(no subject)
Вязкая дымка легкого сна в полуденный час
Преломляет когда-то давно забытых песен фантомы.
Теперь знаешь наверняка, что создано всё для нас,
А несозданным можно любоваться через скважины и сломы.
Особенно последних в панораме мира стало не счесть,
С тех самых пор, когда прошлое притворилось анимацией.
Её словно небрежным росчерком (сойдет, теперь уж как есть)
Нарисовали хирург без лица и юморист-анестезиолог перед операцией.
Да и сам гиперкуб торопливой жизни вывернулся внутренним вовне.
Теперь нет больше никакого дела, нет никакого своего,
На котором стоял любой кому не лень, и их дело катилось к войне,
Будто веками в своих молитвах просили только сансары, а кроме нее ничего.
Желая смешаться навсегда с блёсткой россыпью огней придорожной гостиницы,
Отпускаешь страх и устало позволяешь печали гнездиться окрест,
Скучно наблюдаешь брошенную на полпути сигарету мимо пепельницы,
Дотлевающую вместе с золотым временем, уходящим из обжитых мест.
Когда неожиданно в свои права вступает самый страстно ожидаемый миг,
И рука берет руку, а лифт уносит ваши слова сквозь крышу в звездный потолок,
Замечаешь, что просто по привычке перечитываешь недописанный дневник
Человека или кого-то другого, однажды ныряющего в радужный поток.
Преломляет когда-то давно забытых песен фантомы.
Теперь знаешь наверняка, что создано всё для нас,
А несозданным можно любоваться через скважины и сломы.
Особенно последних в панораме мира стало не счесть,
С тех самых пор, когда прошлое притворилось анимацией.
Её словно небрежным росчерком (сойдет, теперь уж как есть)
Нарисовали хирург без лица и юморист-анестезиолог перед операцией.
Да и сам гиперкуб торопливой жизни вывернулся внутренним вовне.
Теперь нет больше никакого дела, нет никакого своего,
На котором стоял любой кому не лень, и их дело катилось к войне,
Будто веками в своих молитвах просили только сансары, а кроме нее ничего.
Желая смешаться навсегда с блёсткой россыпью огней придорожной гостиницы,
Отпускаешь страх и устало позволяешь печали гнездиться окрест,
Скучно наблюдаешь брошенную на полпути сигарету мимо пепельницы,
Дотлевающую вместе с золотым временем, уходящим из обжитых мест.
Когда неожиданно в свои права вступает самый страстно ожидаемый миг,
И рука берет руку, а лифт уносит ваши слова сквозь крышу в звездный потолок,
Замечаешь, что просто по привычке перечитываешь недописанный дневник
Человека или кого-то другого, однажды ныряющего в радужный поток.