Не будет больше музыки ночной
Итак, отойдя от эйфории первых дней наконец пришло осознание, что Призрак оперы для меня закончился. Не будет больше музыки ночной, не будет табуном бегающих мурашек, не будет моего Призрака.
Странно, но, тем не менее, надо признать, а осознание пришло буквально только что, но после всех увиденных мною за мою немаленькую театральную жизнь мюзиклов, этот стал каким-то исключением из правил от начала и до конца. Он стал бОльшим, чем просто очередной спектакль, больше, чем понравившийся , он стал таким point of no return, изменившим мою жизнь.
Долгой и извилистой дорогой я шла к нему. Сначала были просто книги Леру, для меня он был всего лишь автором интересных, но страшноватых, детективов, которые я ребенком читала, покрывалась мурашками, и не могла оторваться. Когда позже я услышала The Phantom of The Opera, не знавшая еще даже такого слова «мюзикл», я наивно предполагала, что это что-то оперное, ну ведь of the opera же был тот фантом. Потом был Нотр-Дам, Маракулин, сведение воедино жанра мюзикла, Гастона Леру и того самого оперного фантома, и наконец фильм с Батлером.
Тогда фильм начался для меня с голоса. К этому моменту я прослушала уже много вариантом заглавной арии, в каких-то только невероятных вариантах она мне не попадалась. Удивить меня было трудно, приятно удивить тем более. Мой придирчивый внутренний критик отказывался воспринимать предложенные варианты как голоса Ангела музыки. Каждый раз я вслушивалась, искала, но… Перед выходом фильм я поехала и купила диск с музыкой оттуда, не могу сказать зачем, но мне принципиально важно было сначала послушать то, что потом я увижу в фильме. И вот оно щелкнуло, завертелось перед глазами и закружило голову и понесло меня куда-то в заоблачные дали. И знаете, да, то, что Батлер совсем не певец, мне никак не мешает.
К концу первого просмотра я поняла, что я плачу, впервые в жизни совершенно неприлично, чуть не в голос рыдаю в кинотеатре на глазах у других людей, хуже всего то, что я не могу успокоиться, меня била какая-то нервная дрожь, я заикалась и дрожащим голосом, размазывая слезы по лицу, пыталась рассказать, что вот тут надо не так, вот там был такой-то ляп. Да, я тогда многое увидела с первого взгляда, но как и отсутствие выдающихся вокальных способностей у Батлера, мне это не мешало. Мешало мне то, что я чувствовала, что в моей жизни происходит какой-то поворотный момент, значение которого я пока понять не могу, но моя жизнь теперь уже совершенно точно не будет прежней.
Фильм был просмотрен еще раз семь за месяц. Потом я поняла, что ожидая диск, я разорюсь, и купила кассету. По счастью, у меня уже были наушники, иначе бедные соседи… Я рыдаю на фильме каждый чертов раз, хотя их было наверняка уже больше ста, но остановить этот процесс невозможно, надо только принять это как данность и вовремя успевать подавать мне носовые платки.
Нашего Призрака оперы я ждала с замиранием сердца, столько лет, некоторые заветные фамилии в касте… Билеты на премьеру были сметены, мы смогли пойти только через пять дней. О, как я ждала этого дня, как я бежала, выпрыгивая из штанишек, на встречу с прекрасным и как велико было мое разочарование, когда кроме вселенской истерики на сцене я не увидела ничего. Душа моя готовилась к катарсису, к вселенскому потому, но отчаянно проскучала все три часа.
- Надо повторить, - говорил разум. - Пятый день после премьеры, технически сложный спектакль, они еще не вжились в роли, они еще не освоились на сцене, они пока еще думают, как бы не запутаться в кулисах, как бы увернуться от сложных декораций, как бы не провалиться в люк. Надо дать им пару месяцев и снова придти.
Через пару месяцев был другой состав, истерики стало меньше, смысла в происходящем не прибавилось ни на грамм. Адски длинные, нудные мизансцены, плавно перетекающие одна в другую, и казалось, что этой пытке не будет конца. Я уходила расстроенная и не понимающая, что происходит. Почему несколько лет назад я умирала от этой музыки и возносилась на небеса, а сейчас мне хочется только одного, чтобы это побыстрее закончилось, и меня отпустили домой.
Третья попытка состоялась еще через два месяца, чуда не случилось, пара человек из дублирующего каста несколько оживили картину происходившего, но в целом не изменилось ничего. Четвертый поход - чисто за компанию, уже не ожидая ничего, с пониманием, что пятый раз будет очень и очень не скоро.
К тому моменту я посмотрела уже обоих основных исполнителей Призрака и практически все составы на других ролях, даже - редкость - видела второго исполнителя роли Рауля. Для полного завершения истории мне требовался последний Призрак, про которого я слышала только хвалебные отзывы, что вызывало некоторое недоверие. Отследить его появление в этой роли без специальных навыков было просто нереально, поэтому, честно, я сдалась и махнула рукой.
Возможно, третий Призрак так и не был бы мною увиден, но в этот момент в судьбу мою вмешалось провидение в виде администрации группы, часто посещаемой мной, которые уведомляли, что завтра утром будет замена на того самого неуловимого третьего. Да, я иногда бываю тормозом, но в этот раз мозг мой не успел вывести еще ни одного умозаключения, а руки уже купили билет на завтрашний спектакль. Он должен был стать финальным в моей истории московского Призрака оперы.
И вот суббота, настроившись скептически, как всегда, когда мне часто и много что-то расхваливают, я пришла ставить точку. К стыду своему признаюсь, что, не ожидая ничего хорошего, я и билет купила такой, что первое появление Призрака было скрыто от меня и первые впечатления опять же были от голоса.
И вот еще даже до появления в зеркале, при первых звуках «Брави, брави, брависсими» то самое неведомое чувство щелкнуло, завертелось перед глазами, закружило голову и понесло меня куда-то в заоблачные дали. Весь мой прежний мир рухнул в эту минуту, и в ту же минуту вокруг меня выстроился новый мир, в котором было место Призраку оперы.
Я плавилась от звуков этого голоса, я забывала дышать, меня как будто распинали этой музыкой, я чувствовала ее каждым своим нервом. Я словно сама переживала эту историю. Такого Эрика, живого и страдающего, я не видела никогда раньше. Каждый его жест, каждый взгляд был выверен, точен и уместен, он не был похож на те заученные, отрепетированные движения своих коллег по сцене, он был настоящим. Он действительно любил Кристин, так как умел, так как ему было доступно, но любил.
Первый акт пролетел как одна минута, я словно очнулась ото сна, пытаясь понять, как можно, как вообще так бывает, чтобы одну и ту же роль играли настолько по-разному. Но как говорится, лучше б я вчера умер, потому что во втором акте с меня просто сорвали кожу, оголив каждый нерв, у меня вынули душу и вывернули ее наизнанку. Если первый раз, тогда с Батлером, я рыдала безостановочно, то сейчас было намного хуже, плакать я не могла вообще. Слезы застревали где-то комом в горле и никак не могли выплеснуться наружу, оголенные нервы стократ усиливали впечатления от каждой пропетой им ноты, воздуха решительно не хватало. Финал, мощный, яркий, эмоциональный, штормом обрушился на меня, погребая меня под обломками моего старого мира. Я не могла не просто говорить, меня не слушались ноги, меня знобило и трясло, меня шатало из стороны в сторону, и я слабо понимала, где я нахожусь.
Первый раз в жизни, возвращаясь из театра домой, я вышла из метро на одну станцию раньше, чтобы хоть как-то привести в порядок чувства и мысли, сразу нырнуть обратно на привычную колею жизни было как-то немыслимо. Дома, в совершенно больном состоянии я легла и проспала несколько часов. Таким было мое знакомство с его Призраком.
Решение не ходить больше на этот мюзикл никогда и ни за что было в одночасье забыто как досадное недоразумение, и в ближайший месяц я не пропускала больше ни одного его спектакля. В том, что он делал на сцене, была какая-то невероятная магия, каждый раз он был разным, невероятным, но все равно страдающим и живым. Он расставлял разные акценты, открывал разные грани призрачного характера, он жил этой ролью, и после каждого его спектакля выходить обратно в мир было больно. Удивительно то, что именно после его спектаклей я снова начала писать. Слова, рифмы, которые теснились в голове, но застревали где-то в горле и не выплескивались наружу, вдруг закипели, забурлили заново внутри, бумага и карандаш снова стали моими постоянными спутниками, меня накрывало в неожиданный момент, любой взгляд, звук мог спровоцировать кипение внутри, и я только успевала записывать.
Невероятно, но то, что он делает на сцене, та энергетика, которую он посылает в зал, способна исцелить, заставить тебя творить, снова дарит забытое ощущение полета…
В голове пока не укладывается, что обо всем этом теперь нужно говорить в прошедшем времени. И хотя у них впереди еще четыре спектакля, для меня Призрак оперы закончился, потому что единственный человек, вносивший для меня смысл во все происходящее на сцене, свой крайний спектакль уже отыграл.
Странно, но тем не менее, надо признать, а осознание пришло буквально только что, но после всех увиденных мною за мою немаленькую театральную жизнь мюзиклов, этот стал каким-то исключением из правил от начала и до конца. Он стал бОльшим, чем просто очередной спектакль, больше, чем понравившийся , он стал таким point of no return, изменившим мою жизнь.
Странно, но, тем не менее, надо признать, а осознание пришло буквально только что, но после всех увиденных мною за мою немаленькую театральную жизнь мюзиклов, этот стал каким-то исключением из правил от начала и до конца. Он стал бОльшим, чем просто очередной спектакль, больше, чем понравившийся , он стал таким point of no return, изменившим мою жизнь.
Долгой и извилистой дорогой я шла к нему. Сначала были просто книги Леру, для меня он был всего лишь автором интересных, но страшноватых, детективов, которые я ребенком читала, покрывалась мурашками, и не могла оторваться. Когда позже я услышала The Phantom of The Opera, не знавшая еще даже такого слова «мюзикл», я наивно предполагала, что это что-то оперное, ну ведь of the opera же был тот фантом. Потом был Нотр-Дам, Маракулин, сведение воедино жанра мюзикла, Гастона Леру и того самого оперного фантома, и наконец фильм с Батлером.
Тогда фильм начался для меня с голоса. К этому моменту я прослушала уже много вариантом заглавной арии, в каких-то только невероятных вариантах она мне не попадалась. Удивить меня было трудно, приятно удивить тем более. Мой придирчивый внутренний критик отказывался воспринимать предложенные варианты как голоса Ангела музыки. Каждый раз я вслушивалась, искала, но… Перед выходом фильм я поехала и купила диск с музыкой оттуда, не могу сказать зачем, но мне принципиально важно было сначала послушать то, что потом я увижу в фильме. И вот оно щелкнуло, завертелось перед глазами и закружило голову и понесло меня куда-то в заоблачные дали. И знаете, да, то, что Батлер совсем не певец, мне никак не мешает.
К концу первого просмотра я поняла, что я плачу, впервые в жизни совершенно неприлично, чуть не в голос рыдаю в кинотеатре на глазах у других людей, хуже всего то, что я не могу успокоиться, меня била какая-то нервная дрожь, я заикалась и дрожащим голосом, размазывая слезы по лицу, пыталась рассказать, что вот тут надо не так, вот там был такой-то ляп. Да, я тогда многое увидела с первого взгляда, но как и отсутствие выдающихся вокальных способностей у Батлера, мне это не мешало. Мешало мне то, что я чувствовала, что в моей жизни происходит какой-то поворотный момент, значение которого я пока понять не могу, но моя жизнь теперь уже совершенно точно не будет прежней.
Фильм был просмотрен еще раз семь за месяц. Потом я поняла, что ожидая диск, я разорюсь, и купила кассету. По счастью, у меня уже были наушники, иначе бедные соседи… Я рыдаю на фильме каждый чертов раз, хотя их было наверняка уже больше ста, но остановить этот процесс невозможно, надо только принять это как данность и вовремя успевать подавать мне носовые платки.
Нашего Призрака оперы я ждала с замиранием сердца, столько лет, некоторые заветные фамилии в касте… Билеты на премьеру были сметены, мы смогли пойти только через пять дней. О, как я ждала этого дня, как я бежала, выпрыгивая из штанишек, на встречу с прекрасным и как велико было мое разочарование, когда кроме вселенской истерики на сцене я не увидела ничего. Душа моя готовилась к катарсису, к вселенскому потому, но отчаянно проскучала все три часа.
- Надо повторить, - говорил разум. - Пятый день после премьеры, технически сложный спектакль, они еще не вжились в роли, они еще не освоились на сцене, они пока еще думают, как бы не запутаться в кулисах, как бы увернуться от сложных декораций, как бы не провалиться в люк. Надо дать им пару месяцев и снова придти.
Через пару месяцев был другой состав, истерики стало меньше, смысла в происходящем не прибавилось ни на грамм. Адски длинные, нудные мизансцены, плавно перетекающие одна в другую, и казалось, что этой пытке не будет конца. Я уходила расстроенная и не понимающая, что происходит. Почему несколько лет назад я умирала от этой музыки и возносилась на небеса, а сейчас мне хочется только одного, чтобы это побыстрее закончилось, и меня отпустили домой.
Третья попытка состоялась еще через два месяца, чуда не случилось, пара человек из дублирующего каста несколько оживили картину происходившего, но в целом не изменилось ничего. Четвертый поход - чисто за компанию, уже не ожидая ничего, с пониманием, что пятый раз будет очень и очень не скоро.
К тому моменту я посмотрела уже обоих основных исполнителей Призрака и практически все составы на других ролях, даже - редкость - видела второго исполнителя роли Рауля. Для полного завершения истории мне требовался последний Призрак, про которого я слышала только хвалебные отзывы, что вызывало некоторое недоверие. Отследить его появление в этой роли без специальных навыков было просто нереально, поэтому, честно, я сдалась и махнула рукой.
Возможно, третий Призрак так и не был бы мною увиден, но в этот момент в судьбу мою вмешалось провидение в виде администрации группы, часто посещаемой мной, которые уведомляли, что завтра утром будет замена на того самого неуловимого третьего. Да, я иногда бываю тормозом, но в этот раз мозг мой не успел вывести еще ни одного умозаключения, а руки уже купили билет на завтрашний спектакль. Он должен был стать финальным в моей истории московского Призрака оперы.
И вот суббота, настроившись скептически, как всегда, когда мне часто и много что-то расхваливают, я пришла ставить точку. К стыду своему признаюсь, что, не ожидая ничего хорошего, я и билет купила такой, что первое появление Призрака было скрыто от меня и первые впечатления опять же были от голоса.
И вот еще даже до появления в зеркале, при первых звуках «Брави, брави, брависсими» то самое неведомое чувство щелкнуло, завертелось перед глазами, закружило голову и понесло меня куда-то в заоблачные дали. Весь мой прежний мир рухнул в эту минуту, и в ту же минуту вокруг меня выстроился новый мир, в котором было место Призраку оперы.
Я плавилась от звуков этого голоса, я забывала дышать, меня как будто распинали этой музыкой, я чувствовала ее каждым своим нервом. Я словно сама переживала эту историю. Такого Эрика, живого и страдающего, я не видела никогда раньше. Каждый его жест, каждый взгляд был выверен, точен и уместен, он не был похож на те заученные, отрепетированные движения своих коллег по сцене, он был настоящим. Он действительно любил Кристин, так как умел, так как ему было доступно, но любил.
Первый акт пролетел как одна минута, я словно очнулась ото сна, пытаясь понять, как можно, как вообще так бывает, чтобы одну и ту же роль играли настолько по-разному. Но как говорится, лучше б я вчера умер, потому что во втором акте с меня просто сорвали кожу, оголив каждый нерв, у меня вынули душу и вывернули ее наизнанку. Если первый раз, тогда с Батлером, я рыдала безостановочно, то сейчас было намного хуже, плакать я не могла вообще. Слезы застревали где-то комом в горле и никак не могли выплеснуться наружу, оголенные нервы стократ усиливали впечатления от каждой пропетой им ноты, воздуха решительно не хватало. Финал, мощный, яркий, эмоциональный, штормом обрушился на меня, погребая меня под обломками моего старого мира. Я не могла не просто говорить, меня не слушались ноги, меня знобило и трясло, меня шатало из стороны в сторону, и я слабо понимала, где я нахожусь.
Первый раз в жизни, возвращаясь из театра домой, я вышла из метро на одну станцию раньше, чтобы хоть как-то привести в порядок чувства и мысли, сразу нырнуть обратно на привычную колею жизни было как-то немыслимо. Дома, в совершенно больном состоянии я легла и проспала несколько часов. Таким было мое знакомство с его Призраком.
Решение не ходить больше на этот мюзикл никогда и ни за что было в одночасье забыто как досадное недоразумение, и в ближайший месяц я не пропускала больше ни одного его спектакля. В том, что он делал на сцене, была какая-то невероятная магия, каждый раз он был разным, невероятным, но все равно страдающим и живым. Он расставлял разные акценты, открывал разные грани призрачного характера, он жил этой ролью, и после каждого его спектакля выходить обратно в мир было больно. Удивительно то, что именно после его спектаклей я снова начала писать. Слова, рифмы, которые теснились в голове, но застревали где-то в горле и не выплескивались наружу, вдруг закипели, забурлили заново внутри, бумага и карандаш снова стали моими постоянными спутниками, меня накрывало в неожиданный момент, любой взгляд, звук мог спровоцировать кипение внутри, и я только успевала записывать.
Невероятно, но то, что он делает на сцене, та энергетика, которую он посылает в зал, способна исцелить, заставить тебя творить, снова дарит забытое ощущение полета…
В голове пока не укладывается, что обо всем этом теперь нужно говорить в прошедшем времени. И хотя у них впереди еще четыре спектакля, для меня Призрак оперы закончился, потому что единственный человек, вносивший для меня смысл во все происходящее на сцене, свой крайний спектакль уже отыграл.
Странно, но тем не менее, надо признать, а осознание пришло буквально только что, но после всех увиденных мною за мою немаленькую театральную жизнь мюзиклов, этот стал каким-то исключением из правил от начала и до конца. Он стал бОльшим, чем просто очередной спектакль, больше, чем понравившийся , он стал таким point of no return, изменившим мою жизнь.