70 лет назад была прорвана фашистская блокада Ленинграда.
Вражеское кольцо было разорвано в крещенский сочельник 1943 года деревне Марьино.
Помним ли мы о тех, кто так и остался лежать там? Как часто вспоминаем, пишем, рассказываем своим детям, внукам?...
В память о всех, кто выжил, памяти погибших и ушедших в мир иной, публикую отрывок из "Успамин" моего отца, раненного под Ленинградом в 1941 году, совсем мальчишка, 17 лет:
."....И вот когда мы ехали с Тихвина , по дороге нам встретилась женщина, она на санках везла свои пожитки. С ней был маленький лет 10-12 ребёнок и коза на верёвке. Мы остановили машину и молча смотрели на женщину, и у большинства раненых текли слёзы... жизнь возвращается...
Это было наше первое наступление под Ленинградом, в котором судьба так распорядилось, и я участвовал. Правда, откровенно говоря, мало что мы сделали , малый вклад внесли в это наступление. Мы были истощенные, обессиленные переходами, и кроме того мало, очень мало вооружены . Без артеллирийской подготовки, без танков, с винтовками и пулемётиками, да и патронов- то было очень мало. И мне жаль тех ребят до слёз, тех ребят-моряков из Кронштадта, которые сложили свои молодые головы под дер. Бабино.
Потом уже позже в госпитале, встречаясь с ранеными, я узнал, что деревню эту всё-таки взяли, и там только было всего-то 86 немцев, которые сидели в блиндажах, хорошо вооружённые, местность была хорошо "пристреляна".
Когда я встретился на 40-летие Победы в Ленинграде с моим командиром Демьяном Денисовичем, который в то время возглавлял особый отдел или смерш в нашей части, товарищем Рымарь Д.Д., я спросил его, как же это так получилось, что полк истощенных, обессиленных, и по существу плохо вооруженных бойцов, бросили на доты, и полк погиб почти весь!
Он ответил мне, что мы выполнили задачу, не дали замкнуть второе кольцо, соединиться немцам с финами .... Какой ценой!...
Демьян Денисович спросил меня, как же получилось у меня, что я не попал в лыжный батальон. И я рассказал, как мои лыжи остались где-то на машине на Ладоге, "уехали", и без лыж меня отчислили. Поставили вторым номером пулемета вместо выбывшего, который в период похода замерз.
На что Демьян Денисович мне сообщил , что нашим военным лыжникам было дано особое задание, и отряд в 100 человек ушли его выполнять, и никто с этого задания не вернулся. Все погибли. Немцы моряков в плен не брали, да они и не стремились попасть в плен. Судьба и здесь схоронила меня...
Вот такая история, такая участь выпала на нашу долю... Кошмарная, безрадостная, безрассудная...
К 30 декабря мы прибыли в город Череповец, где нас разгрузили с вагонов, и я попал в настоящий госпиталь. И сразу же на операционный стол, где наконец-то разбинтовали мою руку и ноги.
Я спросил врача, будут ли работать мои пальцы на левой руке. А он закричал, что о пальцах и речи быть не может, как бы не отнять руку, ну а с ногами вообще кошмар. Каждый день были перевязки, а всё гниёт, течёт, и боль ужасная.
В Череповце пробыл я 10 дней и получил пакет-назначение в тыл, значит, в госпиталь повезут дальше. Я спрашиваю ребят, а кто ещё едет? Они ответили, что с нашей палаты никто. В палате было человек 30 в школе, приспособленной под эвакогоспиталь.
Один солдат говорит мне, ну ты что, не понимаешь и дальше, начальник же госпиталя человек умный, он не хочет попасть на фронт, и что бы было мало смертности, он всех доходяг отправляет. Пусть они в дороге помирают.
...Правду он сказал или шутку, но от этого уж очень печально мне стало. Погрузили нас в санитарный поезд и повезли. Десять дней мы ехали, перевязки конечно были, но не каждый день. А тут ещё кровавый понос, всё льётся, не успевают менять бельё. Девчата молодые загуляются с ребятами, а я звоню-звоню в колокольчик... Пока кто прибежит, я уже готов, весь мокрый . Уже перестал и кальсоны одевать, так, накроюсь простынёй, да и лежу... Дней через пять всё-таки утихомирили с помощью микстуры мой желудок. Стало веселей. Только вот вошь пешком ходит по простыням. Ну, и с этим справились .Обмазали меня всего: волосы, голову смазали, а затем помыли, и всё закончилось.
Привезли нас в Киров вечером, раздали бумаги, пакеты. В историях болезней у всех написаны № госпиталей, а у меня три буквы неразборчивые. Я позвал сестричку испрашиваю, а меня ж это куда, что тут написано, не на кладбище что- ли? Она меня успокоила, говорит, что тебя Саша в Военно-Морской госпиталь. Это самый лучший госпиталь в Кирове, а ты же моряк, вот тебя и определили в Морской госпиталь.
....Забрали меня взвесить на весы. Вес оказался 42 кг, а в ронштадте был 64. За 1,5 месяца 22 кг потерял.
Начальник госпиталя назначил меня в 9-ое отделение в 8-ю палату , ему заметили, что 8-я - это офицерская . Он ответил, что знает. Так я попал в 8-ю палату. Это моё счастье в жизни , что я попал именно в этот госпиталь и именно в 8-ю палату. Судьба как- будто начала меня вознаграждать за все мои муки и страданья .
В 8-ой палате меня положили справа возле дверей, если выходить из палаты. Напротив меня лежал дядя Боря, морской лётчик, без ноги. В головах у нас лежал Селезнёв - у него прострелена была спина от шеи до заднего прохода . Возле окна- Агеев , а рядом с Селезнёвым лежал Липунов.
Какие это были умные люди, сколько от них я научился житья-бытья... Я им всю жизнь благодарен.
Да, забыл! Ещё был Захар Сорокин, морской лётчик с обмороженными стопами. Нас с ним каждый день носили вместе в операционную. И вот как начнут обрабатывать ноги, а это значит таз с водой теплой, напусят марганцовки туда, и начинают полоскать ступни. Это боль ужасная, я много раз терял сознание от боли. Когда смотрел на Захара Сорокина , он рыжеватый , по-моему, с небольшими веснушками, так он не кричал, не стонал, а только всё лицо у него покрывалось потом .
У него не было обоих стоп , отрезали . А у меня были, только пальцы отвалились на левой ноге , а на правой ноге- ногти.
Захар Сорокин, я потом читал в газете, о нём писал космонавт, и книгу мне сын принёс из библиотеки. Так вот Захар Сорокин после госпиталя опять пошёл в авиацию, служил на истребители, воевал , сбил 18 самолётов противника , получил Героя Советского Союза, жил после войны в Одессе . Жена умерла и он жил с дочерью, и там же умер. Царство ему небесное, мужественный человек.
Вот с какими людьми меня судьба свела.
Был я лежачим 3,5 месяца, а затем начал учиться ходить помаленьку. В отделении у нас были замечательные медицинские сестры, студентки Московского медицинского института, Аня, Полина и Женечка. Аня потом ушла на фронт, и получила Героя Советского Союза. Я об этом где-то читал . Санитарка мне запомнилась, Танечка, местная девчина. А санитара, который меня носил на руках в операционную, звали дядя Федя.
Лечащий врач был замечательный человек, хороший специалист, и только благодаря его старанию и умению я хожу всю жизнь на своих ногах. К сожалению, я забыл его фамилию, а звали, по моему, Василий Иванович."