Настоящий христианин знает, что он хуже всех людей
Это характерно для двух категорий «крестоносцев» - для делающих на религии карьеру и для неофитов. Именно эти две категории рвутся учить всех остальных, как нужно жить, что такое хорошо, что такое плохо и как устроен мир.
В их попытках самое забавное то, что «учителя» не представляют себе, какими забавными их попытки видятся со стороны: как нелепы такие попытки двоечников учить если и не отличников, то твердых троечников. Что первое, что открывают любые их рассуждения о Боге, о вере, о смысле жизни и т.п. - это то, что сами они крайне смутно представляют себе предмет разговора.
Иначе бы тональность их поучений была бы совсем другой.
Тот, кто знает о христианстве (да и о любой иной большой религии) хоть что-то сколько-нибудь серьезное, знает, что христианство - это прежде всего наука о том, как человеку стать лучше. И любой, для кого христианство не просто набор не то реальных, не то вымышленных истории и не просто набор ритуальных действий, знает, что ему, лично ему необходимо при помощи религии стать лучше: избавиться от тех-то и тех-то плохих сторон своей индивидуальности и приобрести такие-то и такие-то хорошие.
Без такого понимания своей плохости религиозность мертва. Оживать она начинает, только когда человеку открыввается вся мера его личного, его, Петра Ибрагимовича или Шавлы Израйлевича , индивидуального несовершенства.
Без этого нельзя почувствовать огромности пропасти, отделяющей человека от Бога, понять всей бездонности той глубины, о которой Давид пел: «Из глубины взываю к тебе, Господь». А не поняв всей ее глубины нельзя даже помыслить о том, чтобы исполнить главную христианскую заповедь «Будьте совершенны так, как совершенен Бог».
Именно поэтому серьезная, непоказная христианская жизнь начинается с самопознания, а на языке религии - с познания своей греховности. Тот, кто не прошел этот этап, может считаться только христианином-подготовишкой, неважно какие высокие ступени в церковной иерархии он занимает или как громко кричит «Я самый расхристианинский христианин».
А вот тот, кто прошел, приобретает особое качество личности: он знает меру, а точнее почти безмерность своей плохости и знает, какие почти невыполнимые обязательства накладывает на него это знание и как он плохо справляется с этими обязательствами.
Казалось бы, знание своей плохости должно было бы поднимать человека над другими людьми: дескать, все мы плохи, но я хотя бы понимаю свою плохость, значит, этим я лучше. Но происходит не так: все люди плохи, но они не знают о своей плохости и потому им простительно, что они мало стараются стать лучше, а я знаю, и потому мне мое малое старание (пусть и большее, чем у других людей) непростительно.
Именно в этом смысле вступивший на христианский путь (а не просто надевший крест завсегдатай церкви) считает себя худшим из людей.
И это знание накладывает на все его дела и слова особую печать. Для него становятся немыслимы и та кичливость всезнайства, и то стремление поучать, которые так агрессивно демонстрируют сегодня люди в рясах.
И весь его облик облагораживаеся мУкой собственного несовершенства.
Той самой, которой не мучаются сегодня те, кто мучается другой мУкой: чтобы его религиозные чувства, не дай бог, не были кем-то оскорблены.
В их попытках самое забавное то, что «учителя» не представляют себе, какими забавными их попытки видятся со стороны: как нелепы такие попытки двоечников учить если и не отличников, то твердых троечников. Что первое, что открывают любые их рассуждения о Боге, о вере, о смысле жизни и т.п. - это то, что сами они крайне смутно представляют себе предмет разговора.
Иначе бы тональность их поучений была бы совсем другой.
Тот, кто знает о христианстве (да и о любой иной большой религии) хоть что-то сколько-нибудь серьезное, знает, что христианство - это прежде всего наука о том, как человеку стать лучше. И любой, для кого христианство не просто набор не то реальных, не то вымышленных истории и не просто набор ритуальных действий, знает, что ему, лично ему необходимо при помощи религии стать лучше: избавиться от тех-то и тех-то плохих сторон своей индивидуальности и приобрести такие-то и такие-то хорошие.
Без такого понимания своей плохости религиозность мертва. Оживать она начинает, только когда человеку открыввается вся мера его личного, его, Петра Ибрагимовича или Шавлы Израйлевича , индивидуального несовершенства.
Без этого нельзя почувствовать огромности пропасти, отделяющей человека от Бога, понять всей бездонности той глубины, о которой Давид пел: «Из глубины взываю к тебе, Господь». А не поняв всей ее глубины нельзя даже помыслить о том, чтобы исполнить главную христианскую заповедь «Будьте совершенны так, как совершенен Бог».
Именно поэтому серьезная, непоказная христианская жизнь начинается с самопознания, а на языке религии - с познания своей греховности. Тот, кто не прошел этот этап, может считаться только христианином-подготовишкой, неважно какие высокие ступени в церковной иерархии он занимает или как громко кричит «Я самый расхристианинский христианин».
А вот тот, кто прошел, приобретает особое качество личности: он знает меру, а точнее почти безмерность своей плохости и знает, какие почти невыполнимые обязательства накладывает на него это знание и как он плохо справляется с этими обязательствами.
Казалось бы, знание своей плохости должно было бы поднимать человека над другими людьми: дескать, все мы плохи, но я хотя бы понимаю свою плохость, значит, этим я лучше. Но происходит не так: все люди плохи, но они не знают о своей плохости и потому им простительно, что они мало стараются стать лучше, а я знаю, и потому мне мое малое старание (пусть и большее, чем у других людей) непростительно.
Именно в этом смысле вступивший на христианский путь (а не просто надевший крест завсегдатай церкви) считает себя худшим из людей.
И это знание накладывает на все его дела и слова особую печать. Для него становятся немыслимы и та кичливость всезнайства, и то стремление поучать, которые так агрессивно демонстрируют сегодня люди в рясах.
И весь его облик облагораживаеся мУкой собственного несовершенства.
Той самой, которой не мучаются сегодня те, кто мучается другой мУкой: чтобы его религиозные чувства, не дай бог, не были кем-то оскорблены.