Письмо И.С.Шмелёва О.А.Бредиус-Субботиной.
18.XI.42 4 дняМилая, нежная моя Олюночка, как успокоительны, как хороши, как ласковы твои письма! Это мне такое укрепление! И знаешь, твои хозяйственные заботы так почему-то и мне близки, -- да потому, что _т_ы_ здесь, вся в них, и в них страстная, пылкая, вся -- _р_у_с_с_к_а_я. ...
...Бог с ним, с нашим великим имперским прошлым... будущего никто не знает... а ныне... ныне приносится страшная жертва кровью... во искупление грехов мира... -- и молюсь -- да дарует Господь истребления большевистской чумы! Я делаю поправку на "лежачего не бьют" -- это, помнишь, о чем? о "гонимом народе". Нет "лежачего"! Этот "лежачий" точит смертоносный яд, там, где может еще... и этот "лежачий", если бы его дело выиграло, до последней капли выпьет и русскую, и немецкую кровь. Да, да, да! Отплатит тысячерицею, не как в книге "Эсфирь", Пурим-то... Отдельных, неповинных можно жалеть... но, когда подумаешь... больше 30 миллионов русских людей истреблено, и к_а_а_а_к_ истреблено..! Боже, Боже правый... даруй просветления сердцу... не могу, ненавижу, проклинаю! Оля, не суди меня, ты -- добрая душа, ты -- вся со мной, и ты болеешь сердцем за родное. Я не жестокий, -- я только -- весь в страдании. Не осуди, родная. Ты сама ненавидишь дьяволов.
Весь режим нарушил. После обеда не лежал, тебе пишу. Я сыт. Ел курицу, кисель с молоком, творожок хороший...
[На полях:] Если бы был здоровым!!!
А.А.Немировский
обратил внимание на то, что из письма ясно: И.С.Шмелёв откуда-то был осведомлен об окончательном решении еврейского вопроса. Исследователь отметил, что "лежачего не бьют" и "гонимый народ" забрели в письмо Шмелёва
из воспоминаний толстовца Ивана Наживина "Душа Толстого", где излагался разговор Льва Толстого с врачом Душаном Маковицким о еврейском вопросе, происходивший в октябре 1910 года.
Заодно скажу, почему письмо посетили курица, кисель с молоком и творожок; да, впрочем, не только письмо, "Лето Господне" можно использовать как кулинарную книгу, пылких описаний вкусной еды немало и в других письмах к О.Бредиус.
Всё просто: Шмелёва мучила язва двенадцатиперстной кишки, и ему приходилось питаться киселями да творожками, а мясца-то жареного хотелось...
Забавно, что И.С.Шмелёв в переписке с О.А.Бредиус-Субботиной, насколько я мог заметить, ни разу не назвал болезнь её полным русским именем: то просто "язва", то по-латыни ulcus duodeni, то макаронически "язва duodeni". Однако особо трогательно получилось у И.С.Шмелёва наименование болезни в письме к графине Александре Львовне Толстой от 10 августа 1948 года. Цитирую:
"По бытовым условиям трудно мне стало жить в Париже, где я основался вот уже 26 лет: я уже не мог доставать молока и чистаго хлеба, необходимых мне при моей болезни: свыше 30 лет я болен язвой дуоденаль, недугом изнуряющим, требующим особенной диэты. ... В начале 1 июля 42 г. ко мне снова приехали два инженера, б. жители Крыма, русские офицеры, товарищи моего сына по Белой Армии, и опять настоятельно просили дать подпись под воззванием, составленном "группой коренных жителей Крыма", а не мною, как злостно писалось и в Париже, и в "Нов. Русск. Слове". Я снова отказался. При этом как раз присутствовал А.Н. Меркулов. В эту пору я страдал приступами обострившейся хронической моей болезни - язвы дуоденаль. При таких приступах я, обычно, теряю силы, утрачиваю способность владеть собой: кто страдал таким недугом, тот это знает".
Язва дуоденаль! Французского с нижегородским!