Так получилось, что я прочел одновременно одну подзамочную дискуссию и
маленькую
заметку Иглесиаса о пытках.
Для тех, кто не читает по-английски: Иглесиас обсуждает результаты
опроса фирмой Расмуссен по поводу пыток. Американцев спросили, стоит
ли подвергать waterboarding террориста, который пытался взорвать
самолет на Рождество. 58% опрошенных сказали, что стоит, 30% против
пыток, 12% не уверены. Правые используют эти данные, чтобы сказать:
"Простые американцы за пытки!"; надо сказать, что Расмуссена в
последнее время
обвиняют
в необъективности и подыгрывании правым. Но давайте предположим, что
опрос более или менее правдив. О чем он на самом деле говорит?
Иглесиас замечает, что речь тут совсем не о "тикающей бомбе": сам
факт, что человек спрятал в трусы взрывчатку говорит о том, что
ядерного заряда под Манхеттеном он не подложил и не знает тех, кто мог
бы его подложить. Возможно, у него есть полезная информация, но она
очевидно не касается немедленных катастрофических угроз. А это
означает снижение уровня: разговоры о пытках
с "пытки нужны, чтобы предотвратить десятки тысяч смертей" перешли на
"пытки нужны в ходе рутинного расследования терроризма". Но,
спрашивает Иглесиас, если так, то чем выделен именно терроризм? А как
насчет расследования наркоторговли (от себя добавлю - и педофилии)?
Попытать немного уличного торговца, чтобы не вышел сухим из воды
крупный делец? А дальше?
На мой взгляд, такое снижение уровня вполне закономерно: стоит только
решить, что пытать кого-то можно, как станет можно пытать
всех. О чем разные наивные общечеловеки вроде
в.п.с. давным-давно предупреждали.