Лоэнгрин
Моя германская (?) душа кровоточит и вместе с тем закаляется этой мощью, этой древностью, этими современными людьми, понявшими суть ее суровой нежности. Где-то встретилась с высказыванием, что символ России - лебедь, но все ошиблись и перервали, ведь вот он, не белоснежный, а сумеречный в своём долге, привозящий Лоэнгрина и весь тот груз, что он несёт с собой. Mein lieber Schwann… - и он - немец!
И все росписи замка Нойшванштайн в Баварии, и неведомая, скрытая, а поэтому ещё более мощная Вагнеровская нежность, - все это передано здесь, очаровывающим своим не совсем здоровым и нечесаным видом Кауфманом и его тягучими пиано: «Э-э-эльза!»
Эльза белая, как полагается, в платье цвета льняных простыней и бюргерского уюта, ее прошибает пот и чесотка, она валится в обморок от неожиданности, когда он спрашивает ее, хочет ли она его в мужья (какая правильная реакция!) и уже с пола поет о преданности и об обещании никогда не спрашивать лишнего. Он преследует ее и требует:
Nie sollst du mich befragen,
noch Wissens Sorge tragen,
woher ich kam der Fahrt,
noch wie mein Nam’ und Art!
Одно из самых ярких в своей неяркости объяснение в любви: оба сидят у фортепиано, он на скамье, она немного ниже, «Elsa, ich liebe dich!”, сжимая кольцо в правой, левая ищет и находит ее ладонь, она изображает испуг, немного сумасшествия, радость и готовность служить.
И из-за фортепиано выходят дети: мальчик в гимнастёрке и в короне из перьев ведёт за руку девочку в белом, рост которой выверен строго в соотвествии с
главными, взрослыми участниками действа, а изгиб руки нелеп и похож на что-то между античной вазой и дягилевской нимфой.
Кауфман великолепен в своей непереигранности, в своём мягком героизме и трагичности, известной всем, кто сталкивались с осознанием высокого долга, правящего всем остальным. Он - Лоэнгрин, сын Парсифаля, и другим я не верю.
Click to view