Любовь в Аушвице. Окончание
На следующий день Белецки встречается с Цилей у мусорных баков напротив эсэсовской казармы:
"Через пару дней нас здесь уже не будет. Но пока не знаю точно - когда".
Ждать подходящего случая приходится целых восемь дней. Эсэсовец, сопровождающий машину с продуктами , предъявляет свой пропуск. На этот раз он оливкового цвета.
Белецки снова встречается с Цилей и говорит ей, что в пятницу, 21-го июля, в три часа пополудни за ней придет офицер СС, чтобы забрать на допрос. "Но ты не бойся. Этим офицером буду я".
Всю ночь Белецки не смыкает глаз. Утром и днем от волнения у него немеют ноги.
В два часа дня он подает Циле условный знак, после чего направляется к дежурному эсэсовцу: "Герр роттенфюрер, в три часа мне приказано отправляться за продуктами".
21 июля 1944 года. Жаркий, душный день. Солнце палит, крыша и чердак зернохранилища накаляются до отказа. Белецки сильно потеет. Чтобы прийти в себя и хотя бы немного успокоиться, он медленно и глубоко дышит. Прислушивается к посторонним звукам и с большой осторожностью извлекает из тайника на свет офицерскую форму. Пальцы не слушаются. Веревка, связывающая мешок, не поддается и он рвет ее зубами. Дрожащие руки никак не могут застегнуть ремни портупеи. Белецки засовывает в кобуру несколько тяжелых болтов. "Все должно выглядеть так, как будто там пистолет".
Теперь остается чуть ослабить ремень и сдвинуть его немного вперед - так делают эсэсвцы, чтобы побыстрее выхватить оружие. На голове "красуется" фуражка с черепом на кокарде.
Он быстро рассовывает по карманам приготовленные запасы - кусок хлеба, две банки консервов, крохотное зеркальце и два обручальных кольца. Их можно будет продать уже на свободе.
Белецки надевает очки от солнца - так его не узнают - и смотрит на себя в зеркало. "Мне стало страшно",- вспоминает он. "Это был не я. Это был настоящий офицер СС."
Платком стирает пот со лба и выходит на улицу.
Он проходит несколько метров . Два хефтлинка подметают улицу, скидывaя мусор в тачку.
Увидев эсэсовца, они поспешно срывают с голов полосатые шапки и вытягиваются по стойке "смирно". Белецки с ужасом осознает, что приветствие адресовано лично ему и, неожиданно для самого себя, успокаивается. "Мне показалось, я впал в транс. Как будто мне вкололи сильное успокоительное".
Его путь лежит к швейной мастерской, где работает Циля. "Начинается",- думает он про себя и снова вытирает платком пот со лба.
"Что вы желаете, герр роттенфюрер?"- интересуется капо. Затем выходит надзирательница СС.
"Хайль!"- щелкает каблуками Белецки. "Мне приказано отвести на допрос заключенную номер 29558!"
Капо убегает за Цилей, а Белецки вновь овладевает страх. Его начинает знобить. Надзирательница видит его смущение и начинает с ним заигрывать. От волнения очки Белецки запотевают, их приходится снять. "А у вас красивые глаза,"- смеется эсэсовка.
Наконец, приводят Цилю и Белецки замечает, что его возлюбленная на грани обморока от страха. "Быстро, быстро, шевелись!"- кричит он Циле, чтобы дать ей хоть немного прийти в себя.
Путь до лагерных ворот становится настоящей пыткой.
Минуты тянутся бесконечно. Какой-то капо, завидев офицера СС с заключенной, начинает бить стеком работающих у барака узников. Захлебывается лаем и рвется с цепи сторожевая овчарка, но хозяин собаки успокаивает ее короткой командой.
Неожиданно навстречу Белецки, поигрывая плеткой, идет капо Герман. Они хорошо знают друг друга по работе в команде "Газонокосильщиков".
Белецки леденеет от ужаса. "Простите, герр роттенфюрер, не подскажете ли, который сейчас час?"- насвистывая веселый мотив, капо идет дальше. Белецки он не узнал.
Ворота все ближе. Уже виден контрольно-пропускной пункт и шлагбаум. Остается метров 50. Белецки не справляется с нервами. Еще 30 метров.
Из будки на КПП выходит эсэсовец, потягивается, застегивает на все пуговицы мундир, прячет руки за спиной и угрожающе раскачивается
с пятки на носок.
Еще несколько метров. Циля останавливается. Белецки лезет в карман за пропуском. От волнения он не может развернуть бумагу, на лбу снова проступает предательский пот.
Белецки выбрасывает руку в нацистском приветствии: " Хайль! 1,1 в Буды и обратно."
Это означает, что он конвоирует узницу по неотложному делу в близлежащее хозяйственное отделение лагеря. Эсэсовец пристально смотрит сначала на Белецки, затем на Цилю. Снова на Белецки. Наконец, ворота открываются, дежурный возвращает пропуск, говорит "Спасибо" и "Хайль!"
"Что будет, если вдруг он сейчас что-нибудь заподозрит?"- с ужасом думает Белецки. Каждую секунду он ждет грозного окрика в спину:"Стоять! Руки вверх!". "Или сразу застрелит? Он видел мою кобуру и думает, что я вооружен".
Однако, ничего не происходит. Белецки осторожно оглядывается. Дежурный эсэсовец спокойно сидит на своем месте. Лагерь заливает солнечный свет.
Белецки и Циля идут, не останавливаясь ни на минуту. Километр , полтора, два. Кругом тишина. Живописная тропинка выводит их на жаркую июльскую лужайку. Над рекой склоняет свои ветви зеленая плакучая ива. Ноги до крови исколоты чертополохом. Внезапно Циля останавливается:"Юрек, смотри! Бабочки!"
Они прячутся от людей, их пугает любой доносящийся до них звук. Уже глубоко в лесу поздно вечером они слышат вой лагерной сирены. Это означает только одно - их отсутствие замечено и за ними отправлена погоня.
Старший лагерный писарь Помплум беснуется в своем бараке. "Белецки, сукин сын! Я лично прострелю ему голову!"
Беглецы скрываются всю ночь в лесу, а к утру переплывают реку Солу.
На следующий день Гестапо Литцманнштадта ( Лодзи ) объявляет о побеге из лагеря "польского политзаключенного под номером 243" и "заключенной еврейки под номером 29558". Номера легко найти - они вытатуированы на левом предплечье. Все, кому что-нибудь известно о возможном местонахождении беглецов, обязаны сообщить об этом в Гестапо. А оно уже поставит в известность руководство лагеря.
Белецки и Циля проводят в лесу 9 дней и 9 ночей. Они отчаянно путают следы. Сначала идут на 5 километров на юг, потом - 2 километра на восток. И три километра на север.
С наступлением утра они прячутся в заросших лесных канавах. Понемногу силы покидают Цилю и иногда она просит Юрека бросить ее в лесу. Он упорно несет ее на спине, через картофельные поля и перелески, прячась вместе с ней в кустах от немецкого патруля.
Настает день, когда Белецки также оставляют силы.
Он решает просить о помощи польских крестьян. Тут же рождается легенда. Он - сбежал с принудительных работ, а Циля - его родная сестра. Вместе они пробираются к своим польским родственникам.
Крестьяне жалеют несчастных и организуют посильную помощь. Беглецам дают приют и еду.
Белецки не знает, как ему отблагодарить своих спасителей. На свой вопрос, что он может для них сделать, получает ответ:"Да что же можно взять с бывших узников концлагеря?"
Поляки, приютившие Белецки с Цилей в своем доме, обо всем догадываются сами. Они находят родного дядю Белецки и отвозят беглецов к нему. Там влюбленные некоторое время живут в полной безопасности. Однако, к ним постоянно приходят люди, родственники которых так или иначе оказались в Аушвице. Их интересует судьба узников лагеря.
Несмотря на быстрое продвижение Советской Армии и набирающее силу польское Сопротивление, такие разговоры становятся все более опасными.
Мать Белецки, узнав, что ее сын на свободе, сразу же приезжает к нему. Набожная католичка не понимает любви своего сына к еврейской девушке и теперь уже она превращает жизнь Цили в настоящий кошмар.
"Она еврейка! Ты понимаешь? Еврейка!! "- кричит мать в полном исступлении.
"Нет, нет, это не так! Я не еврейка!" - в страхе отвечает девушка. Инстинкт самозащиты, приобретенный в Аушвице.
Мать Белецки выбирает дни, когда сына нет рядом с Цилей и доводит ее до полного отчаяния. Она не может смириться с тем, что католик мечтает связать свою жизнь с еврейкой. Однажды утром она приходит к Циле и , воспользовавшись отсутствием Юрека, засовывает ей в карман пакетик со сладостями. "Это тебе на дорогу!"- зловеще шепчет она. "Убирайся отсюда!"
Белецки успевает застать рыдающую Цилю, идущую по направлению к лесу. Он догоняет ее и обнимает за плечи: "Циличка, Циличка... Не уходи! Я тебя больше не оставлю одну!"
Слухи о влюбленной паре , сбежавших из Аушвица, растут как снежный ком. Они становятся небезопасными. Чтобы избежать ненужных разговоров, Белецки приходится расстаться с Цилей.
Он идет в лес и вступает в партизанский отряд.
Девушку увозят на отдаленный хутор. Там она будет помогать пожилой польской паре смотреть за скотиной и домом.
Семья Черник бедна, но великодушна. Они принимают Цилю как свою родную дочь.Девушка называет Пани Черник "тетей" и всем сердцем привязывается к ней. Работа в хлеву и в поле помогает Циле немного отвлечься от своих душевных страданий.
Иногда ее тайком навещает Юрек. Они вместе спят на узком дощатом топчане и мечтают о совместном счастливом будущем. Но Юрек не может долго оставаться на хуторе. Это опасно для них обоих.
Циля боится, что враждебно настроенные поляки могут на нее донести.
Страх достигает апогея, когда на хуторе неожиданно появляется мать Белецки. Девушка прячется от нее в хлеву, за кучей навоза.
Настает день, когда письма от Юрека больше не приходят. Партизанская почта не работает и все попытки Белецки связаться с Цилей заканчиваются ничем.
Так проходит несколько месяцев. 3 января хутор, на котором живет и работает Циля, занимают русские. Война для Цили Цыбульска закончена.
Известий от Белецки до сих пор нет. О том, что ее Юрек находится в местах, где еще идут кровопролитные бои, девушка ничего не знает.
Циля долго не решается сообщить пани Черник о своем желании вернуться в родные места.
"Юрек погиб,"- говорит ей "тетя". "От людей я слышала, что твой парень убит."
С момента освобождения хутора прошло уже 20 дней. А Юрек до сих пор не нашел способа о себе сообщить. Отчаявшись, Циля верит словам пани Черник. Надежда снова увидеть своего любимого умирает в ее сердце.
25 января девушка решает ехать туда, где она родилась. Возможно, еще живы какие-нибудь родственники. По крайней мере, нужно попробовать кого-то найти.
"Я еду в Ломжу",- говорит Циля "тете".
Пани Черник немедленно начинает кричать и плакать. Она буквально рвет на себе волосы и валится в истерике на пол. Ее надежды, что Циля, узнав о смерти Юрека, навсегда захочет остаться на хуторе, лопаются как мыльные пузыри:"Ты была мне как дочь!! Господь послал мне тебя! Ты не можешь просто так взять и уехать!"
На платформе в ожидании поезда Циля встречается взглядом с незнакомым мужчиной. Она быстро отворачивается, но незнакомец уже идет к ней.
"Не бойся меня. Я тоже еврей", - спокойно произносит он.
"Я не еврейка!" - отпирается Циля со слезами на глазах. Мужчина успокаивает ее и, видя отчаяние девушки, предлагает свою помощь. "В Ломже уже никого из твоих родных давно нет. Поедем со мной. К моему брату Давиду."
29 января русские освобождают деревню, недалеко от которой в лесах скрывается партизанский отряд Юрека. Немецких патрулей в округе больше нет и
Белецки, не откладывая, идет на хутор к пани Черник, где, по его расчетам,все еще должна находиться Циля. Однако, его ждет удручающая новость.
Уже 4 дня как Циля там больше не живет.
Белецки не сдается и каждую неделю приезжает на хутор, в надежде получить весточку о пропавшей девушке. Но напрасно. Лишь через несколько месяцев одетая в траур пани Черник показывает ему фотографию молодой женщины, лежащей на больничной кровати. На фотографии - Циля, это не вызывает никаких сомнений. Рядом с ней сидит молодой человек и держит ее за руку. Его имя - Давид Цахарович, он брат того самого незнакомца, которого Циля втречает на вокзале, собираясь ехать к себе на родину. "Она умерла",- лжет пани Черник. "Мне написали ее знакомые. Они же прислали это фото."
На самом деле, фотографию отправляет сама Циля. Будучи живой и в полном здравии.
Но Белецки об этом не знает. Убитый горем, он покидает хутор.
Циля, думая, что Юрек погиб, выходит замуж за Давида Цахаровича. Новоиспеченный муж запрещает ей наводить справки о своем спасителе, по-своему заботясь о ее психике.
Они уезжают в Швецию, а оттуда - В Соединенные Штаты, где открывают свой небольшой ювелирный магазинчик.
Давид Цахарович умирает в 1975 году.
Белецки едет сначала к себе домой, а затем переезжает в городок Новый Тарг. Женится, у него трое детей. Он работает инженером и преподавателем, выходит на пенсию.
За годы, проведенные в Аушвице, немецкое государство выплачивает ему деньги. В размере 1600 марок.
Филип после войны переезжает в Бреслау. Из Аушвица он попадает в другой лагерь и доживает уже там до своего освобождения.
Циля и Юрек еще не раз встречаются в Польше - там, где родились они и где родилась их любовь.
Вместе они едут на хутор к пани Черник."Почему ты сказала мне, что Юрек погиб?"- вопрос Цили вызывает неудержимые рыдания престарелой пани.
Больше они ни о чем не спрашивают. Держась за руки , как и много лет назад, они уходят с хутора...
Статья была опубликована в журнале Шпигель в 1999 году. Автор статьи Тило Тильке, перевод с немецкого.
Циля Цахарович скончалась в Нью Йорке в 2002 году. Ее Юрек - девятью годами позже, в Польше.
"Через пару дней нас здесь уже не будет. Но пока не знаю точно - когда".
Ждать подходящего случая приходится целых восемь дней. Эсэсовец, сопровождающий машину с продуктами , предъявляет свой пропуск. На этот раз он оливкового цвета.
Белецки снова встречается с Цилей и говорит ей, что в пятницу, 21-го июля, в три часа пополудни за ней придет офицер СС, чтобы забрать на допрос. "Но ты не бойся. Этим офицером буду я".
Всю ночь Белецки не смыкает глаз. Утром и днем от волнения у него немеют ноги.
В два часа дня он подает Циле условный знак, после чего направляется к дежурному эсэсовцу: "Герр роттенфюрер, в три часа мне приказано отправляться за продуктами".
21 июля 1944 года. Жаркий, душный день. Солнце палит, крыша и чердак зернохранилища накаляются до отказа. Белецки сильно потеет. Чтобы прийти в себя и хотя бы немного успокоиться, он медленно и глубоко дышит. Прислушивается к посторонним звукам и с большой осторожностью извлекает из тайника на свет офицерскую форму. Пальцы не слушаются. Веревка, связывающая мешок, не поддается и он рвет ее зубами. Дрожащие руки никак не могут застегнуть ремни портупеи. Белецки засовывает в кобуру несколько тяжелых болтов. "Все должно выглядеть так, как будто там пистолет".
Теперь остается чуть ослабить ремень и сдвинуть его немного вперед - так делают эсэсвцы, чтобы побыстрее выхватить оружие. На голове "красуется" фуражка с черепом на кокарде.
Он быстро рассовывает по карманам приготовленные запасы - кусок хлеба, две банки консервов, крохотное зеркальце и два обручальных кольца. Их можно будет продать уже на свободе.
Белецки надевает очки от солнца - так его не узнают - и смотрит на себя в зеркало. "Мне стало страшно",- вспоминает он. "Это был не я. Это был настоящий офицер СС."
Платком стирает пот со лба и выходит на улицу.
Он проходит несколько метров . Два хефтлинка подметают улицу, скидывaя мусор в тачку.
Увидев эсэсовца, они поспешно срывают с голов полосатые шапки и вытягиваются по стойке "смирно". Белецки с ужасом осознает, что приветствие адресовано лично ему и, неожиданно для самого себя, успокаивается. "Мне показалось, я впал в транс. Как будто мне вкололи сильное успокоительное".
Его путь лежит к швейной мастерской, где работает Циля. "Начинается",- думает он про себя и снова вытирает платком пот со лба.
"Что вы желаете, герр роттенфюрер?"- интересуется капо. Затем выходит надзирательница СС.
"Хайль!"- щелкает каблуками Белецки. "Мне приказано отвести на допрос заключенную номер 29558!"
Капо убегает за Цилей, а Белецки вновь овладевает страх. Его начинает знобить. Надзирательница видит его смущение и начинает с ним заигрывать. От волнения очки Белецки запотевают, их приходится снять. "А у вас красивые глаза,"- смеется эсэсовка.
Наконец, приводят Цилю и Белецки замечает, что его возлюбленная на грани обморока от страха. "Быстро, быстро, шевелись!"- кричит он Циле, чтобы дать ей хоть немного прийти в себя.
Путь до лагерных ворот становится настоящей пыткой.
Минуты тянутся бесконечно. Какой-то капо, завидев офицера СС с заключенной, начинает бить стеком работающих у барака узников. Захлебывается лаем и рвется с цепи сторожевая овчарка, но хозяин собаки успокаивает ее короткой командой.
Неожиданно навстречу Белецки, поигрывая плеткой, идет капо Герман. Они хорошо знают друг друга по работе в команде "Газонокосильщиков".
Белецки леденеет от ужаса. "Простите, герр роттенфюрер, не подскажете ли, который сейчас час?"- насвистывая веселый мотив, капо идет дальше. Белецки он не узнал.
Ворота все ближе. Уже виден контрольно-пропускной пункт и шлагбаум. Остается метров 50. Белецки не справляется с нервами. Еще 30 метров.
Из будки на КПП выходит эсэсовец, потягивается, застегивает на все пуговицы мундир, прячет руки за спиной и угрожающе раскачивается
с пятки на носок.
Еще несколько метров. Циля останавливается. Белецки лезет в карман за пропуском. От волнения он не может развернуть бумагу, на лбу снова проступает предательский пот.
Белецки выбрасывает руку в нацистском приветствии: " Хайль! 1,1 в Буды и обратно."
Это означает, что он конвоирует узницу по неотложному делу в близлежащее хозяйственное отделение лагеря. Эсэсовец пристально смотрит сначала на Белецки, затем на Цилю. Снова на Белецки. Наконец, ворота открываются, дежурный возвращает пропуск, говорит "Спасибо" и "Хайль!"
"Что будет, если вдруг он сейчас что-нибудь заподозрит?"- с ужасом думает Белецки. Каждую секунду он ждет грозного окрика в спину:"Стоять! Руки вверх!". "Или сразу застрелит? Он видел мою кобуру и думает, что я вооружен".
Однако, ничего не происходит. Белецки осторожно оглядывается. Дежурный эсэсовец спокойно сидит на своем месте. Лагерь заливает солнечный свет.
Белецки и Циля идут, не останавливаясь ни на минуту. Километр , полтора, два. Кругом тишина. Живописная тропинка выводит их на жаркую июльскую лужайку. Над рекой склоняет свои ветви зеленая плакучая ива. Ноги до крови исколоты чертополохом. Внезапно Циля останавливается:"Юрек, смотри! Бабочки!"
Они прячутся от людей, их пугает любой доносящийся до них звук. Уже глубоко в лесу поздно вечером они слышат вой лагерной сирены. Это означает только одно - их отсутствие замечено и за ними отправлена погоня.
Старший лагерный писарь Помплум беснуется в своем бараке. "Белецки, сукин сын! Я лично прострелю ему голову!"
Беглецы скрываются всю ночь в лесу, а к утру переплывают реку Солу.
На следующий день Гестапо Литцманнштадта ( Лодзи ) объявляет о побеге из лагеря "польского политзаключенного под номером 243" и "заключенной еврейки под номером 29558". Номера легко найти - они вытатуированы на левом предплечье. Все, кому что-нибудь известно о возможном местонахождении беглецов, обязаны сообщить об этом в Гестапо. А оно уже поставит в известность руководство лагеря.
Белецки и Циля проводят в лесу 9 дней и 9 ночей. Они отчаянно путают следы. Сначала идут на 5 километров на юг, потом - 2 километра на восток. И три километра на север.
С наступлением утра они прячутся в заросших лесных канавах. Понемногу силы покидают Цилю и иногда она просит Юрека бросить ее в лесу. Он упорно несет ее на спине, через картофельные поля и перелески, прячась вместе с ней в кустах от немецкого патруля.
Настает день, когда Белецки также оставляют силы.
Он решает просить о помощи польских крестьян. Тут же рождается легенда. Он - сбежал с принудительных работ, а Циля - его родная сестра. Вместе они пробираются к своим польским родственникам.
Крестьяне жалеют несчастных и организуют посильную помощь. Беглецам дают приют и еду.
Белецки не знает, как ему отблагодарить своих спасителей. На свой вопрос, что он может для них сделать, получает ответ:"Да что же можно взять с бывших узников концлагеря?"
Поляки, приютившие Белецки с Цилей в своем доме, обо всем догадываются сами. Они находят родного дядю Белецки и отвозят беглецов к нему. Там влюбленные некоторое время живут в полной безопасности. Однако, к ним постоянно приходят люди, родственники которых так или иначе оказались в Аушвице. Их интересует судьба узников лагеря.
Несмотря на быстрое продвижение Советской Армии и набирающее силу польское Сопротивление, такие разговоры становятся все более опасными.
Мать Белецки, узнав, что ее сын на свободе, сразу же приезжает к нему. Набожная католичка не понимает любви своего сына к еврейской девушке и теперь уже она превращает жизнь Цили в настоящий кошмар.
"Она еврейка! Ты понимаешь? Еврейка!! "- кричит мать в полном исступлении.
"Нет, нет, это не так! Я не еврейка!" - в страхе отвечает девушка. Инстинкт самозащиты, приобретенный в Аушвице.
Мать Белецки выбирает дни, когда сына нет рядом с Цилей и доводит ее до полного отчаяния. Она не может смириться с тем, что католик мечтает связать свою жизнь с еврейкой. Однажды утром она приходит к Циле и , воспользовавшись отсутствием Юрека, засовывает ей в карман пакетик со сладостями. "Это тебе на дорогу!"- зловеще шепчет она. "Убирайся отсюда!"
Белецки успевает застать рыдающую Цилю, идущую по направлению к лесу. Он догоняет ее и обнимает за плечи: "Циличка, Циличка... Не уходи! Я тебя больше не оставлю одну!"
Слухи о влюбленной паре , сбежавших из Аушвица, растут как снежный ком. Они становятся небезопасными. Чтобы избежать ненужных разговоров, Белецки приходится расстаться с Цилей.
Он идет в лес и вступает в партизанский отряд.
Девушку увозят на отдаленный хутор. Там она будет помогать пожилой польской паре смотреть за скотиной и домом.
Семья Черник бедна, но великодушна. Они принимают Цилю как свою родную дочь.Девушка называет Пани Черник "тетей" и всем сердцем привязывается к ней. Работа в хлеву и в поле помогает Циле немного отвлечься от своих душевных страданий.
Иногда ее тайком навещает Юрек. Они вместе спят на узком дощатом топчане и мечтают о совместном счастливом будущем. Но Юрек не может долго оставаться на хуторе. Это опасно для них обоих.
Циля боится, что враждебно настроенные поляки могут на нее донести.
Страх достигает апогея, когда на хуторе неожиданно появляется мать Белецки. Девушка прячется от нее в хлеву, за кучей навоза.
Настает день, когда письма от Юрека больше не приходят. Партизанская почта не работает и все попытки Белецки связаться с Цилей заканчиваются ничем.
Так проходит несколько месяцев. 3 января хутор, на котором живет и работает Циля, занимают русские. Война для Цили Цыбульска закончена.
Известий от Белецки до сих пор нет. О том, что ее Юрек находится в местах, где еще идут кровопролитные бои, девушка ничего не знает.
Циля долго не решается сообщить пани Черник о своем желании вернуться в родные места.
"Юрек погиб,"- говорит ей "тетя". "От людей я слышала, что твой парень убит."
С момента освобождения хутора прошло уже 20 дней. А Юрек до сих пор не нашел способа о себе сообщить. Отчаявшись, Циля верит словам пани Черник. Надежда снова увидеть своего любимого умирает в ее сердце.
25 января девушка решает ехать туда, где она родилась. Возможно, еще живы какие-нибудь родственники. По крайней мере, нужно попробовать кого-то найти.
"Я еду в Ломжу",- говорит Циля "тете".
Пани Черник немедленно начинает кричать и плакать. Она буквально рвет на себе волосы и валится в истерике на пол. Ее надежды, что Циля, узнав о смерти Юрека, навсегда захочет остаться на хуторе, лопаются как мыльные пузыри:"Ты была мне как дочь!! Господь послал мне тебя! Ты не можешь просто так взять и уехать!"
На платформе в ожидании поезда Циля встречается взглядом с незнакомым мужчиной. Она быстро отворачивается, но незнакомец уже идет к ней.
"Не бойся меня. Я тоже еврей", - спокойно произносит он.
"Я не еврейка!" - отпирается Циля со слезами на глазах. Мужчина успокаивает ее и, видя отчаяние девушки, предлагает свою помощь. "В Ломже уже никого из твоих родных давно нет. Поедем со мной. К моему брату Давиду."
29 января русские освобождают деревню, недалеко от которой в лесах скрывается партизанский отряд Юрека. Немецких патрулей в округе больше нет и
Белецки, не откладывая, идет на хутор к пани Черник, где, по его расчетам,все еще должна находиться Циля. Однако, его ждет удручающая новость.
Уже 4 дня как Циля там больше не живет.
Белецки не сдается и каждую неделю приезжает на хутор, в надежде получить весточку о пропавшей девушке. Но напрасно. Лишь через несколько месяцев одетая в траур пани Черник показывает ему фотографию молодой женщины, лежащей на больничной кровати. На фотографии - Циля, это не вызывает никаких сомнений. Рядом с ней сидит молодой человек и держит ее за руку. Его имя - Давид Цахарович, он брат того самого незнакомца, которого Циля втречает на вокзале, собираясь ехать к себе на родину. "Она умерла",- лжет пани Черник. "Мне написали ее знакомые. Они же прислали это фото."
На самом деле, фотографию отправляет сама Циля. Будучи живой и в полном здравии.
Но Белецки об этом не знает. Убитый горем, он покидает хутор.
Циля, думая, что Юрек погиб, выходит замуж за Давида Цахаровича. Новоиспеченный муж запрещает ей наводить справки о своем спасителе, по-своему заботясь о ее психике.
Они уезжают в Швецию, а оттуда - В Соединенные Штаты, где открывают свой небольшой ювелирный магазинчик.
Давид Цахарович умирает в 1975 году.
Белецки едет сначала к себе домой, а затем переезжает в городок Новый Тарг. Женится, у него трое детей. Он работает инженером и преподавателем, выходит на пенсию.
За годы, проведенные в Аушвице, немецкое государство выплачивает ему деньги. В размере 1600 марок.
Филип после войны переезжает в Бреслау. Из Аушвица он попадает в другой лагерь и доживает уже там до своего освобождения.
Циля и Юрек еще не раз встречаются в Польше - там, где родились они и где родилась их любовь.
Вместе они едут на хутор к пани Черник."Почему ты сказала мне, что Юрек погиб?"- вопрос Цили вызывает неудержимые рыдания престарелой пани.
Больше они ни о чем не спрашивают. Держась за руки , как и много лет назад, они уходят с хутора...
Статья была опубликована в журнале Шпигель в 1999 году. Автор статьи Тило Тильке, перевод с немецкого.
Циля Цахарович скончалась в Нью Йорке в 2002 году. Ее Юрек - девятью годами позже, в Польше.