Получать удовольствие
Вчера у меня произошла одна вещь, о которой я написала в личном ЖЖ.
Сперва под замком.
Потом я подумала - и открыла запись.
А сейчас я думаю, что самое верное - написать об этом здесь, потому что это журнал о творчестве и об удовольствии от того, что делаешь.
И та история - тоже об этом.
________________________
Когда мне было пять лет, я захотела играть на пианино. Родители решили прислушаться к моему желанию, и через некоторое время в доме появился "Красный Октябрь". Мама пришла к весьма мудрому решению не отправлять меня сразу в музыкальную школу, а дать позаниматься год частным порядком со своей знакомой и посмотреть, что из этого выйдет.
Целый год я осваивала ноты в пределах первой октавы и воодушевленно играла одним пальцем
"Ва-си-лек, ва-си-лек, мой лю-би-мый цвет-ток".
Как говорится, ничто не предвещало, и через год меня поступили в музыкальную школу.
И вот тут, друзья, начался ад.
Мне не повезло. И я попала к педагогу с, видимо, очень нездоровой психикой.
Она орала.
Не, не так.
Она ОРАЛА.
На нас, детей.
Два раза в неделю, девять месяцев в году.
"Лентяйка, тупица, бездарь, идиотка".
У меня не сохранился ни один из дневников, жаль. Я бы вам показала.
Двойки и тройки устрашающих размеров - сантиметров по 5-6, размашистые, поставленные от души и с ненавистью, сопровожденные весьма эмоциональными подписями-диагнозами.
Хорошо, что выкинула - наверное, здорово бы портили ауру.
Я помню все очень хорошо.
Помню свой страх, свои слезы - на меня кричат, а я ведь не сделала ничего плохого.
Помню адское напряжение - выходя с занятия я спускалась с пятого этажа, доходила до трамвайной остановки и только тогда замечала, что зубы у меня сжаты до скрипа, а скулы сведены.
Я просто сжималась в тугой комок, чтобы вынести все это.
Помню ощущение себя плохой, не справляющейся, не достойной, не подходящей, бракованной.
Помню желаю доказать обратное.
Помню, как еще маленькая (отчетливо помню свои ботиночки, сшитые из разноцветных кусочков кожи) бегу по лестнице вниз после занятия, с мамой. Цветные ботиночки по ступенькам. Навстречу поднимается какой-то преподаватель. Смотрит на меня, спрашивает у мамы: а у кого вы занимаетесь? Мама называет фамилию Т.А. У дяденьки шок: ого, а девочка такая веселая.
Ор Т.А. было слышно с начала коридора, ее кабинет был в конце. И это не шутка.
Еще я помню, как в один из разов, когда Т.А. попала в больницу, замещать ее пришла чудная девочка Карина с большими глазами. Мы с ней учили какой-то этюд. В какой-то момент она меня остановила и попросила нарисовать эту музыку на листке бумаги. Я нарисовала.
Она спросила: на что тебе это кажется похожим?
Я ответила: на кружево.
Вот и играй так. Как кружево.
Пока она замещала Т.А. я радовалась занятиям, я сияла. Было здорово.
Я не хотела возвращения Т.А. с ее вечным ором, унижениями и диагнозами.
Для ребенка взрослый - авторитетная персона. В шесть лет не может прийти в голову, что это со взрослым что-то не в порядке, что это он не прав. Я вроде бы и не была виновата, но отчего же тогда так происходило? Значит все же это я.
С этим знанием я и выросла, и когда в 7 классе муз.школы моя педагог отказалась со мной заниматься, я плакала - я оказалась окончательно плоха. Мне в голову не пришло танцевать от радости, потому что ад для меня кончился.
Кончился, правда на год, потому что через год моя временная новая учительница уволилась, и меня взяли обратно.
Угадаете?
Да, я очень обрадовалась этому.
Я помню генеральную репетицию выпускного экзамена.
Актовый зал, красный рояль на небольшой сцене.
Т.А. сидит в зале и орет "как же я вас ненавижу! я напьюсь от счастья, когда вас выпущу" (нас - это нашу параллель)
Я пытаюсь играть фугу, я ничего не вижу, потому что в глазах стоял слезы, они капают на клавиши, а ледяные дрожащие руки по ним не попадают и играют что попало.
Мне 13 лет.
Мне очень, очень, плохо, страшно и стыдно.
В тот год я закончила музыкальную школу.
Закончила, несмотря на советы мамы бросить все это, раз мне не нравится и вообще все так вот плохо.
Закончила, потому что очень хотела доказать кому-то (может - себе, а вообще сейчас прихожу к выводу, что - педагогу), что я не окончательно безнадежна и плоха, и могу получить этот диплом, подтверждающий для меня мою хреновую, но состоятельность.
Первый год я по инерции пыталась что-то играть - что-то очень просто и без особого удовольствия. Именно что по привычке. Ну и ради оправдания диплома.
Потом перестала.
Через несколько лет, когда в квартире сделали перепланировку, и пианино оказалось невозможно вынести из комнаты, и оно стояло такое черное, мрачное, давящее - я покрасила его зеленой краской. Заколеровала в цвет обоев, чтоб поменьше выделялось.
Еще через несколько лет мне окончательно стало не хватать места, и пианино разобрали на части, раму распилили, а деревянные части сожгли в печке.
Вот вроде бы и все.
Почему же я решила написать это текст?
В квартире, где находится моя мастерская, есть пианино. Растроенный Becker.
Вчера я проходила мимо комнаты, где он стоит, и не удержалась. Увидела раскрытые ноты и решила попробовать - насколько сложно мне буде спустя столько лет прочитать что-то с листа.
Я попробовала.
Я была в эйфорическом шоке до самой ночи.
Это было круто. Это было здорово.
Это было счастье - просто сесть и играть.
Восемь лет душу вынимали гаммами, этюдами Черни, итальянскими терминами.
Говорили: давай технично, давай выразительно.
Говорили: стаккато легче, тут педаль добавь, эмоциональнее, аккуратнее.
А должны были:
получай удовольствие, получай удовольствие...
_________________________________________________
Я хотела тут послесловие написать, обращение к взрослым.
Но ведь все и так понятно, без слов.
Правда?
Сперва под замком.
Потом я подумала - и открыла запись.
А сейчас я думаю, что самое верное - написать об этом здесь, потому что это журнал о творчестве и об удовольствии от того, что делаешь.
И та история - тоже об этом.
________________________
Когда мне было пять лет, я захотела играть на пианино. Родители решили прислушаться к моему желанию, и через некоторое время в доме появился "Красный Октябрь". Мама пришла к весьма мудрому решению не отправлять меня сразу в музыкальную школу, а дать позаниматься год частным порядком со своей знакомой и посмотреть, что из этого выйдет.
Целый год я осваивала ноты в пределах первой октавы и воодушевленно играла одним пальцем
"Ва-си-лек, ва-си-лек, мой лю-би-мый цвет-ток".
Как говорится, ничто не предвещало, и через год меня поступили в музыкальную школу.
И вот тут, друзья, начался ад.
Мне не повезло. И я попала к педагогу с, видимо, очень нездоровой психикой.
Она орала.
Не, не так.
Она ОРАЛА.
На нас, детей.
Два раза в неделю, девять месяцев в году.
"Лентяйка, тупица, бездарь, идиотка".
У меня не сохранился ни один из дневников, жаль. Я бы вам показала.
Двойки и тройки устрашающих размеров - сантиметров по 5-6, размашистые, поставленные от души и с ненавистью, сопровожденные весьма эмоциональными подписями-диагнозами.
Хорошо, что выкинула - наверное, здорово бы портили ауру.
Я помню все очень хорошо.
Помню свой страх, свои слезы - на меня кричат, а я ведь не сделала ничего плохого.
Помню адское напряжение - выходя с занятия я спускалась с пятого этажа, доходила до трамвайной остановки и только тогда замечала, что зубы у меня сжаты до скрипа, а скулы сведены.
Я просто сжималась в тугой комок, чтобы вынести все это.
Помню ощущение себя плохой, не справляющейся, не достойной, не подходящей, бракованной.
Помню желаю доказать обратное.
Помню, как еще маленькая (отчетливо помню свои ботиночки, сшитые из разноцветных кусочков кожи) бегу по лестнице вниз после занятия, с мамой. Цветные ботиночки по ступенькам. Навстречу поднимается какой-то преподаватель. Смотрит на меня, спрашивает у мамы: а у кого вы занимаетесь? Мама называет фамилию Т.А. У дяденьки шок: ого, а девочка такая веселая.
Ор Т.А. было слышно с начала коридора, ее кабинет был в конце. И это не шутка.
Еще я помню, как в один из разов, когда Т.А. попала в больницу, замещать ее пришла чудная девочка Карина с большими глазами. Мы с ней учили какой-то этюд. В какой-то момент она меня остановила и попросила нарисовать эту музыку на листке бумаги. Я нарисовала.
Она спросила: на что тебе это кажется похожим?
Я ответила: на кружево.
Вот и играй так. Как кружево.
Пока она замещала Т.А. я радовалась занятиям, я сияла. Было здорово.
Я не хотела возвращения Т.А. с ее вечным ором, унижениями и диагнозами.
Для ребенка взрослый - авторитетная персона. В шесть лет не может прийти в голову, что это со взрослым что-то не в порядке, что это он не прав. Я вроде бы и не была виновата, но отчего же тогда так происходило? Значит все же это я.
С этим знанием я и выросла, и когда в 7 классе муз.школы моя педагог отказалась со мной заниматься, я плакала - я оказалась окончательно плоха. Мне в голову не пришло танцевать от радости, потому что ад для меня кончился.
Кончился, правда на год, потому что через год моя временная новая учительница уволилась, и меня взяли обратно.
Угадаете?
Да, я очень обрадовалась этому.
Я помню генеральную репетицию выпускного экзамена.
Актовый зал, красный рояль на небольшой сцене.
Т.А. сидит в зале и орет "как же я вас ненавижу! я напьюсь от счастья, когда вас выпущу" (нас - это нашу параллель)
Я пытаюсь играть фугу, я ничего не вижу, потому что в глазах стоял слезы, они капают на клавиши, а ледяные дрожащие руки по ним не попадают и играют что попало.
Мне 13 лет.
Мне очень, очень, плохо, страшно и стыдно.
В тот год я закончила музыкальную школу.
Закончила, несмотря на советы мамы бросить все это, раз мне не нравится и вообще все так вот плохо.
Закончила, потому что очень хотела доказать кому-то (может - себе, а вообще сейчас прихожу к выводу, что - педагогу), что я не окончательно безнадежна и плоха, и могу получить этот диплом, подтверждающий для меня мою хреновую, но состоятельность.
Первый год я по инерции пыталась что-то играть - что-то очень просто и без особого удовольствия. Именно что по привычке. Ну и ради оправдания диплома.
Потом перестала.
Через несколько лет, когда в квартире сделали перепланировку, и пианино оказалось невозможно вынести из комнаты, и оно стояло такое черное, мрачное, давящее - я покрасила его зеленой краской. Заколеровала в цвет обоев, чтоб поменьше выделялось.
Еще через несколько лет мне окончательно стало не хватать места, и пианино разобрали на части, раму распилили, а деревянные части сожгли в печке.
Вот вроде бы и все.
Почему же я решила написать это текст?
В квартире, где находится моя мастерская, есть пианино. Растроенный Becker.
Вчера я проходила мимо комнаты, где он стоит, и не удержалась. Увидела раскрытые ноты и решила попробовать - насколько сложно мне буде спустя столько лет прочитать что-то с листа.
Я попробовала.
Я была в эйфорическом шоке до самой ночи.
Это было круто. Это было здорово.
Это было счастье - просто сесть и играть.
Восемь лет душу вынимали гаммами, этюдами Черни, итальянскими терминами.
Говорили: давай технично, давай выразительно.
Говорили: стаккато легче, тут педаль добавь, эмоциональнее, аккуратнее.
А должны были:
получай удовольствие, получай удовольствие...
_________________________________________________
Я хотела тут послесловие написать, обращение к взрослым.
Но ведь все и так понятно, без слов.
Правда?