Хороший завод эпохи развитого социализма - 3
начало
IV
Для меня компьютеризация началась в школе. Забыл, как назывался предмет - вычислительные машины, вычислительная техника, в общем, что-то вычислительное.
Предмет был, а программы, учебника и учителей не было. Нашли нам студента пединститута. Решительно не помню, о чем он рассказывал. Пятерку, впрочем, он мне поставил. А в аттестате у меня появилась запись «Оператор ЭВМ».
Нельзя сказать, что к тому не было совсем никаких оснований: у нас была производственная практика. Месяц ходили на вычислительный центр (ВЦ) университета, учились программировать в кодах. Программы наши состояли из примерно десятка команд и выглядели так:
23 8В64
11 0041
17 9042
Это значило «содержимое ячейки 8В64 занести на сумматор, отнять от содержимого сумматора 65, если результат предыдущей операции больше нуля, передать управление ячейке 9042». На Западе в это время программы писали иначе, примерно так:
if age>65 then goto CalculaтеSeniorDiscount
Это как если бы в 1920-е, когда Генри Форд уже старался сделать автомобиль доступным для среднего американца, в советских автошколах учили бы затягивать супонь.
А в студенческие годы в университете был курс по ЭВМ. В университете был, а у меня не было. Когда преподавательница узнала, что я - выпускник той самой школы и сверх того оператор ЭВМ по специальности, она освободила меня от посещения своих лекций. Я думаю, она боялась, что знает об ЭВМ меньше меня. Не уверен, что она ошибалась.
Вот с таким багажом я появился в машинном зале заводского вычислительного центра. Увидел большую комнату, посередине стол с пишущей машинкой, несколько тарахтелок в разных местах, под стенкой в ряд стоят восемь шкафов, под другой еще восемь. Увидел и спросил: «А где машина?»
Программистов у нас тогда было четверо: две девушки, перешедшие из конструкторского, одна бывшая учительнца физики и я. Мы не знали ни-че-го.
V
В первый день начальник мне сказал:
- Месяц я тебя не буду трогать. Разбирайся.
И я разбирался. В 8:00 пересекал проходную и до пяти читал документацию с перерывами на обед, туалет и перекур. Документации было тридцать папок. В день я осиливал одну. Когда уходил, голова гудела.
Минск-32 был по тем временам очень хорошей машиной. 64 килобайта памяти (не надо смеяться!), тысячи операций в секунду, одновременно можно было выполнять до четырех программ. Полностью советская разработка (правда, пишущие машинки и что-то еще делали в странах СЭВ).
Машина, повторяю, была очень хорошей. И очень дефицитной. Предприятия за нее дрались. Наша предназначалась большому комбинату, чуть ли не двадцать тысяч сотрудников. И у такого гиганта наш малыш ее увел из-под самого носа. Спрóсите, как? Очень просто - с помощью ресторанов и конфет секретаршам.
Привезли, стало быть, ЭВМ, минские наладчики ее собрали и уехали. А она осталась. И никто не знал, что с ней делать.
Заключили договор с проектным институтом, те разработали пакет программ, показали, как его запускать и мы стали печатать формы. Всё, как у взрослых: страницы пронумерованы, на каждой название завода, сегодняшнее число, колонки цифр, оптимистические суммарные показатели. И это была полная туфта, потому что цифры были липовые. Одни раз и навсегда набили прямо в тексте программ (я не шучу!), а другие вводили с перфокарт, оставшихся у разработчиков с прошлого проекта.
Дело было не только в том, что нужно было срочно создать имитацию своей необходиости (почему такая срочность, я скажу позже), но и в том, что службы не хотели поставлять нам данные. Никто не радуется появлению дополнительной формы отчетности, но в данном случае была еще одна, более важная, причина: информацию держали в тайне. Нет, военных секретов у нас не было, тут фишка была в другом.
Допустим, есть на складе пруток алюминиевый 10 миллиметров, ГОСТ номер такой-то. Вещь дефицитная. Как вы думаете, хочет завсклад, чтоб знали, сколько у него этого прутка?
Или приходит на завод план - собрать в следующем месяце столько-то узлов. В плановом отделе полученное задание держат в тайне, немного на всякий пожарный случай и для перевыполнения плана увеличивают и расписывают по цехам.
В цехах полученное задание держат в тайне, тоже немного на всякий случай увеличивают и расписывают по участкам. Мастера участков полученное задание - ну, вы поняли.
Рабочий получает задание, делает больше, чем сдает, излишек прячет. В результате, когда в конце месяца горит план (не исключено, что он уже выполнен, но об этом не знают), рабочие уступают слезным мольбам начальников, остаются после смены и играют в домино. Потом сдают спрятанные детали и в полном соответствии с трудовым законодательством получают по повышенному тарифу за переработку.
А начальник ВЦ Фима Фишман (фамилия изменена) хочет эту идиллию прекратить. Ага, щас.
Забегая вперед, скажу, что Фима этого добился. Не знаю, как ему удалось (помню, как он орал по телефону на начальника какого-то отдела: «Если тебе не давать жрать, тебе ср.ть нечем будет!»), но удалось. Сведения стали поступать ежедневно, причем верные. Программы - не те, которые нам разработал институт, те мы выкинули, а те, которые мы написали сами - печатали правильные формы. И формы эти были нужны. Если от нас их вовремя не приносили (это случалось редко, но случалось), нам звонили, требовали, присылали за ними людей.
Но так стало через несколько лет. А пока что была никому не нужная, дорогая и дефицитная ЭВМ, которую у огромного комбината из далекой Сибири увели, как сказал бы Остап Бендер, прямо из стойла. И комбинат не собирался с этим мириться.
продолжение