Лингвистические эксперименты от Губермана интересны, какая образность, однако...
В Сухуми где-то возле моря я наткнулся на забегаловку-столовую прямо под открытым небом.
Только над столами былихилые навесики, почти от солнца не спасавшие,
но тем не менее, там было полным-полно стариков.
Они пили дивный кофе - две жаровни с раскалённым песком обеспечивали всех бесперебойно,
запивали каждый глоток водой и ругали советскую власть.
Когда я пришёл туда вторично, меня уже приметили, и ко мне подошёл худой старик,
вежливо спросивший меня на идиш, откуда еврей.
Я, как ни странно, понял и ответил столь же вежливо, что говорю только по-русски,
из Москвы, а здесь в командировке.
Старик молча перенёс свой кофе за мой столик и по-будничному очень задал мне вопрос, как живут московские евреи.
Любите кофе? - спросил он без всякого перехода.
Очень, ответил я, в Москве такого кофе нет, хотя я покупаю его в зёрнах, сам мелю и варю в такой же джезве.
Старик оживился, будто я рассказывал ему о жизни евреев. Просто вы снимаете его чуть раньше или чуть позже, чем нужно, заявил он уверенно.
Среди друзей я слыл за матёрого кофевара и поэтому чуть поднял брови недоверчиво.
Одна из жаровен стояла от нас неподалёку.
Над одной из джезв возник холмик кофейной пенки, женщина при жаровне протянула руку и застыла,
выжидая, пока холмик чуть опал, выпукло закатываясь за края сосуда
- только тут она выдернула джезву из песка.
Вот видите, сказал старик назидательно, кофе надо снимать, когда он охуевает.
Игорь Губерман
Лучший кофе у евреев варит Мойша Пантелеев,
А у русских варит кофе лучше всех Иван Иоффе.