Понятия «субъект» и «субстанция»
Рассмотрим, что такое субъект. Для этого обратимся к «Размышлениям о первой философии» Декарта. Точнее, к его ответам на возражения оппонентов, опубликованных в конце текста «Размышлений».
ТРЕТЬИ ВОЗРАЖЕНИЯ С ОТВЕТАМИ АВТОРА.
ВОЗРАЖЕНИЕ II.
Я - мыслящая вещь. Правильно. Ведь из того, что я мыслю, или воспринимаю образы - во сне ли или наяву,- следует вывод, что я есмь нечто мыслящее; ибо предположения Я мыслю и Я есмь нечто мыслящее однозначны. Из того, что я - вещь мыслящая, следует: Я есмь, ибо то, что мыслит, не есть ничто. Но когда автор добавляет: иначе говоря, я - ум, дух, интеллекту разум, у меня возникает сомнение. Подобная аргументация: Я - вещь мыслящая, следовательно, я - мышление, представляется неверной, равно как и умозаключение: Я - нечто умопостигающее, следовательно, я - интеллект. Ведь точно так же можно было бы сказать: Я - нечто шагающее, следовательно, я - шаг. Итак, г-н Декарт отождествляет умопостигающую вещь с умопостижением, представляющим собою акт того, кто мыслит, или, по крайней мере, с самим интеллектом, являющимся его потенцией. Однако все философы отличают субъект от его способностей и актов, или, иначе говоря, от его свойств и сущностей: ведь одно дело - само сущее, а другое - его сущность. Вполне может статься, что мыслящая вещь - это субъект мысли, рассудка или интеллекта, и в силу этого - нечто телесное: противоположное принято автором, но не доказано, а между тем именно это соображение является фундаментом того следствия, к коему хочет подвести нас г-н Декарт.
Там же сказано: Я знаю, что существую, и спрашиваю лишь, что я представляю собой - тот, кого я знаю. Весьма достоверно, что познание этого моего я, взятого в столь строгом смысле, не зависит от вещей, относительно существования которых мне пока ничего не известно.
Весьма достоверно, что познание этого положения - я существую - зависит от познания положения я мыслю, как правильно нам указал сам г-н Декарт. Но откуда у нас знание этого последнего - я мыслю? Оно, как это ясно, основано лишь на том факте, что мы не можем воспринимать ни один акт вне соответствующего субъекта, подобно тому, как нельзя прыгать без прыгающего, знать без познающего, мыслить без мыслящего.
А отсюда, по-видимому, следует, что мыслящая вещь есть нечто телесное; ведь субъекты любого акта, как кажется, могут быть осмыслены лишь в телесном облике, иначе говоря, их можно представить себе лишь в виде материи; сам автор показывает это позднее на примере воска, который после изменения его цвета, твердости, очертаний и после различных других воздействий тем не менее воспринимается как та же самая вещь, или, иначе говоря, как та же материя, подвергшаяся многочисленным преобразованиям. Но ведь нельзя же заключить, будто я начинаю мыслить иным мышлением; ибо, хотя кто-то может думать, что он думал прежде (причем такая мысль будет всего лишь припоминанием), однако совершенно немыслимо думать, что ты думаешь, как и немыслимо знать, что ты знаешь. Ведь в этом случае стоял бы бесконечный вопрос: откуда ты знаешь, что ты знаешь, что знаешь, что знаешь?..
Поскольку познание положения я существую зависит от познания положения я мыслю, а познание этого последнего - от того факта, что мы не можем отделить мышление от мыслящей материи, представляется необходимым вывод, что мыслящая вещь скорее должна считаться не имматериальной, но материальной.
ОТВЕТ
Там, где я сказал: иначе говоря, ум, дух, интеллект, разум и т. д., я разумел под этими именами не просто способности, но вещи, одаренные способностью мышления,- как все обычно разумеют в первых двух случаях и часто - в обоих последних; я объяснял это настолько четко и так часто, что, мне кажется, не остается никакого повода для сомнения.
Не может быть также сравнения между шаганием и мышлением: ведь шагание обычно означает лишь акт, как таковой, между тем как мышление иногда означает акт, иногда способность, а иногда и вещь, коей эта способность присуща. И я вовсе не говорю, будто умопостигающая вещь и умопостижение, а также и сам интеллект - это одно и то же, когда интеллект берется в значении способности: одним и тем же это будет лишь в случае, когда интеллект обозначает самое умопостигающую вещь. Но я охотно признаю, что для обозначения вещи, или субстанции, из которой я стремился устранить все то, что к ней как к таковой не относится, я использовал предельно абстрактные слова, в то время как наш философ употребляет для обозначения этой мыслящей вещи по возможности более конкретные наименования - субъект, материя, тело,- дабы не допустить ее отчуждения от тела.
Я не опасаюсь, что этот метод объединения множества вещей покажется кому-либо более пригодным для отыскания истины, нежели мой, следуя которому я сколько возможно тщательнее различаю между собой отдельные вещи. Но оставим в покое слова и перейдем к существу дела.
Может статься, говорит он, что мыслящая вещь - это нечто телесное: противоположное принято автором, но не доказано. Однако я отнюдь не принимаю противоположное и ни в коей мере не пользуюсь им как основоположением; напротив, я оставил здесь полную неопределенность вплоть до «Шестого размышления», где я это положение доказываю.
Далее, он правильно отмечает, что мы не можем воспринимать ни один акт вне соответствующего субъекта - например, мышление без мыслящей вещи, поскольку то, что мыслит, не может считаться ничем. Однако он без всякого основания, вопреки принятому способу выражения и всякой логике, добавляет: отсюда, по-видимому, следует, что мыслящая вещь есть нечто телесное; ведь субъекты любого акта, как кажется, могут быть осмыслены лишь в телесном облике, иначе говоря, их можно представить себе лишь в виде субстанции (или даже, если угодно, в виде материи - в метафизическом смысле этого слова),- но из этого не следует, что они осмысливаются как тела.
Однако у логиков, да и у всех людей принято говорить о двух видах субстанций - духовных и телесных. На примере воска я хотел только показать, что цвет, твердость и очертания не принадлежат к формальному содержанию воска как такового. Но я не писал здесь о формальном содержании ума, ни, тем более, о формальном содержании тела.
То, что философ утверждает здесь, будто одно мышление не может быть субъектом другого, не имеет отношения к делу. Кто, кроме него, когда-либо додумался до этого? Вот в немногих словах суть вопроса: достоверно известно, что не может быть мышления без мыслящей вещи и вообще никакого акта или акциденции без субстанции, коей они присущи. Но так как мы не познаем субстанцию непосредственно через нее самое, а лишь постольку, поскольку она есть субъект неких актов, весьма разумно и согласно с обычаем называть различными именами те субстанции, кои мы признаем субъектами различных актов или акциденций, дабы позднее мы могли также разобраться, означают ли эти различные имена различные вещи или одну и ту же. Существуют, однако, некоторые акты, кои мы именуем телесными - такие, как величина, очертания, движение и все прочее, что нельзя мыслить без местной протяженности: субстанции, коим присущи эти акты, мы именуем телами; и нельзя себе представить одну субстанцию, которая была бы субъектом очертаний, другую - как субъект местного движения и т.д., ибо все упомянутые состояния объемлет одно общее понятие протяженности. Но существуют и другие акты, кои мы именуем мыслительными (постижение, желание, воображение, ощущение и т.д.), ибо все они охватываются общим понятием мышления, восприятия или сознания. Субстанцию, коей они присущи, мы называем мыслящей вещью, умом или еще каким-либо именем - лишь бы не спутать ее с телесной субстанцией, потому что мыслительные акты не имеют ничего общего с телесными и мышление - общее понятие для всех мыслительных актов - во всех отношениях отлично от протяженности - общего понятия для всех телесных актов. Теперь, после того как мы составили себе два различных понятия относительно указанных двух субстанций, на основе сказанного в «Шестом размышлении» легко понять, одна и та же это субстанция или две между собой различные.
Конец цитаты.
Ну какая же шикарность. Умели же ясно мыслить в раньшее время. И, что характерно, понимали друг друга, говорили на одном философском языке. Ай, красота! Что тут важно? Тут всё важно, но мне интересно разобраться с ключевыми понятиями. Прежде всего с субъектом. А то, наворотили, понимаешь, какие-то безвестные немецкие профессора в XIX веке всякой муры. Навели тень на плетень. Субъект - это, мол, Я, эго, как центр сознания. Это всё чушь. Мы теперь всё это расхлёбываем. Дескать, у нас внутре сидит такой маленький челдобончик, на кнопки нажимает и зырит вовне, как в фильме «Люди в чёрном». Помните в первой части? Лицо у человека открывается, а там в черепной коробке сидит маленький инопланетянин за пультом.
Зацените, что говорит возражатель Декарту: «Но ведь нельзя же заключить, будто я начинаю мыслить иным мышлением; ибо, хотя кто-то может думать, что он думал прежде (причем такая мысль будет всего лишь припоминанием), однако совершенно немыслимо думать, что ты думаешь, как и немыслимо знать, что ты знаешь. Ведь в этом случае стоял бы бесконечный вопрос: откуда ты знаешь, что ты знаешь, что знаешь, что знаешь?»
Это же буквально то же самое, что в современной философии сознания получило название проблемы «картезианского театра» с лёгкой руки Дэниела Деннета. Якобы у Декарта речь идёт о том, что есть некий центр сознания, который осознаёт и воспринимает. Эдакий гомункул. И, разумеется, тогда встают вопросы: а у этого гомункула внутри ещё один гомункул? И так до матрёшечной дурной бесконечности? Наблюдение за наблюдающим за наблюдателем? Ничего подобного у Декарта нет. Мало того, как мы видим, весь этот театр с пред-ставлением им же и был давным-давно обсужден. Все эти модные философы сознания, они вообще читали Декарта?
Картезий говорит совсем о другом. Да и его возражатель тоже. Обратите внимание, почему оппонент Декарта считает, что субъект обязательно должен быть телесным. Да потому что субъект на их общем философском языке есть всего лишь подлежащее в предложении. Субъект - это носитель свойств и производитель актов. И вот это надо пояснять. Хотя это довольно просто и ясно. Я растолкую без деталей, несколько огрублённо, на уровне основной схемы.
Вся эта тема с субъектом и субстанцией восходит к Аристотелю, который решал научную задачу - как можно познать истину. Как перейти от незнания к знанию? Это был вопрос познания. Вот смотрите. В начале любого процесса познания мы видим непонятное шебуршание всяких движняков, каких-то актов, чего-то происходит. И мы такие - ну наверно у этого движа есть какая-то причина. Причина есть, но мы её не видим, просто предполагаем, что она есть. Её-то и надо найти. Причина по-древнегречески - айтион, айтиос (αἴτιος), дословно - «виновник». И виновника этого активного непоймичего, этого события, этого движняка надо сыскать и вывести на чистую воду. На суд. Что такое инстанция суда? Ну это же очевидно. Рассуждающее мышление и судящая речь. Причина - это то, о чём выносится суждение. Мало того, мы ещё это наше суждение выносим на общее об-суждение. Обсуждаем в диалогической речи с другими людьми. Объясняем им чего мы там поняли и отстаиваем своё понимание в споре. Таким образом, познание неразрывно связано с речью. Мы мыслим не только образами, интуицией, но и внутренней речью. И с другими людьми мы делимся познанным тоже с помощью речи. Отсюда интерес Аристотеля к теории языка. Ему надо было понять, как мы понимаем с помощью речи.
Так вот. Субъект - это подлежащее в предложении, в высказывании, претендующем на некий смысл. Фактически, в предложении субъект - это виновник, причина. Вот, например, простое предложение: «Вася пьёт чай». У Люсьена Теньера в его грамматике зависимостей иерархически главным членом предложения выступает сказуемое. Оно и понятно. Ведь сначала мы видим какой-то движ: наливают и пьют. А уже потом мы понимаем, что это пьётся именно чай, а не водка. И пьёт чай некий Вася, не Петя. И актором этого действа является именно Вася, а не чай. «Вася» - это так называемый агенс (agens), дословно - «действующий». А «чай» - это пациенс (patiens), дословно - «терпящий». То есть, в судящей речи агенс - это виновник действия, а пациенс - потерпевший. В языках номинативного строя агенс, как правило, совпадает с подлежащим. А подлежащее на латыни и есть субъект (subjectum). А поскольку речь-то у нас познающая, то субъект всегда «суб-», то есть он «под», спрятался. Сразу не всегда понятно, кто там делатель. Виновник сразу не виден, затаился, гад. Но ничего, от нас не спрячешься.
Итак, ещё раз. Субъект есть носитель свойств и актор - агенс действия именно в предложении, в высказывании. И такое предложение может быть высказано о чём угодно, даже необязательно о живом существе. Например: «Стул стоит на полу». «Стул» - это субъект в предложении.
Так вот. Когда Декарт пытается понять, чего там у него в сознании, то он, как всякий нормальный человек, сначала видит всякие образы, какие-то мысли бегают, ничего не понятно. Но потом понимает, обдумывает и сообщает другим людям в своём напечатанном высказывании: «субъектом всего этого движа в человеческом сознании является субстанция». Субъект - это субстанция. То есть, в результате процесса мышления он увидел причинного виновника мышления - субстанцию. А субстанция (substantia) есть то, что существует само по себе, уже не нуждаясь в других причинах, кроме самой себя. Помните знаменитое у Спинозы - «субстанция есть причина самой себя»? Это вот оно самое и есть.
Легко заметить, что субъект и субстанция почти синонимы. Это и путает. Но разница есть. Субъект появляется в познании и в осмысленной речи. Субъект - понятие родом из гносеологии. А субстанция появляется в онтологии. Субстанция - это свободная Вещь.
Резюмирую. Никакого такого субъекта-Я, как центра сознания, у Декарта нет. У него актором-субъектом является субстанция. И эта субстанция есть ум.
ТРЕТЬИ ВОЗРАЖЕНИЯ С ОТВЕТАМИ АВТОРА.
ВОЗРАЖЕНИЕ II.
Я - мыслящая вещь. Правильно. Ведь из того, что я мыслю, или воспринимаю образы - во сне ли или наяву,- следует вывод, что я есмь нечто мыслящее; ибо предположения Я мыслю и Я есмь нечто мыслящее однозначны. Из того, что я - вещь мыслящая, следует: Я есмь, ибо то, что мыслит, не есть ничто. Но когда автор добавляет: иначе говоря, я - ум, дух, интеллекту разум, у меня возникает сомнение. Подобная аргументация: Я - вещь мыслящая, следовательно, я - мышление, представляется неверной, равно как и умозаключение: Я - нечто умопостигающее, следовательно, я - интеллект. Ведь точно так же можно было бы сказать: Я - нечто шагающее, следовательно, я - шаг. Итак, г-н Декарт отождествляет умопостигающую вещь с умопостижением, представляющим собою акт того, кто мыслит, или, по крайней мере, с самим интеллектом, являющимся его потенцией. Однако все философы отличают субъект от его способностей и актов, или, иначе говоря, от его свойств и сущностей: ведь одно дело - само сущее, а другое - его сущность. Вполне может статься, что мыслящая вещь - это субъект мысли, рассудка или интеллекта, и в силу этого - нечто телесное: противоположное принято автором, но не доказано, а между тем именно это соображение является фундаментом того следствия, к коему хочет подвести нас г-н Декарт.
Там же сказано: Я знаю, что существую, и спрашиваю лишь, что я представляю собой - тот, кого я знаю. Весьма достоверно, что познание этого моего я, взятого в столь строгом смысле, не зависит от вещей, относительно существования которых мне пока ничего не известно.
Весьма достоверно, что познание этого положения - я существую - зависит от познания положения я мыслю, как правильно нам указал сам г-н Декарт. Но откуда у нас знание этого последнего - я мыслю? Оно, как это ясно, основано лишь на том факте, что мы не можем воспринимать ни один акт вне соответствующего субъекта, подобно тому, как нельзя прыгать без прыгающего, знать без познающего, мыслить без мыслящего.
А отсюда, по-видимому, следует, что мыслящая вещь есть нечто телесное; ведь субъекты любого акта, как кажется, могут быть осмыслены лишь в телесном облике, иначе говоря, их можно представить себе лишь в виде материи; сам автор показывает это позднее на примере воска, который после изменения его цвета, твердости, очертаний и после различных других воздействий тем не менее воспринимается как та же самая вещь, или, иначе говоря, как та же материя, подвергшаяся многочисленным преобразованиям. Но ведь нельзя же заключить, будто я начинаю мыслить иным мышлением; ибо, хотя кто-то может думать, что он думал прежде (причем такая мысль будет всего лишь припоминанием), однако совершенно немыслимо думать, что ты думаешь, как и немыслимо знать, что ты знаешь. Ведь в этом случае стоял бы бесконечный вопрос: откуда ты знаешь, что ты знаешь, что знаешь, что знаешь?..
Поскольку познание положения я существую зависит от познания положения я мыслю, а познание этого последнего - от того факта, что мы не можем отделить мышление от мыслящей материи, представляется необходимым вывод, что мыслящая вещь скорее должна считаться не имматериальной, но материальной.
ОТВЕТ
Там, где я сказал: иначе говоря, ум, дух, интеллект, разум и т. д., я разумел под этими именами не просто способности, но вещи, одаренные способностью мышления,- как все обычно разумеют в первых двух случаях и часто - в обоих последних; я объяснял это настолько четко и так часто, что, мне кажется, не остается никакого повода для сомнения.
Не может быть также сравнения между шаганием и мышлением: ведь шагание обычно означает лишь акт, как таковой, между тем как мышление иногда означает акт, иногда способность, а иногда и вещь, коей эта способность присуща. И я вовсе не говорю, будто умопостигающая вещь и умопостижение, а также и сам интеллект - это одно и то же, когда интеллект берется в значении способности: одним и тем же это будет лишь в случае, когда интеллект обозначает самое умопостигающую вещь. Но я охотно признаю, что для обозначения вещи, или субстанции, из которой я стремился устранить все то, что к ней как к таковой не относится, я использовал предельно абстрактные слова, в то время как наш философ употребляет для обозначения этой мыслящей вещи по возможности более конкретные наименования - субъект, материя, тело,- дабы не допустить ее отчуждения от тела.
Я не опасаюсь, что этот метод объединения множества вещей покажется кому-либо более пригодным для отыскания истины, нежели мой, следуя которому я сколько возможно тщательнее различаю между собой отдельные вещи. Но оставим в покое слова и перейдем к существу дела.
Может статься, говорит он, что мыслящая вещь - это нечто телесное: противоположное принято автором, но не доказано. Однако я отнюдь не принимаю противоположное и ни в коей мере не пользуюсь им как основоположением; напротив, я оставил здесь полную неопределенность вплоть до «Шестого размышления», где я это положение доказываю.
Далее, он правильно отмечает, что мы не можем воспринимать ни один акт вне соответствующего субъекта - например, мышление без мыслящей вещи, поскольку то, что мыслит, не может считаться ничем. Однако он без всякого основания, вопреки принятому способу выражения и всякой логике, добавляет: отсюда, по-видимому, следует, что мыслящая вещь есть нечто телесное; ведь субъекты любого акта, как кажется, могут быть осмыслены лишь в телесном облике, иначе говоря, их можно представить себе лишь в виде субстанции (или даже, если угодно, в виде материи - в метафизическом смысле этого слова),- но из этого не следует, что они осмысливаются как тела.
Однако у логиков, да и у всех людей принято говорить о двух видах субстанций - духовных и телесных. На примере воска я хотел только показать, что цвет, твердость и очертания не принадлежат к формальному содержанию воска как такового. Но я не писал здесь о формальном содержании ума, ни, тем более, о формальном содержании тела.
То, что философ утверждает здесь, будто одно мышление не может быть субъектом другого, не имеет отношения к делу. Кто, кроме него, когда-либо додумался до этого? Вот в немногих словах суть вопроса: достоверно известно, что не может быть мышления без мыслящей вещи и вообще никакого акта или акциденции без субстанции, коей они присущи. Но так как мы не познаем субстанцию непосредственно через нее самое, а лишь постольку, поскольку она есть субъект неких актов, весьма разумно и согласно с обычаем называть различными именами те субстанции, кои мы признаем субъектами различных актов или акциденций, дабы позднее мы могли также разобраться, означают ли эти различные имена различные вещи или одну и ту же. Существуют, однако, некоторые акты, кои мы именуем телесными - такие, как величина, очертания, движение и все прочее, что нельзя мыслить без местной протяженности: субстанции, коим присущи эти акты, мы именуем телами; и нельзя себе представить одну субстанцию, которая была бы субъектом очертаний, другую - как субъект местного движения и т.д., ибо все упомянутые состояния объемлет одно общее понятие протяженности. Но существуют и другие акты, кои мы именуем мыслительными (постижение, желание, воображение, ощущение и т.д.), ибо все они охватываются общим понятием мышления, восприятия или сознания. Субстанцию, коей они присущи, мы называем мыслящей вещью, умом или еще каким-либо именем - лишь бы не спутать ее с телесной субстанцией, потому что мыслительные акты не имеют ничего общего с телесными и мышление - общее понятие для всех мыслительных актов - во всех отношениях отлично от протяженности - общего понятия для всех телесных актов. Теперь, после того как мы составили себе два различных понятия относительно указанных двух субстанций, на основе сказанного в «Шестом размышлении» легко понять, одна и та же это субстанция или две между собой различные.
Конец цитаты.
Ну какая же шикарность. Умели же ясно мыслить в раньшее время. И, что характерно, понимали друг друга, говорили на одном философском языке. Ай, красота! Что тут важно? Тут всё важно, но мне интересно разобраться с ключевыми понятиями. Прежде всего с субъектом. А то, наворотили, понимаешь, какие-то безвестные немецкие профессора в XIX веке всякой муры. Навели тень на плетень. Субъект - это, мол, Я, эго, как центр сознания. Это всё чушь. Мы теперь всё это расхлёбываем. Дескать, у нас внутре сидит такой маленький челдобончик, на кнопки нажимает и зырит вовне, как в фильме «Люди в чёрном». Помните в первой части? Лицо у человека открывается, а там в черепной коробке сидит маленький инопланетянин за пультом.
Зацените, что говорит возражатель Декарту: «Но ведь нельзя же заключить, будто я начинаю мыслить иным мышлением; ибо, хотя кто-то может думать, что он думал прежде (причем такая мысль будет всего лишь припоминанием), однако совершенно немыслимо думать, что ты думаешь, как и немыслимо знать, что ты знаешь. Ведь в этом случае стоял бы бесконечный вопрос: откуда ты знаешь, что ты знаешь, что знаешь, что знаешь?»
Это же буквально то же самое, что в современной философии сознания получило название проблемы «картезианского театра» с лёгкой руки Дэниела Деннета. Якобы у Декарта речь идёт о том, что есть некий центр сознания, который осознаёт и воспринимает. Эдакий гомункул. И, разумеется, тогда встают вопросы: а у этого гомункула внутри ещё один гомункул? И так до матрёшечной дурной бесконечности? Наблюдение за наблюдающим за наблюдателем? Ничего подобного у Декарта нет. Мало того, как мы видим, весь этот театр с пред-ставлением им же и был давным-давно обсужден. Все эти модные философы сознания, они вообще читали Декарта?
Картезий говорит совсем о другом. Да и его возражатель тоже. Обратите внимание, почему оппонент Декарта считает, что субъект обязательно должен быть телесным. Да потому что субъект на их общем философском языке есть всего лишь подлежащее в предложении. Субъект - это носитель свойств и производитель актов. И вот это надо пояснять. Хотя это довольно просто и ясно. Я растолкую без деталей, несколько огрублённо, на уровне основной схемы.
Вся эта тема с субъектом и субстанцией восходит к Аристотелю, который решал научную задачу - как можно познать истину. Как перейти от незнания к знанию? Это был вопрос познания. Вот смотрите. В начале любого процесса познания мы видим непонятное шебуршание всяких движняков, каких-то актов, чего-то происходит. И мы такие - ну наверно у этого движа есть какая-то причина. Причина есть, но мы её не видим, просто предполагаем, что она есть. Её-то и надо найти. Причина по-древнегречески - айтион, айтиос (αἴτιος), дословно - «виновник». И виновника этого активного непоймичего, этого события, этого движняка надо сыскать и вывести на чистую воду. На суд. Что такое инстанция суда? Ну это же очевидно. Рассуждающее мышление и судящая речь. Причина - это то, о чём выносится суждение. Мало того, мы ещё это наше суждение выносим на общее об-суждение. Обсуждаем в диалогической речи с другими людьми. Объясняем им чего мы там поняли и отстаиваем своё понимание в споре. Таким образом, познание неразрывно связано с речью. Мы мыслим не только образами, интуицией, но и внутренней речью. И с другими людьми мы делимся познанным тоже с помощью речи. Отсюда интерес Аристотеля к теории языка. Ему надо было понять, как мы понимаем с помощью речи.
Так вот. Субъект - это подлежащее в предложении, в высказывании, претендующем на некий смысл. Фактически, в предложении субъект - это виновник, причина. Вот, например, простое предложение: «Вася пьёт чай». У Люсьена Теньера в его грамматике зависимостей иерархически главным членом предложения выступает сказуемое. Оно и понятно. Ведь сначала мы видим какой-то движ: наливают и пьют. А уже потом мы понимаем, что это пьётся именно чай, а не водка. И пьёт чай некий Вася, не Петя. И актором этого действа является именно Вася, а не чай. «Вася» - это так называемый агенс (agens), дословно - «действующий». А «чай» - это пациенс (patiens), дословно - «терпящий». То есть, в судящей речи агенс - это виновник действия, а пациенс - потерпевший. В языках номинативного строя агенс, как правило, совпадает с подлежащим. А подлежащее на латыни и есть субъект (subjectum). А поскольку речь-то у нас познающая, то субъект всегда «суб-», то есть он «под», спрятался. Сразу не всегда понятно, кто там делатель. Виновник сразу не виден, затаился, гад. Но ничего, от нас не спрячешься.
Итак, ещё раз. Субъект есть носитель свойств и актор - агенс действия именно в предложении, в высказывании. И такое предложение может быть высказано о чём угодно, даже необязательно о живом существе. Например: «Стул стоит на полу». «Стул» - это субъект в предложении.
Так вот. Когда Декарт пытается понять, чего там у него в сознании, то он, как всякий нормальный человек, сначала видит всякие образы, какие-то мысли бегают, ничего не понятно. Но потом понимает, обдумывает и сообщает другим людям в своём напечатанном высказывании: «субъектом всего этого движа в человеческом сознании является субстанция». Субъект - это субстанция. То есть, в результате процесса мышления он увидел причинного виновника мышления - субстанцию. А субстанция (substantia) есть то, что существует само по себе, уже не нуждаясь в других причинах, кроме самой себя. Помните знаменитое у Спинозы - «субстанция есть причина самой себя»? Это вот оно самое и есть.
Легко заметить, что субъект и субстанция почти синонимы. Это и путает. Но разница есть. Субъект появляется в познании и в осмысленной речи. Субъект - понятие родом из гносеологии. А субстанция появляется в онтологии. Субстанция - это свободная Вещь.
Резюмирую. Никакого такого субъекта-Я, как центра сознания, у Декарта нет. У него актором-субъектом является субстанция. И эта субстанция есть ум.