Мэтт Рафф "Канализация, Газ & Электричество"
Антиутопии, как правило, печальны. Но антиутопия, в которой живут и действуют лихие экологические пираты, безумные роботы, акула-людоед, дух неукротимого Эбби Хоффмана и русская писательница, ставшая джинном, а также великое множество крайне неравнодушного народа - это совсем другое дело. В этой книге есть то, что я люблю больше всего на свете - шанс для всех и каждого и оптимизм, несмотря ни на что. Не такой оптимизм, за неуместную демонстрацию которого хочется просто прибить его носителя, а оптимизм умный, не яркий, и очень нужный. Расследование загадочного убийства на фоне возможного будущего нашей планеты, игры корпораций, заговоры, катастрофы - не поверите, но это не только увлекательное чтение. Это еще и очень хорошая книга, которую можно будет перечитывать с неизменным интересом. Не буду хвалить стиль и чувство юмора, потому что это нужно видеть. Скажу лишь, что три кита - идеи, язык и сюжет - выше всяких похвал.
Под катом отрывок для тех, кто хочет попробовать книгу на зуб. Никаких спойлеров, сюжет по нему вычислить невозможно.
"На экране знаменитый журналист-катастрофист Тэд Уинстон Пеллер давал интервью ведущему ток-шоу Зандеру Менудо. У него были пухлые щечки, у этого Пеллера; пухлые в двадцать, пухлые на первой писательской фотографии, пухлые до сих пор, хотя с наступлением среднего возраста они начинали обвисать. "Тэд Уинстон Пеллер, - как заметил один из критиков, - превращается в бассета, как на рекламе "Хаш Паппис".
- Я … пытаюсь запечатлеть в своих книгах судьбу поколения… я имею в виду и то поколение, которое только-только достигает совершеннолетия, и свое, тех, кто стал совершеннолетними на смене тысячелетий. Это потерянное поколение.
- Какое? Ваше или нынешнее?
- Мое… то есть, оба… то есть, все потерянные, и с каждой минутой мы теряем все больше. Будь я священником, а не литератором, я бы, наверно скитался сейчас где-нибудь по пустыне, возвещая о том, что это наши последние дни.
- А. - Зандер проницательно кивнул. - Апокалипсис.
- Апокалипсис, именно. Я думаю, что Апокалипсис разговаривает с нами - "с нами", в смысле, с потерянным поколением, с обоими потерянными поколениями, с потерянными людьми, где бы они ни находились: мы слышим его так, как больше ничего уже не можем услышать. Я помню мрачные студенческие годы взросления, когда нас накрывала такая громадная тень…
- Последствия пандемии, Африканская и Сирийская войны.
- Да, конечно, и это - тоже, хотя в первую очередь я говорю о всеобъемлющей опустошенности, которая повлияла на меня и моих сокурсников в Беннингтоне. Никакие деньги и привилегии не смогли излечить глубокую неудовлетворенность, которая, как тогда, так и сейчас, остается, пожалуй, самой большой катастрофой.
- Это абсолютно верно, - согласился Зандер. - "Разоделись, а некуда пойти". Не могу представить более неприятного чувства.
- Да. И я тоже.
- Змей? - позвала Джоан.
- М-м?
- Тебе не кажется, что хватит уже надеяться на человечество?
- Периодически. - Змей подняла глаза от книги. - Но потом я вспоминаю, сколько повидала на своем веку потерянных поколений, у которых все получалось, несмотря на их неимоверную жалость к себе, и перспектива быстро выправляется. - Она покосилась на экран. - Жирненький бурундучок, да?
- Прежирный, - согласилась Джоан".
"- Один из недостатков принадлежности к расе сказочников - склонность забывать, что судьба не сказка, как бы ни хотелось ее так воспринимать. А один из главных недостатков жизни, с точки зрения повествователя, - то, что ей не хватает завершенности.
- В каком смысле - завершенности?
- В том, что все линии и составляющие рассказа не сходятся в одной точке, после кульминации все не становится по своим местам. В жизни все не так аккуратно складывается, и она не прекращается лишь потому, что кто-то одержал победу. В романе доходишь до последнего форзаца, а в жизни за реальными событиями следуют другие реальные события…
- Формируются новые конфликты, - продолжила Джоан. - Снова война.
- Ну - какая-нибудь борьба. И неважно, что после предыдущей не осталось ни сил, ни терпения. Вот из-за чего так расстроилась моя суфражистка: единственное действенное противоядие от борьбы и связанных с нею страданий - как-то избежать будущего. А единственный способ добиться этого - единственный реальный способ, при отсутствии желанного завершения сказки - умереть, прежде, чем будущее настанет. И суть надежды как раз в том, что лучше уж не сделаться персонажем, чем сделаться трупом".
Под катом отрывок для тех, кто хочет попробовать книгу на зуб. Никаких спойлеров, сюжет по нему вычислить невозможно.
"На экране знаменитый журналист-катастрофист Тэд Уинстон Пеллер давал интервью ведущему ток-шоу Зандеру Менудо. У него были пухлые щечки, у этого Пеллера; пухлые в двадцать, пухлые на первой писательской фотографии, пухлые до сих пор, хотя с наступлением среднего возраста они начинали обвисать. "Тэд Уинстон Пеллер, - как заметил один из критиков, - превращается в бассета, как на рекламе "Хаш Паппис".
- Я … пытаюсь запечатлеть в своих книгах судьбу поколения… я имею в виду и то поколение, которое только-только достигает совершеннолетия, и свое, тех, кто стал совершеннолетними на смене тысячелетий. Это потерянное поколение.
- Какое? Ваше или нынешнее?
- Мое… то есть, оба… то есть, все потерянные, и с каждой минутой мы теряем все больше. Будь я священником, а не литератором, я бы, наверно скитался сейчас где-нибудь по пустыне, возвещая о том, что это наши последние дни.
- А. - Зандер проницательно кивнул. - Апокалипсис.
- Апокалипсис, именно. Я думаю, что Апокалипсис разговаривает с нами - "с нами", в смысле, с потерянным поколением, с обоими потерянными поколениями, с потерянными людьми, где бы они ни находились: мы слышим его так, как больше ничего уже не можем услышать. Я помню мрачные студенческие годы взросления, когда нас накрывала такая громадная тень…
- Последствия пандемии, Африканская и Сирийская войны.
- Да, конечно, и это - тоже, хотя в первую очередь я говорю о всеобъемлющей опустошенности, которая повлияла на меня и моих сокурсников в Беннингтоне. Никакие деньги и привилегии не смогли излечить глубокую неудовлетворенность, которая, как тогда, так и сейчас, остается, пожалуй, самой большой катастрофой.
- Это абсолютно верно, - согласился Зандер. - "Разоделись, а некуда пойти". Не могу представить более неприятного чувства.
- Да. И я тоже.
- Змей? - позвала Джоан.
- М-м?
- Тебе не кажется, что хватит уже надеяться на человечество?
- Периодически. - Змей подняла глаза от книги. - Но потом я вспоминаю, сколько повидала на своем веку потерянных поколений, у которых все получалось, несмотря на их неимоверную жалость к себе, и перспектива быстро выправляется. - Она покосилась на экран. - Жирненький бурундучок, да?
- Прежирный, - согласилась Джоан".
"- Один из недостатков принадлежности к расе сказочников - склонность забывать, что судьба не сказка, как бы ни хотелось ее так воспринимать. А один из главных недостатков жизни, с точки зрения повествователя, - то, что ей не хватает завершенности.
- В каком смысле - завершенности?
- В том, что все линии и составляющие рассказа не сходятся в одной точке, после кульминации все не становится по своим местам. В жизни все не так аккуратно складывается, и она не прекращается лишь потому, что кто-то одержал победу. В романе доходишь до последнего форзаца, а в жизни за реальными событиями следуют другие реальные события…
- Формируются новые конфликты, - продолжила Джоан. - Снова война.
- Ну - какая-нибудь борьба. И неважно, что после предыдущей не осталось ни сил, ни терпения. Вот из-за чего так расстроилась моя суфражистка: единственное действенное противоядие от борьбы и связанных с нею страданий - как-то избежать будущего. А единственный способ добиться этого - единственный реальный способ, при отсутствии желанного завершения сказки - умереть, прежде, чем будущее настанет. И суть надежды как раз в том, что лучше уж не сделаться персонажем, чем сделаться трупом".