На верх шла и шла и шла лестница с каменными ступенями.
Три. Рассвет.
Сегодня я проснулась вдали от него. Ночь была холодная и я постоянно натягивала на нос старое шерстяное одеяло. Простыни были желтые, не такие как дома, но отутюженные и свежие. Кровать, стоявшая изголовьем к окну, скрипом откликалась на каждое мое движение. Казалось, что она не вогнутая, а просто-таки выпуклая, покатая. За окном зиждился рассвет.Нас разъединили так неожиданно. И вот всю ночь я просыпалась и смотрела в окно, наполненное до краев, до неприличия серебристой крошкой далеких звезд.
Наконец начало светать. У меня не было с собой ни расчески, ни зубной щетки, ни часов ничего, кроме фотоаппарата и медвежонка. Маленькая узкая комнатка с толстыми стенами из старого камня, постепенно проявляла свои очертания. Я встала с кровати и потихоньку, босиком, держа в руках сандалии, выбралась наружу.
Свежий утренний воздух. Легкий ветерок.
Место будущего представления, загораживает старая, вросшая в скалу крепость.
Крепость сложена из камня, из того же камня, на котором стоит, как-будто она выросла, структурировалась из него по чьему-то сильному хотенью. Стены неприступные, с этой стороны совсем без окон. Я низко наклоняюсь и захожу в маленькую дверцу, почти такую же открывала Алиса. После дверцы темное, почти замкнутое, пространство с высоким потолком. С ниш, расположенных на этом потолке обливали горячей смолой непрошенных гостей, в стародавнии времена крестовых войн. Где-то в этом пространстве есть еще одна дверца, ведущая уже вовнутрь. Ищу дверь на ощупь, по ориентирам недолговечной, изменчивой девичьей памяти - прощупывая руками холодные камни.И вот дверь нашлась, но хитрый механизм замка не поддается. Я уже приготовилась впадать в отчаянье, как замку надоело, он крякнул и пустил меня внутрь.Я оказалась на обширной каменной террасе.По левую руку от меня ворковали, нахохлясь, голуби.
А прямо передо мной, на восхитительных театральных подмостках, стелющихся за горизонт песчаных дюн, восходило солнце. И взор тянуло к розовым лепесткам начинающегося рассвета, взор охватывал и темную длинную лестницу вниз и теневые еще очертания песчаных гор. Солнце всходило медленно, расправив плечи, с наслаждением, давая собой полюбоваться. Муса, эфиопский отшельник и монах тоже любил рассветы. Он встречал каждый рассвет, стоя на этой террасе. Он любил предрассветную тишину и сонное воркование голубей. Но больше всего он любил сам процесс преображения, когда легкими, еле заметными штрихами полутонов света, цвета и тени из ночного небытия снова возрождался новый огненно-жаркий день. Как солнечный диск постепенно терял свою алую насыщенность, переходя сперва в оранжевый, а затем и в ослепительно желтый, насыщаясь, входя в азарт, полностью возвращая свою силу и власть. Ему нравилось, как ненадолго, трагично в своей закономерности, отступала ночь, слизывая за собой россыпи звезд.
Муса любил встречать рассветы. Он не пропустил ни один за 15 тыс. лет.
Солнце еще недостаточно поднялось и окно в виде креста еще не ставило свое огненное клеймо на противоположную стену.
Дальше нужно было спуститься по ступенькам внутри башни и войти на мост, перекинутый через пропасть. Ночью на мосту о чем-то протяжно и жалобно выла собака. Мост объединял старую и новую части монастыря. Новая часть была построена уже в 20 веке, там была и библиотека.
Обошли новое строение, по лазили по окрестным скалам. Снизув монастырь по такой нехитрой системе поднимают овощи и фрукты. Мне ужасно захотелось съехать вниз в этой резиновой корзине, но здравый смысл, как всегда, все испортил. Вспыхнула запись в книге "Самая нелепая смерть": "девушка, желающая получить незабываемый кадр, села в резиновую корзину на краю каньона, улыбнулась, не удержалась и , съехав вниз со скоростью 30 км в час тюкнулась о стену и разбилась."
Кгда мы вернулись в старую часть, там шло приготовление обеда. Ребята чистили баклажаны и помидоры и крупно их нарезали.
Уезжать очень не хотелось, за вечер мы подружились и мне казалось, что все мы братья и одна большая семья в таком привычном большом каменном доме среди пустынных гор и серебряных звезд.
Два. Приезд.
Когда мы поднялись на верх и вдохнули полной грудью атмосферу спокойствия и гостеприимства, царившего здесь, то сердце защемило, заскулило, выражая протест к скорому отъезду, ведь уже подкралась ночь, а до Дамаска путь не близкий.
Оказалось, что мы можем остаться здесь на ночь совершенно бесплатно.
Потом оказалось, что многие из присутствующих людей живут здесь. Был среди них и молодой архитектор из Франции, который приехал на день, а задержался уже на неделю. И сорокалений немец, который живет здесь уже месяц. И пара поляков, немного говорящих по русски. В общей сложности около 15 человек, не считая монахинь и монахов. Монахи и монахини живут здесь вместе, т.е. это не строго женский или строго мужской монастырь, а смешанный, абсолютно не встречающийся в России тип. Они приютят любого путника.Я очень подружилась с Ахмедом - Ахмед истинный Араб.
Спустя час, нас пригласили в церковь на вечернюю молитву. Церковь поразила меня своей тишиной и спокойствием, я бы даже сказала благодатью. Уникальными в этой церкви были фрески 11-13 веков, по ощущением похожи на русскую иконописную традицию, по-крайней мере там я почувствовала себя, как дома. Сама церковь построена в 1058 году. При входе в церковь нужно снимать обувь. Служители надевают белые одежды, псалмы поются. Все как-то просто, по-домашнему.
После службы был ужин с маслинами, лавашом, творогом и салатом из свежих огурцов и помидор, а потом сладкий черный чай и долгие разговоры. Потом нас разъединили строго по половому признаку и мальчики пошли спать в "мужской корпус", а девочки в "женский".
Небо. Сильное. Яркое. Властное. Небо которое закручивает тебя, подобно водовороту, по спирали в никуда в звездную бесконечность. Звезды алмазной крошкой, крошкой свадебного пирога рассыпаны по абсолютной черноте времени. Здесь эквивалентом черного цвета служит расстояние. Расстояние, которое, Мы люди, привыкли измерять в световых годах. Ночь. День. Черное. Время.
В городах мы не видим Небо. В городах мы привыкли вится мотыльками у придорожных фонарей.
Один. Дорога в Мар Мусу или с чего все началось.
В Сейдонайи клонился к вечеру наш третий день в Сирии. акклиматизация шла быстро. Мы уже на убой торговались с таксистами. Таксисты не сдавались и никак не хотели везти нас до Мармусы за желаемые нами деньги. Школьники возвращались из школ. На девочках были темно синии юбочки и темносиние пиджачки и белые бантики. Дети резвились, брызгались,и тут и там мелькали рюкзаки с микки маусами и ал ад-динами.Воскипев возмущением против ханженства таксистом, мы решили добратся до Мармусы самостоятельно. Сначала сели на местную маршрутку до Дамаска. "Мармуса,Мармуса": повторяли мы местным жителям, показывая точку на карте, но они нас не понимали. Потом мы догадались и назвали населенный пункт. Тогда один мужчина, что-то сказал маршрутчику и тот высадил нас на дороге у моста. У моста стояло много народу. Трасса была оживленная. Я посильнее закуталась в платок и затянула потуже веревочки, дабы совсем сделать свое тело непроницаемым для местных любопытных глаз. С ориентировавшись по карте, мы поняли, что дорогу переходить не нужно и ловить машину надо именно здесь. Не прошло и пяти минут, как неподалеку от нас остановилась фура. Водитель был усатый и приветливый. Он был из тех поистине добрых людей, у которых добро становится чем-то вроде вечноносимого, почти осязаемого ореола. Он знал по английски несколько слов. Но это было не важно. Добро- интернационально. С ним было приятно ехать, чувство мира и безопасности не покидало меня. Через какое-то время он высадил нас на заправке при въезде в городок. Я сказала ему "спасибо" по-русски. Он все понял и улыбнулся.
На заправке удивленные присутствием здесь туристов, вокруг нас столпились "доброжелатели". "Доброжелатели" предлагали свои корыстные услуги по перевозу наших персон. Но мы гордо зашагали по дороге. С этой дороги мы первый раз и увидели Сирию. Со всех сторон расстилалась пустыня. Небольшие дома с плоскими крышами напоминали яичницу, поджаривающуюся на раскаленной сковороде. Почти в каждом доме была мастерская. В пыли перед домами во множестве резвились дети. Дошли мы до городка, когда солнце уже совсем было готово нырнуть за горизонт. Здесь уже пришлось взять такси, т.к. пешком по пустыне 20 км.. Да, да, да, у меня есть Здравый Смысл.
Окна в машине я открыла настежь. Дул ветер, в голову надувало песок, жара спадала.
Монастырь стоял на горе. Еще 15 веков назад это место облюбовал эфиопский отшельник и монах Муса. На верх шла и шла и шла лестница с каменными ступенями.
Сегодня я проснулась вдали от него. Ночь была холодная и я постоянно натягивала на нос старое шерстяное одеяло. Простыни были желтые, не такие как дома, но отутюженные и свежие. Кровать, стоявшая изголовьем к окну, скрипом откликалась на каждое мое движение. Казалось, что она не вогнутая, а просто-таки выпуклая, покатая. За окном зиждился рассвет.Нас разъединили так неожиданно. И вот всю ночь я просыпалась и смотрела в окно, наполненное до краев, до неприличия серебристой крошкой далеких звезд.
Наконец начало светать. У меня не было с собой ни расчески, ни зубной щетки, ни часов ничего, кроме фотоаппарата и медвежонка. Маленькая узкая комнатка с толстыми стенами из старого камня, постепенно проявляла свои очертания. Я встала с кровати и потихоньку, босиком, держа в руках сандалии, выбралась наружу.
Свежий утренний воздух. Легкий ветерок.
Место будущего представления, загораживает старая, вросшая в скалу крепость.
Крепость сложена из камня, из того же камня, на котором стоит, как-будто она выросла, структурировалась из него по чьему-то сильному хотенью. Стены неприступные, с этой стороны совсем без окон. Я низко наклоняюсь и захожу в маленькую дверцу, почти такую же открывала Алиса. После дверцы темное, почти замкнутое, пространство с высоким потолком. С ниш, расположенных на этом потолке обливали горячей смолой непрошенных гостей, в стародавнии времена крестовых войн. Где-то в этом пространстве есть еще одна дверца, ведущая уже вовнутрь. Ищу дверь на ощупь, по ориентирам недолговечной, изменчивой девичьей памяти - прощупывая руками холодные камни.И вот дверь нашлась, но хитрый механизм замка не поддается. Я уже приготовилась впадать в отчаянье, как замку надоело, он крякнул и пустил меня внутрь.Я оказалась на обширной каменной террасе.По левую руку от меня ворковали, нахохлясь, голуби.
А прямо передо мной, на восхитительных театральных подмостках, стелющихся за горизонт песчаных дюн, восходило солнце. И взор тянуло к розовым лепесткам начинающегося рассвета, взор охватывал и темную длинную лестницу вниз и теневые еще очертания песчаных гор. Солнце всходило медленно, расправив плечи, с наслаждением, давая собой полюбоваться. Муса, эфиопский отшельник и монах тоже любил рассветы. Он встречал каждый рассвет, стоя на этой террасе. Он любил предрассветную тишину и сонное воркование голубей. Но больше всего он любил сам процесс преображения, когда легкими, еле заметными штрихами полутонов света, цвета и тени из ночного небытия снова возрождался новый огненно-жаркий день. Как солнечный диск постепенно терял свою алую насыщенность, переходя сперва в оранжевый, а затем и в ослепительно желтый, насыщаясь, входя в азарт, полностью возвращая свою силу и власть. Ему нравилось, как ненадолго, трагично в своей закономерности, отступала ночь, слизывая за собой россыпи звезд.
Муса любил встречать рассветы. Он не пропустил ни один за 15 тыс. лет.
Солнце еще недостаточно поднялось и окно в виде креста еще не ставило свое огненное клеймо на противоположную стену.
Дальше нужно было спуститься по ступенькам внутри башни и войти на мост, перекинутый через пропасть. Ночью на мосту о чем-то протяжно и жалобно выла собака. Мост объединял старую и новую части монастыря. Новая часть была построена уже в 20 веке, там была и библиотека.
Обошли новое строение, по лазили по окрестным скалам. Снизув монастырь по такой нехитрой системе поднимают овощи и фрукты. Мне ужасно захотелось съехать вниз в этой резиновой корзине, но здравый смысл, как всегда, все испортил. Вспыхнула запись в книге "Самая нелепая смерть": "девушка, желающая получить незабываемый кадр, села в резиновую корзину на краю каньона, улыбнулась, не удержалась и , съехав вниз со скоростью 30 км в час тюкнулась о стену и разбилась."
Кгда мы вернулись в старую часть, там шло приготовление обеда. Ребята чистили баклажаны и помидоры и крупно их нарезали.
Уезжать очень не хотелось, за вечер мы подружились и мне казалось, что все мы братья и одна большая семья в таком привычном большом каменном доме среди пустынных гор и серебряных звезд.
Два. Приезд.
Когда мы поднялись на верх и вдохнули полной грудью атмосферу спокойствия и гостеприимства, царившего здесь, то сердце защемило, заскулило, выражая протест к скорому отъезду, ведь уже подкралась ночь, а до Дамаска путь не близкий.
Оказалось, что мы можем остаться здесь на ночь совершенно бесплатно.
Потом оказалось, что многие из присутствующих людей живут здесь. Был среди них и молодой архитектор из Франции, который приехал на день, а задержался уже на неделю. И сорокалений немец, который живет здесь уже месяц. И пара поляков, немного говорящих по русски. В общей сложности около 15 человек, не считая монахинь и монахов. Монахи и монахини живут здесь вместе, т.е. это не строго женский или строго мужской монастырь, а смешанный, абсолютно не встречающийся в России тип. Они приютят любого путника.Я очень подружилась с Ахмедом - Ахмед истинный Араб.
Спустя час, нас пригласили в церковь на вечернюю молитву. Церковь поразила меня своей тишиной и спокойствием, я бы даже сказала благодатью. Уникальными в этой церкви были фрески 11-13 веков, по ощущением похожи на русскую иконописную традицию, по-крайней мере там я почувствовала себя, как дома. Сама церковь построена в 1058 году. При входе в церковь нужно снимать обувь. Служители надевают белые одежды, псалмы поются. Все как-то просто, по-домашнему.
После службы был ужин с маслинами, лавашом, творогом и салатом из свежих огурцов и помидор, а потом сладкий черный чай и долгие разговоры. Потом нас разъединили строго по половому признаку и мальчики пошли спать в "мужской корпус", а девочки в "женский".
Небо. Сильное. Яркое. Властное. Небо которое закручивает тебя, подобно водовороту, по спирали в никуда в звездную бесконечность. Звезды алмазной крошкой, крошкой свадебного пирога рассыпаны по абсолютной черноте времени. Здесь эквивалентом черного цвета служит расстояние. Расстояние, которое, Мы люди, привыкли измерять в световых годах. Ночь. День. Черное. Время.
В городах мы не видим Небо. В городах мы привыкли вится мотыльками у придорожных фонарей.
Один. Дорога в Мар Мусу или с чего все началось.
В Сейдонайи клонился к вечеру наш третий день в Сирии. акклиматизация шла быстро. Мы уже на убой торговались с таксистами. Таксисты не сдавались и никак не хотели везти нас до Мармусы за желаемые нами деньги. Школьники возвращались из школ. На девочках были темно синии юбочки и темносиние пиджачки и белые бантики. Дети резвились, брызгались,и тут и там мелькали рюкзаки с микки маусами и ал ад-динами.Воскипев возмущением против ханженства таксистом, мы решили добратся до Мармусы самостоятельно. Сначала сели на местную маршрутку до Дамаска. "Мармуса,Мармуса": повторяли мы местным жителям, показывая точку на карте, но они нас не понимали. Потом мы догадались и назвали населенный пункт. Тогда один мужчина, что-то сказал маршрутчику и тот высадил нас на дороге у моста. У моста стояло много народу. Трасса была оживленная. Я посильнее закуталась в платок и затянула потуже веревочки, дабы совсем сделать свое тело непроницаемым для местных любопытных глаз. С ориентировавшись по карте, мы поняли, что дорогу переходить не нужно и ловить машину надо именно здесь. Не прошло и пяти минут, как неподалеку от нас остановилась фура. Водитель был усатый и приветливый. Он был из тех поистине добрых людей, у которых добро становится чем-то вроде вечноносимого, почти осязаемого ореола. Он знал по английски несколько слов. Но это было не важно. Добро- интернационально. С ним было приятно ехать, чувство мира и безопасности не покидало меня. Через какое-то время он высадил нас на заправке при въезде в городок. Я сказала ему "спасибо" по-русски. Он все понял и улыбнулся.
На заправке удивленные присутствием здесь туристов, вокруг нас столпились "доброжелатели". "Доброжелатели" предлагали свои корыстные услуги по перевозу наших персон. Но мы гордо зашагали по дороге. С этой дороги мы первый раз и увидели Сирию. Со всех сторон расстилалась пустыня. Небольшие дома с плоскими крышами напоминали яичницу, поджаривающуюся на раскаленной сковороде. Почти в каждом доме была мастерская. В пыли перед домами во множестве резвились дети. Дошли мы до городка, когда солнце уже совсем было готово нырнуть за горизонт. Здесь уже пришлось взять такси, т.к. пешком по пустыне 20 км.. Да, да, да, у меня есть Здравый Смысл.
Окна в машине я открыла настежь. Дул ветер, в голову надувало песок, жара спадала.
Монастырь стоял на горе. Еще 15 веков назад это место облюбовал эфиопский отшельник и монах Муса. На верх шла и шла и шла лестница с каменными ступенями.