХ века не дает покоя российскому обществу. Острые споры вспыхивают вокруг многих памятных дат, общественных инициатив и даже решений государственной власти.
Не стал исключением и новый двухтомник «История России. ХХ век» под редакцией А.Б. Зубова. В работе над книгой принял участие широкий круг авторов: историки ведущих академических институтов и вузов России, философы, юристы, искусствоведы, православные священники - всего более 40 человек. К началу 2010 года это издание в качестве учебного пособия уже используется в Санкт-Петербургской и Коломенской духовных семинариях. Идет работа над вторым, исправленным и дополненным, изданием.
Сегодня нередко можно услышать утверждения, что у нас нет общей истории, нет общей России. Для кого-то Россия - страна, навсегда погибшая в 1917 году, для других история отечества, напротив, начинается с этого года. Третьи пытаются соединить в одно Россию дореволюционную, советскую и постсоветскую, невольно жертвуя одной из них в пользу других.
Может ли историк-христианин на основе своего религиозно-нравственного мировоззрения разрешить те конфликты прошлого, которые нас разделяют? Насколько приемлем такой подход для во многом секулярного российского общества? И возможно ли вообще целостное восприятие отечественной истории со всеми ее разрывами и противоречиями?
Об этом размышляют авторы и читатели «Истории России».
Андрей Зубов,
профессор МГИМО:
Двухтомник «История России. ХХ век» вырос из идеи написать учебник для 11 класса российской школы. Учебник, в котором жизнь нашего народа описывалась бы принципиально не в советском духе. Ведь до сих пор, хотя за 20 последних лет проведено множество исследований, написаны тысячи объективных и честных книг буквально по всем вопросам отечественной истории ХХ века, опубликованы сотни томов ранее строго засекреченных документов, школьные учебники пишутся как в советское время. Всё та же «коллективизация», «индустриализация», «культурная революция». Все так же белые захватывают города, а красные их «освобождают». Большевистский режим рассматривается как законный, его власть - как одобряемая народом, его действия (за исключением отдельных эксцессов) - как правильные, справедливые, человеколюбивые, хозяйственно целесообразные. Хотя теперь о репрессиях и говорится скороговоркой, но истинный масштаб рукотворной гуманитарной катастрофы, подлинная богоборческая и человеконенавистническая природа большевистского режима не раскрывается. В новейших учебниках Сталина порой именуют «умелым менеджером». А режим, при котором было уничтожено всякое инакомыслие, все несогласные с ленинско-сталинской идеологией и, в первую очередь, все активные верующие всех религий, авторы таких учебников отказываются именовать тоталитарным.
Выступая против всей этой лжи, желая восстановить историческую правду, стремясь вновь утвердить нравственный принцип в оценке исторических событий, вновь сделать мерилом добра и зла человека, его жизнь, достоинство, свободу, а не силу государства, не количество выплавляемой стали или численность ядерных бомб, - мы и решились писать учебник. Собрался авторский коллектив, более сорока ученых, большей частью историков с известными именами, специалистов в различных областях изучения прошлого века. Свои специальные знания они стремились сделать на этот раз достоянием не узкого круга специалистов, но российской молодежи, всего нашего общества.
И вот, когда мы начали писать, то все почти одновременно поняли, что учебником тут не обойдешься. Слишком велик разрыв между знаниями профессионалов, которые мыслят уже совсем не так, как в советское время, и обществом, питающимся или из популярных книг, телепередач и полусоветских учебников, или старым большевистским историческим лубком, восходящим к «Краткому курсу истории ВКП(б)», или разными околоисторическими спекуляциями и мистификациями, которых полным-полно на полках наших книжных магазинов. Людям нужна честная, правдивая и научно полноценная история. Необходимо рассказать о многих фактах, вывести из тени много имен, дат, показать причинно-следственные связи событий. Тут учебником не обойтись. Учебник пишется на основании общей истории эпохи, а такой общей истории как раз и нет в нашем обществе. Когда человек, не узкий профессионал, а просто культурный человек, хочет узнать о временах Елизаветы Петровны, понять, кто такой Мазепа или Миних, он берет «Историю» С.М. Соловьева или В.О. Ключевского, лекции по русской истории С.Ф. Платонова. Но подобной книги по истории России ХХ века нет. Нет книги, достаточно популярной и одновременно профессиональной, по прошлому, самому драматическому веку нашей истории. Да и наша история до ХХ века в свете национальной катастрофы века ХХ должна быть осознана несколько иначе, чем представлялась она в благополучные и мирные годы XIX столетия нашими историками-классиками. Коммунистическая катастрофа заставляет и в дореволюционном прошлом искать предпосылки той великой смуты, которая смела историческую Россию в веке ХХ-м. В результате в какой-то момент все авторы поняли, что писать надо не учебник, а книгу для чтения по истории России, некоторое продолжение Соловьева или Платонова в ХХ век. Эта книга предназначена не только и даже не столько для учеников 11 класса. Большинству из них одолеть эти два огромных тома будет еще нелегко. Но это книга для их учителей, для их родителей, для их старших сестер и братьев, уже вставших на путь самостоятельной жизни, для всех, кто хочет узнать, как на самом деле было, кто хочет понять, почему так было, и кто желает уяснить, как с таким прошлым нам строить нашу жизнь в ХХI веке.
История вся строится на правде, должна строиться, по крайней мере. Беда в том, что в советское время прямая ложь и многочисленные умолчания были нормой для исторического официоза. Скажем, утверждалось, что в Катыни польских военных убили немцы осенью 1941 года, а не советские энкавэдешники в апреле 1940-го. Это была прямая ложь. Умолчанием было сокрытие приложений к пакту от 23 августа 1939 года между нацистской Германией и СССР, в которых говорилось о разделе Восточной Европы. Лжи было много, но бесконечно больше было умолчаний, совершенно искажавших понимание всего хода исторического процесса. В нашей книге мы старались полностью избавиться от лжи и честно рассказать обо всем важном в нашей истории прошлого века, не делать тенденциозных умолчаний. Это касается не только фактов правления коммунистов, но и жизни русской эмиграции, и антикоммунистического сопротивления, и жизни Церкви. В спорных случаях я как ответственный редактор объяснял нашу позицию в специальных врезках. Вся задача историка и состоит в том, чтобы вы-явить точный исторический факт, реконструировать на основании свидетельств, документов мотивы тех или иных действий деятелей исторического процесса. Скажем, в советский период мотивы участия в борьбе против коммунистов объяснялись желанием «бывших» -капиталистов, генералов, попов - вернуть себе имущество и власть. Это заведомая ложь. В многочисленных документах, декларациях, частных письмах, дневниках, воспоминаниях фигурируют совершенно иные мотивы: вернуть народу отечество, веру, свободу, право распоряжаться своим имуществом, защитить жизнь и достоинство, довести страну до всенародных выборов в Учредительное собрание. Эти свидетельства приводятся, анализируются.
Что же касается нравственной оценки, то это - наша принципиальная позиция. Историк всегда имеет какую-то шкалу оценки. Один высшей ценностью объявляет экономическое развитие, другой - имперское могущество, третий - культурные достижения, четвертый - национальную независимость и по этой шкале определяет успехи и неудачи государства, народа. Мы же высшей ценностью объявили свободу и достоинство человека. Мы исходим из убеждения, что государство существует для человека, а не человек для государства. Человек создает государство, чтобы ему было лучше, свободней, богаче и спокойней жить. А если какие-то люди узурпируют за собой государство и от его имени начинают ущемлять граждан в их правах, лишать их имущества, свободы и самой жизни, бесконтрольно распоряжаться судьбой других в своих интересах, то, значит, государство как общее благо рухнуло, и такие узурпаторы заслуживают самой суровой оценки, и юридической и нравственной. Мы уверены, что нравственные принципы, на которых строится индивидуальная судьба, вполне распространимы и на общество. Если в обществе люди убивают друг друга, лгут друг другу, насилуют волю друг друга, то это безнравственно и приведет рано или поздно к социальной катастрофе.
Авторы книги твердо придерживаются христианского принципа, что человек - мерило всех вещей. Ради человека в мир пришел Спаситель, ради человека Он принял позорную смерть. Христианское общество может быть бедным, может быть слабым, но оно не может быть бесчеловечным, не может попирать заповеди, принципиальные установления Божии. А если какое-то общество попирает заповеди - значит, оно обречено на страдания, так как оно ставит себя вне Бога, вне Церкви Христовой. А вне Церкви нет спасения, нет и счастья. В этом суть нашей нравственной оценки.
Главным словом нашей книги является слово «солидарность», единодушие людей друг с другом и с Богом. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). Солидарность не значит единообразие. Каждый уважает и ценит в другом иного, видит в ином такой же образ Божий, каким является и он сам. Когда солидарность в обществе слабеет, когда люди начинают жить своекорыстно, эгоистично, не для другого, а за счет другого - будь то человек, социальный класс, иной народ, - когда они больше берут у других, чем дают им сами, тогда общество приближается к катастрофе. Но хуже всего бывает тогда, когда это греховное состояние не осуждается, даже не терпится молча, но освящается особой идеологией сословного, классового, национального или расового превосходства.
Старая Россия рухнула из-за крепостного рабства, основанного на сословном превосходстве дворянства и принижении «подлого» народа - крестьян. Последствия крепостного состояния так и не были изжиты в нашем обществе до самой революционной катастрофы. В этой идее не было ни капли солидарности, соборности, и потому старая русская Церковь, освящая крепостное состояние своим авторитетом, потеряла доверие народа.
Но на смену одной неправде пришла другая, еще худшая - классовая ненависть, богоборчество. Это у нас. А в Германии - ненависть расовая, животная ненависть к братьям Господа по плоти - евреям, презрение к «недочеловекам» - славянам, цыганам, чернокожим. Немало неправды было и в либеральных демократиях: презрение к колониальным народам, расовая сегрегация в США. Это восстание на солидарность людей друг с другом и с Богом и погубило всех нас в ХХ веке. Поэтому оселком солидарности проверяется нами в книге каждое историческое событие, всякий общественный деятель. В этом - суть нашей нравственной оценки истории.
Алексей Кара-Мурза,
заведующий отделом
социальной
и политической
философии ИФ РАН:
В книге «История России. ХХ век» мои главы посвящены дореволюционной политике: социальные слои, общественные настроения, политические партии, Думы, буржуазия, интеллигенция - об этом я писал. Эти главы очень важны - они задают тон книги. Я вообще считаю, что все решилось в России именно в те десятилетия. Весь контекст этих первых глав отвечает на вопрос, а могла ли судьба России в ХХ веке сложиться иначе? Понятно, что когда была установлена большевистская диктатура, против нее идти было очень трудно, тем более что лучшая часть элиты была либо уничтожена, либо выслана, ушла из страны. Последовавшие семьдесят лет Россия проходила по одному из альтернативных путей той развилки, на которой стояла на рубеже ХІХ и ХХ веков.
Я показываю, что была альтернатива. Я ее называю земской - не либеральной в узком смысле слова, а именно земской. Включая сюда синтез, я бы сказал, либерально-христианский - на основе национальных традиций, но лучших традиций - земских.
Сама книга, на мой взгляд, - антиопричная (если следовать классическому делению на земщину и опричнину). Она протестует против любых форм русской опричнины. И выступает за любые формы русской земщины. За земский путь, основанный на серьезном земском движении, лучшая часть которого была потом конвертирована в определенные формы политики, что позволило либералам выиграть первую и вторую Думу, иметь серьезное представительство в третьей и четвертой. То есть за русский земский и условно говоря, парламентский путь.
Эта альтернатива была живучая, очень укорененная в российской традиции. К тому времени дали плоды реформы Александра ІІ. Прошло двадцать-тридцать лет, и сами механизмы, которые тогда заработали, сформировали совершенно другой массовый тип русского человека: человека, который умеет выбирать, защищать свой выбор и его реализовывать. Этот массовый тип накопился к рубежу ХІХ-ХХ веков в огромном количестве не только в столицах - это целая субкультура. И я показываю, в каких регионах эта альтернатива, хоть и ненадолго (1904, 1905, начало 1906 года), выигрывает, например в Томске. Эта альтернатива выиграла и в Воронеже - земская альтернатива на уровне города, губернии. Этот путь был возможен и для всей России. К сожалению, непрофессионализм власти, огромная консервативная инерция, некоторые ошибки самих либералов - все это привело к тому, что эта альтернатива не смогла реализоваться.
После этого мы пошли по большевистскому пути, абсолютно опричному, и у меня ощущение, что мы и до сих пор пока не смогли переломить эту тенденцию. Опричники разных мастей постоянно придавливают русское земство. Наша книга, на мой взгляд, - это ответ русским опричникам со стороны российского земства. Земства, повторяю, в котором истинно сильна христианская струя, которая ни в коей мере не противоречит русской свободе и идее русского порядка. Более того, эта книга получилась не только земская, она получилась действительно либерально-христианская. Эту линию продолжила потом часть русской эмиграции, но, к сожалению, здесь, на родине, она была полностью затоптана. Я надеюсь, что когда-нибудь мы вырулим снова на земский, либерально-христианский путь.
Книга в целом, на мой взгляд, делает позитивное дело. Она показывает, что, во-первых, в России сущест-вует альтернативная история - история общества, а не история власти. Это впервые сказано. Коллаж на облож-ках из фотографий простых людей - это как раз символ того, что это альтернативная история людей, а не безличных законов и внелюдских тенденций.
История как любое рукотворное людское дело подвержена нравственному осмыслению. Я не думаю, что нравственная книга может расколоть общество; на мой взгляд, она может только соединить. Правдой трудно расколоть: если людям морочить головы, они гораздо более агрессивны, чем когда они узнают правду и задумываются о ней.
Эта книга соединяет две очень серьезных вещи: идею нравственности и идею свободы. А они, к сожалению, у нас редко когда сочетаются: если либерал, то почему-то обязательно атеист, или агностик, или вообще непонятно кто. Если консерватор, то обязательно зашоренный, а не размышляющий и обязательно ненавидящий свободу, выступающий только за единообразие в мозгах и в обществе. Порядок и свободу можно соединить. Вот земство - это как раз соединение свободы и порядка, альтернативная форма русского порядка, которая на самом деле намного ближе к человеку, чем навязанная ему сверху. И настоящее христианское чувство - это не столько чувство церковной иерархии, сколько опыт единения через христианскую общину, как это и было заложено в основание Церкви. Создать на основе нравственности это непротиворечивое единство русской воли, свободы и порядка - это, на мой взгляд, соединяющая идея, а не разрушающая. В России нет сейчас более конструктивной идеи, чем земство и солидаризм.
Есть масса таких проблем, которые при внимательном чтении книги «История России. ХХ век» просто снимаются, оказываются псевдопроблемами. Скажем, противостояние западничества и славянофильства. Это значительный шаг не только в исторической науке, это еще и шаг в становлении целостного, здорового, солидаристского российского самосознания. Пора закончить эту гражданскую войну и начать работать для созидания.
Николай Артёмов,
протоиерей, секретарь
Германской епархии РПЦЗ:
Книга «История России. ХХ век» определенно предоставляет собой смену парадигмы. Уже потому, что рассматривает две России - советскую и зарубежную - как единое целое. Этот взгляд, наконец, стал возможным, и мне он кажется необходимым и верным. Можно сравнить русское общество с водой: она течет, изменяется, оседает в омутах, очищается на камнях, разделяется на потоки, ручейки, образует отдельные водоемы. Но в своей природе она одна и та же. Даже между отдельными водоемами есть связь - через дождевые облака. И авторы книги стараются воспринимать как единое целое русский народ, русскую душу и, на высшем уровне, русский дух, который питается православием.
Участие эмиграции подается именно в этом ключе. Эмиграция интегрирована в российский исторический процесс. Это чрезвычайно важно для обретения полноценного видения для России в целом. Пусть эмиграция была лишена территории, но это не мешало ей оставаться частью российского общества. Кроме того, ее подпитывали новые волны выходцев из России, оказавшихся за рубежом, прежде всего в годы Второй мировой войны. Эти люди, собственно, не были «эмиграцией» в чистом виде - они, в большинстве своем, оказались на оккупированной Германией территории и не вернулись обратно в СССР. Эта новая волна принесла с собой опыт жизни под советской властью, в условиях коллективизации и последующих страшных 1930-х годов.
Общение между эмигрантами и советскими людьми было всегда - через те самые «дождевые облака», о которых я говорил. Встречались с советскими туристами, моряками, спортсменами, инженерами, писателями… Это общение показывало, что русская душа, хотя и покрыта разными пропагандистскими стереотипами, жаждет чего-то другого. Так как вера составляла основу, становой хребет эмигрантской жизни, при встречах с русскими людьми речь о ней заходила очень часто. И среди воспитанных в атеизме советских граждан слово о вере встречало интерес.
В книге многие традиционные понятия заменены на новые, и, на мой взгляд, это нормальное явление в исторической науке. Когда в том или ином историческом событии или процессе выявляются новые аспекты, их нужно должным образом учесть и обобщить. И прежние названия могут уже не соответствовать этому обобщению. Было бы попросту нечестно, если - при том новом подходе, который открывается в этой книге, - мы бы использовали созданный Сталиным термин «Великая Отечественная война». Лучше следовать Солженицыну, который, насколько мне известно, первый ввел в употребление понятие «советско-нацистская война». Откройте третий том «Архипелага ГУЛАГа». Достаточно прочесть первую и последнюю главу, чтобы удостовериться, что в «Истории России. ХХ век» отобразилась солженицынская перспектива.
Взаимопонимание в русском обществе рождается в муках, потому что освобождение от запретов порождает чувство: нельзя трогать «святыни». Тут можно вспомнить, что по поводу другой обсуждаемой сейчас книги - «Трагедия России. “Запретные” темы русской истории ХХ века» протоиерея Георгия Митрофанова - появилась весьма односторонняя статья, автор которой утверждает, что эти темы должны оставаться именно «запретными». Люди инстинктивно боятся, что их вот-вот лишат привычных ценностей, что не останется уже ничего «святого». Сказывается и опыт: видели разгул беспринципного либерализма, да еще на фоне безнравственно устроенной экономики. Понятно нежелание быть втянутым в подобный разгул. Отсюда сопротивление потере привычного.
Но Церковь все же исповедует громогласно на Литургии: «Един свят, един Господь, Иисус Христос во славу Бога Отца. Аминь». Иначе мы впадаем в идолопоклонство. Земных святынь нет и не может быть, разве что они Христовы! Святые они - во Христе, и святые иконы основаны на образе Божием. Поэтому и в книге речь идет об обретении Россией своего духовного лика.
Существует опасность восприятия Церкви и православия как системы запретов и приказов. Но заповеди Божии высвобождают в человеке образ Божий. Заповеди - это свобода духа, свобода от идолов, от мифов, от страстей-эмоций. Высвобождение к Истине. Поэтому страх не должен распространяться на поиск новых положительных начал, построенных на ценности личности и личностных ценностях, то есть восходящих к личностному началу, дарованному нам именно Христом как Личностью Боголикой - и отсюда возводящей к личностному триединству: Богу-Троице.
При таком освобождении от наносного тоталитарного духа понятие Великой Отечественной войны может сохраниться, но уже в ином смысле. Русские люди во время войны стремились к свободе. Где бы они ни были и в самых разных условиях - нередко трагических. Советские солдаты думали, что не вернутся уже в прежний сталинский СССР, верили, что прежняя жизнь с колхозами, репрессиями и государственным богоборчеством уже невозможна. В РОА тоже верили, что русскую стихию Гитлеру не победить. Но русское освобождение тогда не сбылось. Не было суждено. Может быть, не созрело духовно? Трудный вопрос. Книга на него не пытается ответить, но дает канву для самых глубоких раздумий. Важно, что здесь нет односторонности. Есть открытость.
Я очень надеюсь, что мыслящими людьми книга будет воспринята верно и что она станет одним из элементов оздоровления атмосферы в России, ищущей свой дальнейший путь.
Для справки, "Журнал Московской Патриархии" - это официальный орган Московского Патриархата.
К сожалению, у ЖМП нет интернет-версии, в интернете этот текст публикуем только мы, естественно, с разрешения редакции. Поэтому, если вы сочтете этот материал интересным, дайте ссылку на него, или перепостите. Спасибо!
История ХХ века не дает покоя российскому обществу. Острые споры вспыхивают вокруг многих памятных дат, общественных инициатив и даже решений государственной власти.
Не стал исключением и новый двухтомник «История России. ХХ век» под редакцией А.Б. Зубова. В работе над книгой принял участие широкий круг авторов: историки ведущих академических институтов и вузов России, философы, юристы, искусствоведы, православные священники - всего более 40 человек. К началу 2010 года это издание в качестве учебного пособия уже используется в Санкт-Петербургской и Коломенской духовных семинариях. Идет работа над вторым, исправленным и дополненным, изданием.
Сегодня нередко можно услышать утверждения, что у нас нет общей истории, нет общей России. Для кого-то Россия - страна, навсегда погибшая в 1917 году, для других история отечества, напротив, начинается с этого года. Третьи пытаются соединить в одно Россию дореволюционную, советскую и постсоветскую, невольно жертвуя одной из них в пользу других.
Может ли историк-христианин на основе своего религиозно-нравственного мировоззрения разрешить те конфликты прошлого, которые нас разделяют? Насколько приемлем такой подход для во многом секулярного российского общества? И возможно ли вообще целостное восприятие отечественной истории со всеми ее разрывами и противоречиями?
Об этом размышляют авторы и читатели «Истории России».
Андрей Зубов,
профессор МГИМО:
Двухтомник «История России. ХХ век» вырос из идеи написать учебник для 11 класса российской школы. Учебник, в котором жизнь нашего народа описывалась бы принципиально не в советском духе. Ведь до сих пор, хотя за 20 последних лет проведено множество исследований, написаны тысячи объективных и честных книг буквально по всем вопросам отечественной истории ХХ века, опубликованы сотни томов ранее строго засекреченных документов, школьные учебники пишутся как в советское время. Всё та же «коллективизация», «индустриализация», «культурная революция». Все так же белые захватывают города, а красные их «освобождают». Большевистский режим рассматривается как законный, его власть - как одобряемая народом, его действия (за исключением отдельных эксцессов) - как правильные, справедливые, человеколюбивые, хозяйственно целесообразные. Хотя теперь о репрессиях и говорится скороговоркой, но истинный масштаб рукотворной гуманитарной катастрофы, подлинная богоборческая и человеконенавистническая природа большевистского режима не раскрывается. В новейших учебниках Сталина порой именуют «умелым менеджером». А режим, при котором было уничтожено всякое инакомыслие, все несогласные с ленинско-сталинской идеологией и, в первую очередь, все активные верующие всех религий, авторы таких учебников отказываются именовать тоталитарным.
Выступая против всей этой лжи, желая восстановить историческую правду, стремясь вновь утвердить нравственный принцип в оценке исторических событий, вновь сделать мерилом добра и зла человека, его жизнь, достоинство, свободу, а не силу государства, не количество выплавляемой стали или численность ядерных бомб, - мы и решились писать учебник. Собрался авторский коллектив, более сорока ученых, большей частью историков с известными именами, специалистов в различных областях изучения прошлого века. Свои специальные знания они стремились сделать на этот раз достоянием не узкого круга специалистов, но российской молодежи, всего нашего общества.
И вот, когда мы начали писать, то все почти одновременно поняли, что учебником тут не обойдешься. Слишком велик разрыв между знаниями профессионалов, которые мыслят уже совсем не так, как в советское время, и обществом, питающимся или из популярных книг, телепередач и полусоветских учебников, или старым большевистским историческим лубком, восходящим к «Краткому курсу истории ВКП(б)», или разными околоисторическими спекуляциями и мистификациями, которых полным-полно на полках наших книжных магазинов. Людям нужна честная, правдивая и научно полноценная история. Необходимо рассказать о многих фактах, вывести из тени много имен, дат, показать причинно-следственные связи событий. Тут учебником не обойтись. Учебник пишется на основании общей истории эпохи, а такой общей истории как раз и нет в нашем обществе. Когда человек, не узкий профессионал, а просто культурный человек, хочет узнать о временах Елизаветы Петровны, понять, кто такой Мазепа или Миних, он берет «Историю» С.М. Соловьева или В.О. Ключевского, лекции по русской истории С.Ф. Платонова. Но подобной книги по истории России ХХ века нет. Нет книги, достаточно популярной и одновременно профессиональной, по прошлому, самому драматическому веку нашей истории. Да и наша история до ХХ века в свете национальной катастрофы века ХХ должна быть осознана несколько иначе, чем представлялась она в благополучные и мирные годы XIX столетия нашими историками-классиками. Коммунистическая катастрофа заставляет и в дореволюционном прошлом искать предпосылки той великой смуты, которая смела историческую Россию в веке ХХ-м. В результате в какой-то момент все авторы поняли, что писать надо не учебник, а книгу для чтения по истории России, некоторое продолжение Соловьева или Платонова в ХХ век. Эта книга предназначена не только и даже не столько для учеников 11 класса. Большинству из них одолеть эти два огромных тома будет еще нелегко. Но это книга для их учителей, для их родителей, для их старших сестер и братьев, уже вставших на путь самостоятельной жизни, для всех, кто хочет узнать, как на самом деле было, кто хочет понять, почему так было, и кто желает уяснить, как с таким прошлым нам строить нашу жизнь в ХХI веке.
История вся строится на правде, должна строиться, по крайней мере. Беда в том, что в советское время прямая ложь и многочисленные умолчания были нормой для исторического официоза. Скажем, утверждалось, что в Катыни польских военных убили немцы осенью 1941 года, а не советские энкавэдешники в апреле 1940-го. Это была прямая ложь. Умолчанием было сокрытие приложений к пакту от 23 августа 1939 года между нацистской Германией и СССР, в которых говорилось о разделе Восточной Европы. Лжи было много, но бесконечно больше было умолчаний, совершенно искажавших понимание всего хода исторического процесса. В нашей книге мы старались полностью избавиться от лжи и честно рассказать обо всем важном в нашей истории прошлого века, не делать тенденциозных умолчаний. Это касается не только фактов правления коммунистов, но и жизни русской эмиграции, и антикоммунистического сопротивления, и жизни Церкви. В спорных случаях я как ответственный редактор объяснял нашу позицию в специальных врезках. Вся задача историка и состоит в том, чтобы вы-явить точный исторический факт, реконструировать на основании свидетельств, документов мотивы тех или иных действий деятелей исторического процесса. Скажем, в советский период мотивы участия в борьбе против коммунистов объяснялись желанием «бывших» -капиталистов, генералов, попов - вернуть себе имущество и власть. Это заведомая ложь. В многочисленных документах, декларациях, частных письмах, дневниках, воспоминаниях фигурируют совершенно иные мотивы: вернуть народу отечество, веру, свободу, право распоряжаться своим имуществом, защитить жизнь и достоинство, довести страну до всенародных выборов в Учредительное собрание. Эти свидетельства приводятся, анализируются.
Что же касается нравственной оценки, то это - наша принципиальная позиция. Историк всегда имеет какую-то шкалу оценки. Один высшей ценностью объявляет экономическое развитие, другой - имперское могущество, третий - культурные достижения, четвертый - национальную независимость и по этой шкале определяет успехи и неудачи государства, народа. Мы же высшей ценностью объявили свободу и достоинство человека. Мы исходим из убеждения, что государство существует для человека, а не человек для государства. Человек создает государство, чтобы ему было лучше, свободней, богаче и спокойней жить. А если какие-то люди узурпируют за собой государство и от его имени начинают ущемлять граждан в их правах, лишать их имущества, свободы и самой жизни, бесконтрольно распоряжаться судьбой других в своих интересах, то, значит, государство как общее благо рухнуло, и такие узурпаторы заслуживают самой суровой оценки, и юридической и нравственной. Мы уверены, что нравственные принципы, на которых строится индивидуальная судьба, вполне распространимы и на общество. Если в обществе люди убивают друг друга, лгут друг другу, насилуют волю друг друга, то это безнравственно и приведет рано или поздно к социальной катастрофе.
Авторы книги твердо придерживаются христианского принципа, что человек - мерило всех вещей. Ради человека в мир пришел Спаситель, ради человека Он принял позорную смерть. Христианское общество может быть бедным, может быть слабым, но оно не может быть бесчеловечным, не может попирать заповеди, принципиальные установления Божии. А если какое-то общество попирает заповеди - значит, оно обречено на страдания, так как оно ставит себя вне Бога, вне Церкви Христовой. А вне Церкви нет спасения, нет и счастья. В этом суть нашей нравственной оценки.
Главным словом нашей книги является слово «солидарность», единодушие людей друг с другом и с Богом. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). Солидарность не значит единообразие. Каждый уважает и ценит в другом иного, видит в ином такой же образ Божий, каким является и он сам. Когда солидарность в обществе слабеет, когда люди начинают жить своекорыстно, эгоистично, не для другого, а за счет другого - будь то человек, социальный класс, иной народ, - когда они больше берут у других, чем дают им сами, тогда общество приближается к катастрофе. Но хуже всего бывает тогда, когда это греховное состояние не осуждается, даже не терпится молча, но освящается особой идеологией сословного, классового, национального или расового превосходства.
Старая Россия рухнула из-за крепостного рабства, основанного на сословном превосходстве дворянства и принижении «подлого» народа - крестьян. Последствия крепостного состояния так и не были изжиты в нашем обществе до самой революционной катастрофы. В этой идее не было ни капли солидарности, соборности, и потому старая русская Церковь, освящая крепостное состояние своим авторитетом, потеряла доверие народа.
Но на смену одной неправде пришла другая, еще худшая - классовая ненависть, богоборчество. Это у нас. А в Германии - ненависть расовая, животная ненависть к братьям Господа по плоти - евреям, презрение к «недочеловекам» - славянам, цыганам, чернокожим. Немало неправды было и в либеральных демократиях: презрение к колониальным народам, расовая сегрегация в США. Это восстание на солидарность людей друг с другом и с Богом и погубило всех нас в ХХ веке. Поэтому оселком солидарности проверяется нами в книге каждое историческое событие, всякий общественный деятель. В этом - суть нашей нравственной оценки истории.
Алексей Кара-Мурза,
заведующий отделом
социальной
и политической
философии ИФ РАН:
В книге «История России. ХХ век» мои главы посвящены дореволюционной политике: социальные слои, общественные настроения, политические партии, Думы, буржуазия, интеллигенция - об этом я писал. Эти главы очень важны - они задают тон книги. Я вообще считаю, что все решилось в России именно в те десятилетия. Весь контекст этих первых глав отвечает на вопрос, а могла ли судьба России в ХХ веке сложиться иначе? Понятно, что когда была установлена большевистская диктатура, против нее идти было очень трудно, тем более что лучшая часть элиты была либо уничтожена, либо выслана, ушла из страны. Последовавшие семьдесят лет Россия проходила по одному из альтернативных путей той развилки, на которой стояла на рубеже ХІХ и ХХ веков.
Я показываю, что была альтернатива. Я ее называю земской - не либеральной в узком смысле слова, а именно земской. Включая сюда синтез, я бы сказал, либерально-христианский - на основе национальных традиций, но лучших традиций - земских.
Сама книга, на мой взгляд, - антиопричная (если следовать классическому делению на земщину и опричнину). Она протестует против любых форм русской опричнины. И выступает за любые формы русской земщины. За земский путь, основанный на серьезном земском движении, лучшая часть которого была потом конвертирована в определенные формы политики, что позволило либералам выиграть первую и вторую Думу, иметь серьезное представительство в третьей и четвертой. То есть за русский земский и условно говоря, парламентский путь.
Эта альтернатива была живучая, очень укорененная в российской традиции. К тому времени дали плоды реформы Александра ІІ. Прошло двадцать-тридцать лет, и сами механизмы, которые тогда заработали, сформировали совершенно другой массовый тип русского человека: человека, который умеет выбирать, защищать свой выбор и его реализовывать. Этот массовый тип накопился к рубежу ХІХ-ХХ веков в огромном количестве не только в столицах - это целая субкультура. И я показываю, в каких регионах эта альтернатива, хоть и ненадолго (1904, 1905, начало 1906 года), выигрывает, например в Томске. Эта альтернатива выиграла и в Воронеже - земская альтернатива на уровне города, губернии. Этот путь был возможен и для всей России. К сожалению, непрофессионализм власти, огромная консервативная инерция, некоторые ошибки самих либералов - все это привело к тому, что эта альтернатива не смогла реализоваться.
После этого мы пошли по большевистскому пути, абсолютно опричному, и у меня ощущение, что мы и до сих пор пока не смогли переломить эту тенденцию. Опричники разных мастей постоянно придавливают русское земство. Наша книга, на мой взгляд, - это ответ русским опричникам со стороны российского земства. Земства, повторяю, в котором истинно сильна христианская струя, которая ни в коей мере не противоречит русской свободе и идее русского порядка. Более того, эта книга получилась не только земская, она получилась действительно либерально-христианская. Эту линию продолжила потом часть русской эмиграции, но, к сожалению, здесь, на родине, она была полностью затоптана. Я надеюсь, что когда-нибудь мы вырулим снова на земский, либерально-христианский путь.
Книга в целом, на мой взгляд, делает позитивное дело. Она показывает, что, во-первых, в России сущест-вует альтернативная история - история общества, а не история власти. Это впервые сказано. Коллаж на облож-ках из фотографий простых людей - это как раз символ того, что это альтернативная история людей, а не безличных законов и внелюдских тенденций.
История как любое рукотворное людское дело подвержена нравственному осмыслению. Я не думаю, что нравственная книга может расколоть общество; на мой взгляд, она может только соединить. Правдой трудно расколоть: если людям морочить головы, они гораздо более агрессивны, чем когда они узнают правду и задумываются о ней.
Эта книга соединяет две очень серьезных вещи: идею нравственности и идею свободы. А они, к сожалению, у нас редко когда сочетаются: если либерал, то почему-то обязательно атеист, или агностик, или вообще непонятно кто. Если консерватор, то обязательно зашоренный, а не размышляющий и обязательно ненавидящий свободу, выступающий только за единообразие в мозгах и в обществе. Порядок и свободу можно соединить. Вот земство - это как раз соединение свободы и порядка, альтернативная форма русского порядка, которая на самом деле намного ближе к человеку, чем навязанная ему сверху. И настоящее христианское чувство - это не столько чувство церковной иерархии, сколько опыт единения через христианскую общину, как это и было заложено в основание Церкви. Создать на основе нравственности это непротиворечивое единство русской воли, свободы и порядка - это, на мой взгляд, соединяющая идея, а не разрушающая. В России нет сейчас более конструктивной идеи, чем земство и солидаризм.
Есть масса таких проблем, которые при внимательном чтении книги «История России. ХХ век» просто снимаются, оказываются псевдопроблемами. Скажем, противостояние западничества и славянофильства. Это значительный шаг не только в исторической науке, это еще и шаг в становлении целостного, здорового, солидаристского российского самосознания. Пора закончить эту гражданскую войну и начать работать для созидания.
Николай Артёмов,
протоиерей, секретарь
Германской епархии РПЦЗ:
Книга «История России. ХХ век» определенно предоставляет собой смену парадигмы. Уже потому, что рассматривает две России - советскую и зарубежную - как единое целое. Этот взгляд, наконец, стал возможным, и мне он кажется необходимым и верным. Можно сравнить русское общество с водой: она течет, изменяется, оседает в омутах, очищается на камнях, разделяется на потоки, ручейки, образует отдельные водоемы. Но в своей природе она одна и та же. Даже между отдельными водоемами есть связь - через дождевые облака. И авторы книги стараются воспринимать как единое целое русский народ, русскую душу и, на высшем уровне, русский дух, который питается православием.
Участие эмиграции подается именно в этом ключе. Эмиграция интегрирована в российский исторический процесс. Это чрезвычайно важно для обретения полноценного видения для России в целом. Пусть эмиграция была лишена территории, но это не мешало ей оставаться частью российского общества. Кроме того, ее подпитывали новые волны выходцев из России, оказавшихся за рубежом, прежде всего в годы Второй мировой войны. Эти люди, собственно, не были «эмиграцией» в чистом виде - они, в большинстве своем, оказались на оккупированной Германией территории и не вернулись обратно в СССР. Эта новая волна принесла с собой опыт жизни под советской властью, в условиях коллективизации и последующих страшных 1930-х годов.
Общение между эмигрантами и советскими людьми было всегда - через те самые «дождевые облака», о которых я говорил. Встречались с советскими туристами, моряками, спортсменами, инженерами, писателями… Это общение показывало, что русская душа, хотя и покрыта разными пропагандистскими стереотипами, жаждет чего-то другого. Так как вера составляла основу, становой хребет эмигрантской жизни, при встречах с русскими людьми речь о ней заходила очень часто. И среди воспитанных в атеизме советских граждан слово о вере встречало интерес.
В книге многие традиционные понятия заменены на новые, и, на мой взгляд, это нормальное явление в исторической науке. Когда в том или ином историческом событии или процессе выявляются новые аспекты, их нужно должным образом учесть и обобщить. И прежние названия могут уже не соответствовать этому обобщению. Было бы попросту нечестно, если - при том новом подходе, который открывается в этой книге, - мы бы использовали созданный Сталиным термин «Великая Отечественная война». Лучше следовать Солженицыну, который, насколько мне известно, первый ввел в употребление понятие «советско-нацистская война». Откройте третий том «Архипелага ГУЛАГа». Достаточно прочесть первую и последнюю главу, чтобы удостовериться, что в «Истории России. ХХ век» отобразилась солженицынская перспектива.
Взаимопонимание в русском обществе рождается в муках, потому что освобождение от запретов порождает чувство: нельзя трогать «святыни». Тут можно вспомнить, что по поводу другой обсуждаемой сейчас книги - «Трагедия России. “Запретные” темы русской истории ХХ века» протоиерея Георгия Митрофанова - появилась весьма односторонняя статья, автор которой утверждает, что эти темы должны оставаться именно «запретными». Люди инстинктивно боятся, что их вот-вот лишат привычных ценностей, что не останется уже ничего «святого». Сказывается и опыт: видели разгул беспринципного либерализма, да еще на фоне безнравственно устроенной экономики. Понятно нежелание быть втянутым в подобный разгул. Отсюда сопротивление потере привычного.
Но Церковь все же исповедует громогласно на Литургии: «Един свят, един Господь, Иисус Христос во славу Бога Отца. Аминь». Иначе мы впадаем в идолопоклонство. Земных святынь нет и не может быть, разве что они Христовы! Святые они - во Христе, и святые иконы основаны на образе Божием. Поэтому и в книге речь идет об обретении Россией своего духовного лика.
Существует опасность восприятия Церкви и православия как системы запретов и приказов. Но заповеди Божии высвобождают в человеке образ Божий. Заповеди - это свобода духа, свобода от идолов, от мифов, от страстей-эмоций. Высвобождение к Истине. Поэтому страх не должен распространяться на поиск новых положительных начал, построенных на ценности личности и личностных ценностях, то есть восходящих к личностному началу, дарованному нам именно Христом как Личностью Боголикой - и отсюда возводящей к личностному триединству: Богу-Троице.
При таком освобождении от наносного тоталитарного духа понятие Великой Отечественной войны может сохраниться, но уже в ином смысле. Русские люди во время войны стремились к свободе. Где бы они ни были и в самых разных условиях - нередко трагических. Советские солдаты думали, что не вернутся уже в прежний сталинский СССР, верили, что прежняя жизнь с колхозами, репрессиями и государственным богоборчеством уже невозможна. В РОА тоже верили, что русскую стихию Гитлеру не победить. Но русское освобождение тогда не сбылось. Не было суждено. Может быть, не созрело духовно? Трудный вопрос. Книга на него не пытается ответить, но дает канву для самых глубоких раздумий. Важно, что здесь нет односторонности. Есть открытость.
Я очень надеюсь, что мыслящими людьми книга будет воспринята верно и что она станет одним из элементов оздоровления атмосферы в России, ищущей свой дальнейший путь.