И вот ты сидишь ночью на кровати и видишь, как на лакированной поверхности шкафа отражается приоткрытая дверь и свет из неё. От усталости кажется, что дверь медленно закрывается. Но она стоит на месте, ты просто её видишь. И свет. И можно подойти и захлопнуть её, с любой стороны. Или выключить свет. Или закрыть на щеколду. А ты всё сидишь на ( Read more... )

Тебе пять лет, ты с бабушкой и дедушкой на даче. Солнце уже заходит за грядки, и небо такое розовое. Бабушка просит тебя принести воды, а ты маленькая, не дотягиваешься до полок с кружками. А бабушка весь  день работала и, конечно же, очень устала. И ты бежишь к умывальнику, зачерпываешь сверху воду и несёшь в ладошках, сложенных лодочкой. А вода ( Read more... )

Как же это страшно и мучительно - понимать, что никогда и никак ты не сможешь рассказать человеку, насколько он важен для тебя. Просто потому, что все люди чувствуют по-разному. И потому, что голова твоя не позволяет тебе показать всю нежность, а значит, слабость, хотя хочется. Или ещё вот эта дурацкая привычка проявлять рядом с важными людьми ( Read more... )

Такое это странное и прекрасное чувство - терять. Не важно кого или что - технику, чувства, кусочек отношений с другом, самого друга, себя или равновесие. Важно просто терять. И смешивать потом смирение и жалость. Ведь как бывает: потеряешь, а потом выскребаешь ошмётки потерянного из появившейся дыры. И иногда плачешь, а иногда просто хмуришься. ( Read more... )

И вот тебе 9 лет, и ты в клетчатом платье идёшь из магазина "Надежда" со свежим хлебом. И буханка ещё тёплая и мягкая, кусаешь горбушку, а густая пыль забивается в сандалии. Мама, конечно же, очень ругается, что до дома ты доносишь только половину хлеба, а на сдачу покупаешь две жвачки. Очень ругается, ещё у тебя коленки как всегда разбиты, а ( Read more... )

У всех есть такая фотография - на которой глаза очень выдают. Выдают, что ты взрослеешь, неумолимо и безвозвратно, не то, чтобы этого не хотелось, но потом жаль. Обычно на этой фотографии тебе лет 14-15. Или меньше. Или больше. И во взгляде одновременно отражается детская наивность и распахнутость и взрослый, только нарождающийся, цинизм, какой- ( Read more... )

На самом деле в метро очень тихо. Ты сидишь на лавочке на "Арбатской", чёрные коленки вместе, а вокруг очень тихо. Люди не разговаривают друг с другом. Они просто идут. Кто-то быстро и напряжённо, кто раздражающе медленно, вразвалочку, кто-то внутри плачет, кто-то смеётся одними глазами. Но все молчат, все. И ты сидишь на лавочке, ветер дует из ( Read more... )

Ну и ещё я тут поняла такую важную вещь. Не важно быть важной, не важно, чтобы было видно, что важная. Важно - знать. Знать и верить. В себя и в других. Как-то очень тонко, сквозь муть и суету дней, сквозь работу, нервное напряжение и слезы, знать самое важное о важности. Приходить домой и знать. Звонить и говорить. По утрам смотреть на заснеженные ( Read more... )

Странно, как много слов мне надо было раньше. Хотелось говорить, рассказывать, и чтобы люди обо мне знали. Чтобы кто-то что-то мне сказал в ответ, а я обязательно возразила. Кажется, сейчас в большинстве случаев я предпочитаю смотреть в глаза, а не говорить. Где-то между 20 и 23 я научилась молчать. Эта необходимая внутренняя тишина, которая нужна ( Read more... )

Память всегда подкидывает неожиданные вещи на первый план. Например, январь, самое начало, большую квартиру с большой лоджией и маленькой кошкой. Очень уютную кухню, довольно старый приёмник и кресло на полу. Книжку "Тошнота",  тянучую тишину, периодически прерываемую проходящими поездами под самым окном. Тёмный проход в снегу, через рельсы, мимо ( Read more... )